Императрица и ее советники стремились как можно скорее убрать неугодные или подозрительные фигуры. Больной M. A Матюшкин не смог немедленно отбыть на губернаторство в Киев, и генерала тут же послали на медицинское освидетельствование, подтвердившее, что «надежда к конечному его исцелению весьма мала». Некоторые назначения были торопливыми и непродуманными. Артемия Волынского отправили было в Иран, но назначение отменили. Генерал Чернышев оказался неспособным губернатором, получал от Анны выговоры и в 1733 году возвратился в Сенат; Афанасий Арсеньев был уже «весьма дряхл» для командировки в Сибирь; назначенный в Москву израненный ветеран фон Дельден не только служить, но даже самостоятельно передвигаться уже не мог. Другие перемещения намеренно имели целью последующую опалу; некоторых лиц перебрасывали из губернии в губернию (как П. И. Мусина-Пушкина) или к другим местам службы (как И. И. Бибикова и А. И. Тараканова), пока не сочли возможным предоставить им более почетные должности в столице.
Перемещения коснулись не только генералитета. В сентябре 1730 года последовали массовые назначения на воеводские посты, куда из столицы отправлялись многие участники недавних событий. Эти назначения также проходили спешно; некоторые из намеченных в списках кандидатур вдруг «снимались» и в последний момент заменялись другими «по нынешней разметке». Воеводами в провинции стали В. Губарев, В. Лихарев, С. Хлопов, А. Плещеев, С. Телепнев, В. Вяземский, А. Киселев, И. Мещерский и другие участники «проекта 364».
Период кадровой перетряски завершился в 1732 году. Последующие назначения уже не носили такого массового характера. Для некоторых лиц они стали «испытательным сроком», как для опального А. И. Румянцева или прощенного бывшего генерал-фискала А. А. Мякинина, для других — даже ступенькой вверх по карьерной лестнице, как для будущего елизаветинского фельдмаршала А. Б. Бутурлина. Последним всплеском опал начала 30-х годов стало «дело» смоленского губернатора А. А. Черкасского. Он обвинялся в том, что якобы посылал письма в Голштинию, к внуку Петра I, которого он считал законным наследником. Навет был, как выяснилось впоследствии, ложным, но перепуганный Черкасский под пыткой признал свою вину и был сослан на берег Охотского моря.
После событий 1730 года количество перестановок в государственном аппарате резко увеличилось. По нашим подсчетам, аннинское царствование оказалось самым неспокойным для правящей элиты; массовые замены должностных лиц имели место и в 1736-м и особенно в 1740 годах. За 10 лет состоялись 68 назначений на руководящие посты в центральном аппарате (в среднем 6,8 в год) и 62 назначения губернаторов (6,2 в год). При этом 29 % руководителей учреждений и 16 % губернаторов за эти десять лет были репрессированы или уволены и оказались «не у дел».
«Перестройка» системы управления не обошла стороной и такое специфическое учреждение, как гвардия. Как уже говорилось, офицеры гвардейских полков получили награды — но само участие поручиков и капитанов в решении вопроса о «самодержавстве» не могло не беспокоить императрицу. Ликвидировать же полки было немыслимо, и действовать пришлось осторожно.
Послужной список офицеров и солдат Преображенского полка 1733 года показывает, что при Анне гвардейцы по сравнению с петровскими временами стали более зажиточными: беспоместных обер-офицеров в полку уже не было, и даже у многих рядовых-дворян имелось по 20–30 душ. Новая власть стремилась поддержать этот порядок: указы императрицы требовали зачислять в полки только солдат и офицеров, которые «достаток имели, чем себя будучи в гвардии содержать», и обязывали их иметь хороших лошадей, на которых караульные офицеры должны были отправляться во дворец.
Верного Салтыкова Анна сделала подполковником Преображенского полка, а А. И. Ушаков наряду с Тайной канцелярией бессменно возглавлял Семеновский полк. Майорами Преображенского полка стали придворный князь Никита Трубецкой, Людвиг Гессен-Гомбургский и запомнившийся Анне в день 25 февраля Иван Альбрехт; в Семеновском полку — также отличившиеся в феврале 1730 года Степан Апраксин и Михаил Хрущов. В течение двух лет из полков были «выключены» все младшие Долгоруковы, а в солдаты стали переводить наиболее исправных нижних чинов из армейских полков.
Кавалергардская рота сначала получила от императрицы месячное жалованье «не в зачет», но уже в следующем году была расформирована; часть кавалергардов была зачислена в новые гвардейские полки; большинство же получили назначение в полевую армию, и им приказано было немедленно отправляться к месту службы, «дабы они в Москве праздно не шатались».
Доклады и приказы по полкам 30-х годов свидетельствуют, что новая «полковница» старалась держать гвардию под строгим контролем. Императрица устраивала «трактования» гвардейских офицеров во дворце с непременной раздачей вина по ротам; регулярно посещала полковые праздники — но одновременно установила еженедельные (по средам) доклады командиров полков и лично контролировала перемещения и назначения в полках. Даже прием новых солдат по итогам дворянских смотров министры Кабинета несли на ее утверждение; так, Анна лично определила в солдаты гвардии шестилетнего будущего полководца Петра Румянцева.
Всем гвардейцам Анна категорически воспретила игру в карты «в большие деньги». Полковое начальство с 1736 года не могло отправлять подчиненных в отпуска и «посылки» без разрешения императрицы. Она же своими резолюциями определяла меру наказания для провинившихся. Загулявший в первый раз сержант Иван Рагозин в качестве штрафа «стоял под 12 фузеями», пропивший штаны гвардеец из придворных лакеев князь Иван Чурмантеев отправился в Охотск, а попавшиеся на воровстве вторично солдаты Федор Дирин, Семен Шанин и Семен Чарыков были повешены. Приговорила Анна к смерти и взяточника поручика Матвея Дубровина, хотя и разрешила его «от бесчестной смерти уволить, а вместо того расстрелять».[154]
Колебания высших гвардейских чинов заставили Анну и ее окружение принять более решительные меры. 30 августа 1730 года, в день орденского праздника Александра Невского и заключения Ништадтского мира, императрица объявила о создании нового гвардейского пехотного Измайловского полка во главе с обер-шталмейстером Карлом Густавом Левенвольде. Рядовых набирали из украинской «ландмилиции» и полевых полков, а офицеров — из наиболее надежных кавалергардов и армии; таким путем в новую часть попали молодой Василий Нащокин и отец известного писателя XVIII века армейский поручик Тимофей Болотов.[155] В феврале 1731 года полк уже получил знамена и приступил к несению караульной службы во дворце.
В конце 1730 года началось формирование еще одного подразделения — полка Конной гвардии. Формально шефом полка считался Ягужинский, но с его отъездом подполковником стал князь Алексей Иванович Шаховской. Конногвардейцев также тщательно отбирали из других полевых полков. В 1732 году императрица повелела Шаховскому определить в конную гвардию 50 украинских однодворцев и дополнить комплект набором «лифляндцев из шляхетства и мещанства».
При формировании новых полков заметно стремление императрицы «укрепить» новые части надежными офицерами, не связанными с аристократическими фамилиями: шотландец Джеймс Кейт стал подполковником, а немец Иосиф Гампф — майором Измайловского полка. В Конной гвардии состояли «младший подполковник» Бурхард фон Траутфеттер, майор Рейнгольд фон Фрейман, ротмистры Стакельберг, Икскуль, Паткуль, Остгоф и другие выходцы из «лифляндского шляхетства». Однако выдвигались не только «немцы», но и родственники находившихся у власти лиц — в Преображенском полку и в Конной гвардии служили младшее поколение рода Салтыковых и целая группа Шаховских: будущий вельможа и мемуарист Яков Петрович и несколько его родственников.[156]
Предпринятая масштабная перетряска основных государственных структур была проведена успешно, хотя и не исключала появления недовольства. Новая императрица и ее советники сумели навести порядок в высших эшелонах власти и получить военно-политическую опору в лице «новой» гвардии.
Грамотно воспользовался открывшейся возможностью и Бирон. Секунд-майором Конной гвардии был назначен старший брат фаворита — Карл Бирон; под начало к родственнику попал пожалованный в ротмистры и «дослужившийся» к 1738 году до подполковника старший сын Бирона Петр. Любимец императрицы Карл в 1732 году в трехлетнем возрасте сделался бомбардир-капитаном Преображенского полка. Младший же брат фаворита в 1731 году стал генерал-майором русской службы и премьер-майором нового Измайловского полка.
Последний выбор был особенно удачным. Густав Бирон оказался прирожденным служакой. Его приказы по полку требовали строжайшей дисциплины и соблюдения уставных требований всегда и во всем, вплоть до внешнего вида: офицерам надлежало «без галстухов и шпаг не ходить», а солдатам, «у которых фалды опустились, чтобы их подняли». Младший Бирон переживал, когда подчиненные не желали «от непотребных баб воздерживаться», и стремился набрать в свой полк как можно больше рослых рекрутов — даже посылал офицеров специально «высматривать» таких.
Густав был настоящим поэтом фрунта. Он самолично демонстрировал Анне Иоанновне новые ружья из Берлина и ружейные приемы, добивался, чтобы солдаты умели «нести ружье круто и ногами ступать в один мах», и даже предлагал реформы: «против прежнего учинить отмену, а именно, чтоб во время поворотов и вздваивания рядов, для лутчего виду, могли оказываны быть темпы ногами, в чем имеет видима быть немалая приличность».
Майор бывал строг и наказывал «без милосердия», но был хозяйственным командиром: требовал от казны всего положенного полку и знал, как добиться беспошлинного пропуска через таможню заказанной за границей амуниции. Он умел блеснуть на смотре «военной экзерциции так хорошо, что и ее императорское величество оное сама всемилостивейше похвалить изволила, а прочие, при том бывшие, тому зело удивлялись», но при этом спрятать тех рядовых, которые «в приемах худо делают и в стрельбе мало бывали». Командир заботился не только о солдатском теле, но и о душе: его распоряжения определяли порядок «говения» в полку (солдатам по 40 человек от роты еженедельно, унтер-офицерам — «по препорции») и призывали живущих далеко от церкви, но близко от его резиденции рядовых молиться у… командира на квартире.