Итак, кто же я? Пока я этого не узнаю, как я могу вступать в какие-либо разумные человеческие отношения? Я часто удивляла и Джонни, и сама себя, и не знала, почему. Я должна узнать.
Я протянула руку и набрала номер авиакомпании, которая осуществляла рейсы в Альбукерк.
II
Сияло послеполуденное солнце, такси и автомобили останавливались у здания аэропорта, чтобы высадить или взять пассажиров. Я стояла со своими сумками недалеко от выхода из багажного отделения, как мне было сказано в телеграмме от кузины Элеаноры Бранд. Никто меня не ждал, никто не приехал с тех пор, как я вышла из самолета, хотя другие пассажиры уже забрали свой багаж и уехали. Я ждала с нетерпением и беспокойством приезжей. Я понятия не имела, как выглядит Элеанора, но поскольку я стояла в указанном ею месте, она сама должна была найти меня. Женщина лет сорока быстро прошла в дверь и резко остановилась, глядя по направлению багажного отделения. Вначале я не обратила на нее внимания, с первого взгляда решив, что она не может быть Элеанорой. Я почему-то думала, что Элеанора должна быть молодой. Но когда она стала меня упорно разглядывать, я почувствовала беспокойство. Это явно не был обычный интерес к незнакомому человеку, и я снова посмотрела на нее, встретившись с ней взглядом.
У нее были короткие, довольно темные русые волосы и ореховые глаза, у уголков которых уже залегли тонкие лучики морщинок. Она была невысокой, но прекрасно сшитые брюки коричневого цвета сидели на ней хорошо. На лимонно-желтой блузе выделялось ожерелье из бирюзы и серебра. Чувствовалось, что эта женщина отчаянно пытается выглядеть молодой.
Когда она поняла, что я тоже смотрю на нее, она, казалось, взяла себя в руки, улыбнулась мне немного извиняющейся улыбкой и подошла.
— Ты, конечно, Аманда. Ты дочь Доро, невозможно в этом ошибиться. Извини, что я тебя разглядывала, но ты меня поразила, и я должна была к тебе привыкнуть. Поразительное сходство. Я удивлена, как сильно ты на нее похожа.
Я растерялась от такой откровенности и почувствовала себя немного задетой оттого, что меня так открыто разглядывали.
— Вы Элеанора? — начала я.
— Нет. Хотя, полагаю, я твоя троюродная сестра или что-то в этом роде. — Она пошла к выходу. — Я Сильвия Стюарт. Мы с мужем — соседи твоего дедушки. Ты уже давно ждешь? Я поздно выехала, потому что они обратились ко мне в последний момент, а сюда от Санта-Фе час езды. В доме Кордова тревога. Элеанора исчезла. Ушла совсем, и никто не знает, куда. Она не спала в своей постели этой ночью, а Гэвин, ее муж, приехал только утром, поэтому он ничего не знал. Вот моя машина. Подожди, я открою багажник и положу туда сумки.
Я смотрела, как она укладывает мой этюдник рядом с двумя сумками. У меня не было времени задавать вопросы, и я молчала, пока Сильвия Стюарт не села за руль, а я — рядом с ней. Во всяком случае, она была моей дальней родственницей, и я могла начать знакомство с семьей с нее.
— У них есть какие-нибудь мысли по поводу того, что с ней могло случиться? — спросила я, когда мы выехали на главную дорогу.
Она бросила на меня еще один изучающий взгляд, который, казалось, взвешивал и оценивал, как будто ее беспокоила моя внешность и она пыталась прийти к какому-то выводу относительно меня. Ее настойчивые взгляды вызвали ответное беспокойство, потому что мне казалось, за ними скрывалось что-то такое, чего я не могла понять.
Она выразительно и, пожалуй, немного критически пожала плечами.
— Кто может сказать, что случилось с Элеанорой? Может, ее похитили, убили — кто знает? Хотя, я подозреваю, не стоит на это надеяться. Скорее всего, она сбежала куда-нибудь сама. Просто чтобы свести с ума Гэвина. Она очень похожа на твою мать — любит вести себя непредсказуемо. Это проявление своевольного кордовского характера, которым так гордится твой дедушка.
Я не знала, как реагировать на ее легко и необузданно сделанные замечания, поэтому стала смотреть в окно на окраины города, по которым мы проезжали. Все купалось в потоках обжигающего солнечного света, и я невольно вспомнила свет в моем повторяющемся сне — яркий солнечный свет, отражающийся от земли цвета охры, заполняющий все вокруг.
Нет. Песок. Цвет песка — бледно-грязный. Земля, дома, все, кроме подернутого дымкой кобальтового неба, было цвета песка. Пейзаж был очень неожиданным для глаз человека, приехавшего с востока, глаз, привыкших к граниту, бетону и пригородной зелени. Но мне нравилась яркая интенсивность света. Она казалась мне знакомой и не только из-за моего сна.
— Я не знала своей матери, потому что была очень маленькой, когда она умерла, и ничего не помню. А вы, очевидно, ее знали?
— Я ее знала. — Ее тон был сухим, загадочным. — Я с ней выросла. Я росла с ними всеми — я имею в виду семью Кордова.
— Странно, что я приехала сюда к родственникам, о которых ничего не знаю.
Она повернула ко мне голову и опять бросила на меня свой изучающий взгляд.
— Тебе совсем не нужно было сюда приезжать.
— Но почему — ведь дедушка хотел, чтобы я приехала?
— О, я думаю, этого все равно было не избежать. Если бы ты не приехала, Пол поехал бы к тебе в Нью-Йорк.
Я совсем растерялась.
— Пол?
— Пол Стюарт — мой муж. Может, ты знаешь его книги. Сейчас он пишет книгу, в которой, возможно, ты станешь одним из действующих лиц. То есть, ты могла бы быть, если бы вспомнила что-нибудь о том времени, когда ты здесь жила.
Имя Пола Стюарта было смутно знакомым, но я не знала его книг и не понимала, какое я имею отношение к тому, что он сейчас пишет.
— Я ничего не помню, — сказала я. — Совсем ничего. Какое это имеет значение, если я тогда была совсем ребенком?
В ее словах, казалось, сквозило видимое облегчение, и оно меня еще больше заинтриговало.
— Может, никакого. Пол сам расскажет тебе обо всем. Боюсь, я ничему не могу помешать. Хотя, должна признать, я против того, что он замышляет.
Я опять почувствовала себя в тупике.
— Дедушка очень болен?
— У него плохое сердце. Последнее время он старается не уходить далеко от дома. Ко всем несчастьям у него ухудшилось зрение, и он уже не видит так хорошо, как раньше, а очки не помогают. Конечно, он уже много лет угрожает своей смертью — чтобы все делали то, что он хочет. Но на этот раз угроза реальна. Врачи не знают, как долго он проживет, а он не очень покладистый пациент.
— Тогда я рада, что приехала вовремя. У меня нет других родственников. Я даже не знаю, жива ли бабушка, и вообще ничего о ней не знаю.
— Кэти умерла почти три года назад. — Несколько суховатый тон Сильвии Стюарт смягчился. — Кэти была замечательная. Я всегда буду ее любить. Ты знаешь, конечно, что она была англо?
— Я ничего не знаю, — повторила я.
— Это похоже на твоего отца — я имею в виду то, что он тебя изолировал. — Мягкость исчезла. — Он крепко отчитал твоего деда, прежде чем уехал. Хотя именно благодаря семье Кордова — вернее благодаря Хуану — удалось замять скандал с твоей матерью хотя бы настолько, чтобы он не разросся до ужаса огромных размеров, что могло быть. После ее смерти Хуан почувствовал себя опустошенным, а сердце Кэти было разбито. Все обожали твою мать.
В ее последних словах чувствовалась какая-то горечь, и я не смогла спросить эту разговорчивую, но не слишком добрую женщину о смерти матери. Мне не понравились слова «скандал» и «ужас». Что бы ни случилось, я хотела узнать об этом от более доброжелательно настроенного человека. Было слишком очевидно, что Сильвия Стюарт не любила мою мать.
— Вы в каком родстве с Кэти? — спросила я.
— Ее сестра была моей матерью. Мои родители умерли, когда я была еще маленькой, и Кэти приняла нас в свою семью — моего сводного брата Керка и меня. Для нее не имело значения, что Керк — не родственник нам по крови. Она была к нему так же добра, как и к остальным. Абсолютно так же, без всякой ерунды. Кэти приехала из Айовы, из фермерских земель, и терпеть не могла саманные стены. Но она любила Хуана и смирилась с ними без жалоб. После того, как твой отец увез тебя, Кэти посылала тебе подарки и писала письма. Но все они возвращались назад, и она оставила это.
Но она написала отцу перед смертью, подумала я и очень пожалела о ней. Как мог отец поступить так с ней и со мной? Даже если он ненавидел Хуана Кордова, он не должен был отрывать меня от бабушки.
— Кэти любила, не причиняя вреда, — продолжала Сильвия. — В этом она отличалась от Хуана. Он всегда портит все человеческое, с чем соприкасается, если его с ним связывает то, что он называет «любовью». Он любил моего брата Керка больше, чем своего собственного сына Рафаэла. Я думаю, они с ним были люди одного типа. Но я бы предпочла, чтобы меня любил тигр-людоед! То же случилось с Элеанорой. Ты можешь надеяться, что он не обойдет тебя своей любовью, Аманда.
Это я намеревалась выяснить сама и не собиралась позволить этой женщине — троюродной сестре или кто там она мне — настраивать меня против деда. Я незаметно переключила ее внимание с Хуана Кордова.
— Я полагаю, есть и другие родственники?
Ей очень хотелось говорить.
— Элеанора и Гэвин Бранд живут в доме Хуана.
Когда Гэвин несколько лет назад женился на Элеаноре, он хотел, чтобы у них был собственный дом, но старый Хуан не позволил.
Не успела я и глазом моргнуть, как разговор опять пошел о Хуане. Я не возражала.
— Элеанора тоже не хотела уезжать. Она хотела оставаться рядом с Хуаном, чтобы влиять на него. И когда встал вопрос о доме, Гэвину пришлось подчиниться, потому что он работает у Хуана — хотя, должна сказать, Хуан — единственный человек, которому Гэвин подчиняется. Конечно, он никогда бы не женился на Элеаноре, но он буквально сходил с ума от нее, с мужчинами такое случается — они так же сходили с ума от Доро. И ты такая, Аманда?
Та горькая нотка опять появилась в ее голосе, и я взглянула на нее. Она смотрела прямо на дорогу и, казалось, ей было все равно, как я воспринимаю ее слова.