И Лабарту потянулся к ней мысленно, незримым путем. Его кровь была в ней, и он коснулся ее.
Кэри, позвал он.
Он не пытался услышать ответ.
Кэри, повторил он. Приди ко мне. Найди меня, Кэри. Будь осторожна, не выдавай себя. Найди меня, Кэри.
На большее не хватило сил. Темнота обволокла его, и погребла под собой.
После этого были лишь вспышки боли.
Больше ничего.
Солнце обожгло, и он услышал, как бьется сердце. Солнце пылало где-то глубоко, в глубине мира, и огонь его был нестерпимым. От него запылали реки, и их воды стали неистовыми, ни одна плотина не смогла бы их удержать.
Потом Лабарту ощутил вкус. Это был вкус жизни, настоящий, сияющий и горячий.
Вкус крови.
Он открыл глаза, и перед ним стояла она. Он увидел свою мать, и свою первую жертву, и свою первую женщину, и танцовщицу из храма Нанше, и жрицу в золотых украшениях, и чужую девушку из Урука… Она была всеми женщинами, живыми, мертвыми и еще не рожденными.
Ее звали Кэри, и в руках она держала деревянную чашу с кровью.
— Пей, мой хозяин, — сказала она и вновь поднесла чашу к его губам. — Пей.
Кровь была свежая, живая и теплая. Лабарту жадно глотал ее, едва не захлебываясь, и мир наполнялся ощущениями, запахами и звуками.
Кэри отступила на полшага. Лабарту чувствовал, что разрывается на части. Он жаждал крови, но, казалось, еще один глоток — и он сгорит, словно щепка в костре. Его лихорадило, он был пьян от возвращающейся жизни. Камни заслоняли восток, но он чувствовал солнечный жар. Под ногами дышала влажная земля, и звуки казались немыслимо четкими — шелест травы, голоса птиц и шум далекой воды.
— Чья… это кровь? — спросил Лабарту, и едва узнал свой голос.
— Я принесу тебе еще! — пообещала Кэри. Он видел свое отражение в ее глазах. Девушка была совсем рядом, но Лабарту не чувствовал в ней страха, лишь звон, как у струны, как у натянутой тетивы лука. — Они не знают, что ты мой хозяин, они приняли меня к себе, и…
— Освободи меня! — Лабарту рванулся в путах, и Кэри прильнула к нему, словно пытаясь успокоить.
— Их не режет каменный нож. — Кэри касалась его рук, спутанных веревкой, запястий, на которых вновь затянулись раны. Ее прикосновения были как бегущая вода. — И не развязать их, я пыталась.
— Должен быть способ, — сказал Лабарту. — Не может быть…
— Да, — кивнула Кэри. Ее рука скользнула в его ладонь, и их пальцы переплелись. — Я найду его.
— Будь осторожна. — Он говорил чуть слышно, язык почти не слушался. — Пусть думают, что ты с ними. Когда они придут сюда в полночь…
— Я не буду, — ответила Кэри. — Я притворюсь, но не буду пить твою кровь.
— Ты должна, — возразил Лабарту. — Я разрешаю тебе, не накажу тебя.
— Я… — Кэри склонила голову и отступила. — Я приду с ними в полночь. А потом приду утром и принесу тебе кровь.
Она еще раз взглянула ему в глаза и метнулась прочь из храма.
Я принесу тебе кровь. Чужой огонь горел в теле, сжигая мысли о смерти и ночной темноте. Даже не спрашивая, Лабарту знал, что Кэри наполнила деревянную чашу кровью еще живого человека, но теперь он мертв. Кого она убила?
Лабарту вздохнул и закрыл глаза. Завтра утром… когда она придет…
Утром поднялся сильный ветер, и Лабарту даже в крови чудились соленые брызги, вкус здешнего холодного моря. Он выпил все до последней капли и, когда Кэри опустила чашу, спросил:
— Чья это кровь?
— Человека из деревни. — Она махнула рукой и улыбнулась. — Я сказала, что я слабая и мне нужно много крови, и Гэр разрешил.
Ты говоришь мне не всю правду, Кэри.
Но он не успел сказать ни слова, — девушка опередила его.
— Я узнала, чем разрезать веревки, — прошептала она и оглянулась, словно боялась погони. Но на холме с ними был лишь ветер, завывающий среди камней. — Лунный клинок. Я украду его сегодня. Подожди немного.
И она убежала, оставив Лабарту. Сердце колотилось в груди в такт рваным мыслям. Он ждал, глотая соленый ветер, и смотрел на золу от костра.
В полдень они не пришли.
Лабарту чувствовал их присутствие где-то внизу, у подножия холма, а, может, и дальше, вниз по течению реки. И оттуда же доносились крики и запах гари и крови.
Такое уже было. Он мотнул головой, пытаясь отогнать эту мысль. Уже было в Уруке. Люди собрались, люди решили…
Кэри вбежала в храм, не оглядываясь, не таясь. Выбившаяся из косы прядь падала ей на лицо, на щеке были следы золы, а на плече — запекшаяся кровь.
— Я нашла! — крикнула она, подбегая. В руке она сжимала трехгранный серебряный нож, держала так крепко, что побелели костяшки пальцев. — Это лунный клинок!
Она полоснула ножом несколько раз, и Лабарту стряхнул с себя веревки. Боль обожгла левую руку, — вместе с веревкой нож рассек и кожу, — но это было неважно. Лабарту был свободен. В первый миг ему показалось, что ноги не удержат его, и он рухнет на землю, но кровь и надежда дали силу. Он был свободен и мог бежать прочь.
— Где они? — спросил Лабарту, схватив Кэри за плечи.
— Внизу. — Кэри махнула рукой. Она все еще сжимала клинок. — Но можно уйти вдоль реки. Они сражаются и не заметят.
— Почему? — Как тогда…
— Люди из деревень… объединились… — Кэри говорила, не отводя глаз. — Они напали на Гэра. Пока они там, уходи!
— Идем! — Лабарту схватил ее за руку, но сейчас Кэри была сильнее, и она вырвалась.
— Я приду позже! — В ее голосе была мольба, она прижимала к груди нож, ветер трепал ее волосы. — Нельзя, чтоб они догадались! Я приду позже!
Он не успел возразить.
— Хозяин, — сказала Кэри и поцеловала его, одним движением, быстро. Ее губы были сухими, словно трава на ветру, а в глазах стояли слезы. — Беги.
Она подтолкнула его в сторону тропинки.
Сперва он думал, что не сможет сделать и шага, но, должно быть, морской ветер помог ему, а, может быть, ее слезы, — и он бежал, бежал не останавливаясь до самого леса.
Лабарту лежал на земле, прижимаясь щекой к влажной хвое, и ждал. Где-то вдалеке прогремел гром, но гроза шла стороной, и ветер утих. Порез на руке еще не затянулся, и Лабарту машинально слизнул кровь. У нее был вкус бессилия и страха.
Но я… свободен?
Он ждал восторга и прилива сил, но они не пришли. Голод скреб изнутри, и лесной воздух казался тяжелым и вязким.
Он не должен был спать. Он хотел дождаться Кэри, а потом бежать вместе с ней из этой земли, прочь от моря и стоячих камней… Но он заснул, и сон был полон темнотой и далекими раскатами грома.
Пронзительный звон полоснул его, выбросив из сна, и сердце пронзила боль. Всего на один бесконечный миг — вспыхнула и погасла. Словно в груди лопнула сияющая струна, и что-то оборвалось — раз и навсегда.
Лабарту сел, глядя перед собой.
Солнце шло к закату, лес застыл в серой мгле. Птицы перекликались над головой, и больше кругом не было ни души.
Кэри умерла.
Он знал это. Он не мог не знать — в сердце, где раньше всегда был отголосок Кэри, осталась лишь пустота. Дышать было трудно, словно воздух стал пеплом, и исчезали, тонули в сером тумане. Солнечный луч, тепло сиявшее на краю сознание, исчезло навсегда.
Что ты сделала, Кэри?
Лабарту поднялся, опираясь о дерево, и пошел обратно, вдоль реки, в сторону моря. Он шел и с каждым шагом чувствовал все яснее, что не одну лишь Кэри настигла смерть. Пятеро жрецов были мертвы. Богам нет дела до пьющих кровь, и солнце не спасло их.
Я рассказывал ей про Урук. Она спрашивала, почему я бежал оттуда…
Люди терпят, если не заходишь слишком далеко, — вот что он сказал ей тогда. — Даже самое жалкое селение не потерпит святотатства. Кэри слышала эти слова и запомнила их. А потом хозяин позвал, и она пришла. Она спасла его и сделала так, чтобы умерли его враги.
А теперь от нее осталась лишь пустота.
На закате Лабарту вышел к храму. У подножия холма догорал погребальный костер, ветер уносил клубы дыма, обдавая запахом гари и крови. Людей не было. Они победили, оружием или колдовством, и ушли хоронить своих мертвецов.
Лабарту опустился на колени и погрузил руки в теплую золу. Скоро дожди и ветер сотрут следы костра, а потом наступит зима и выпадет снег…
— Я хочу вернуться, — прошептал Лабарту и склонил голову, чтобы не видеть заход солнца. — Я хочу вернуться домой…
Часть третья Проклятие Аккаде
Глава первая Пророчество
Шатер не спасал от полуденного зноя, и горячий воздух, казалось, можно было зачерпнуть ладонью. В такое время спать бы, подставив лицо солнечным лучам, во сне пить их свет… Но здесь, в тени шатра, сон не шел.
— О чем грустит мой хозяин? — спросила та, что сидела рядом. — Он не рад видеть Ашакку? Почему же пришел?
Лабарту покачал головой.
Ветер на миг взметнул дверную занавесь, и солнце заблестело на узорчатых подушках.
— Зачем говоришь так? Я рад тебя видеть, — отозвался Лабарту и сжал ее ладонь.
Пухлая, почти детская рука, на коже хной нарисован красивый узор, медный браслет плотно охватил запястье… Как можно не обрадоваться встрече с Ашакку? Вот она, черноволосая, с длинной косой, спокойная, но со смешинкой в глазах… Ничем не похожая на Кэри.
И давно уже сама себе хозяйка. Сколько времени прошло с тех пор, как Лабарту обратил ее? Он сбился со счета. Но, должно быть, уже скоро минует тысяча лет.
Но, хотя Лабарту давно перестал быть ее хозяином, они не теряли друг друга из виду. То встречались несколько раз в год, то — раз в несколько лет. У каждого свои стада, свои племена и кочевья. И дорога то сведет, то разлучит. Но спокойно от того, что знаешь, — Ашакку где-то здесь, в степи.
— Ты стала очень сильной, Ашакку, — сказал Лабарту, не выпуская ее руки.
— Это так, — засмеялась она в ответ. — Скоро стану такой же сильной, как хозяин!
Видно, по лицу его, как и по сердцу, прошла тень, потому что девушка вдруг обняла его, прижалась щекой к плечу и прошептала: