Очевидно, любовь Элиаса к этому рассказу, в которой он признавался по электронной почте, тоже не выдумка.
– Ну, в таком случае должна сказать, что благодаря вам двоим мы нашли для этого маленького создания прекрасное имя. Имя со смыслом, – сказала Алена и посмотрела сперва на меня, а потом на Элиаса.
– Это была идея Эмили, я только процитировал, – отозвался Элиас. Ни в чьих устах мое имя не звучит так же чудесно, как в его.
– На мой взгляд, это ваша общая заслуга, – возразила она и, поднявшись, направилась к серванту, на котором лежал фотоаппарат.
– Ну-ка, сделайте менее кислые физиономии, – призвала она. – У нас такие замечательные крестины, их непременно надо запечатлеть!
От мысли оказаться на одной фотографии с Элиасом мне стало дурно.
– Вы сто лет вместе не фотографировались – только в детстве. Пора это исправить. Улыбнитесь-ка, господа хорошие. И подними Лигейю, Эмили, а то ее не видно.
Алена взяла фотоаппарат и замерла в ожидании. Себастьян чуть пригнулся, чтобы его затылок не попал в кадр. Я глубоко вздохнула и посадила кошечку на грудь, придерживая ее рукой. Она крепко вцепилась коготками в свитер. Теперь, когда она оказалась у моего лица, я почувствовала, что она впитала не только тепло Элиаса, но и его запах.
Алена опустила камеру.
– Между вами влезет полслона. Куда это годится? Элиас, давай придвинься поближе к Эмили. Она тебя не укусит.
Это было уже слишком.
– Вот в этом я бы не была так уверена, – еле слышно процедила я сквозь зубы. Но тот, кому мои слова были адресованы, похоже, прекрасно их разобрал. Он не сдвинулся ни на сантиметр.
– Алена, снимай, – попросила я. – Она начинает царапаться.
Мне показалось, что прошла вечность, прежде чем Алена нажала на кнопку, я наконец-то смогла поменять позу на более удобную. И словно по сигналу, Лигейя вдруг принялась отчаянно вырываться. Сперва я пыталась ее успокоить, но потом поняла, куда она навострилась. Она хотела назад к Элиасу. Не глядя на него, я пересадила котенка ему на колени и тут же отдернула руки.
– Ты все-таки подумай – может, возьмешь ее себе? – предложила Алена. Обойдя стол, она встала у Элиаса за спиной и, перегнувшись через его плечо, погладила котенка по голове. – Ужасно жалко будет с ней расстаться, но, похоже, ты хозяин ее мечты.
– Я бы с радостью ее взял, – ответил Элиас, – но я слишком много времени провожу в разъездах и не смогу уделять ей достаточно времени. У вас ей точно будет лучше.
– Но за ней может присматривать Алекс.
– С Алекс станется – возьмет и накрасит бедняжке когти. К тому же она почти поселилась у свекрови.
Себастьян усмехнулся и откинулся на спинку стула.
– И даже когда она должна бы быть дома, – продолжал Элиас, – она шляется по магазинам либо пропадает у… у лучшей подруги.
Эта самая подруга, присутствующая здесь же, удивилась тому, что он запнулся. Но это недолго ее занимало: скоро она сообразила, что опять думает о ерунде. И поскольку несчастная дошла уже до того, что стала думать о себе в третьем лице, то решила, что пора выпить еще вина.
– Мне кажется, ты преувеличиваешь. Когда я звоню, кто-то из вас двоих обычно дома. Так что все не так плохо. Или ты просто боишься не справиться?
– Да нет, – ответил он. – Я просто хочу, чтобы ей было хорошо. А я, к сожалению, не могу заботиться о ней так, как она того заслуживает. И вдобавок… – Элиас запнулся.
– Вдобавок? – помогла ему Алена.
– Да ну. – Он тряхнул головой. – Ничего. Здесь, в Нойштадте, ей будет лучше, чем в таком огромном городе, как Берлин.
Что он хотел сказать? Мне почему-то показалось, что он умолчал о чем-то важном, какой бы равнодушный вид он на себя ни напускал.
Алена обняла сына сзади и вздохнула.
– У моего мальчика такое доброе сердце.
С этими словами она от души его поцеловала.
– Ма-ам, ну пожалуйста, – взмолился Элиас. Но Алена захихикала и поцеловала его еще раз.
– Вот так-то лучше, – сказала она и выпрямилась. – Пойду-ка займусь глинтвейном.
– Помощь нужна? – спросил Себастьян.
– Ты очень мил, но нет, спасибо. Я сама справлюсь. Ты сегодня и так много помогал.
Едва Алена скрылась из виду, в столовой воцарилась тягостная тишина. Мы трое молчали, думая об одном и том же. Над нами грозовым облаком нависла щекотливая тема, которую мы не поднимали при родителях. Атмосфера накалилась. Себастьян единственный из всех нас мог свободно двигаться, не боясь посмотреть не туда. Я же съежилась на своем месте и всей душой надеялась, что кто-нибудь из ушедших скоро вернется.
Спустя несколько минут Себастьян отодвинул стул.
– М-м-м… Кажется, я забыл в машине телефон.
С извиняющимся видом он вышел из комнаты. Я была так ошеломлена, что некоторое время просто смотрела ему вслед.
Неужели он правда это сделал? Неужели бросил меня наедине с Элиасом? Ну да, так и есть.
Тишина.
Только мурчит котенок. В комнате я и Элиас.
Он сидит рядом со мной.
Я застыла, словно превратилась в статую.
Я не отрывала взгляд от своего бокала.
Тишина.
Сколько времени прошло? Тридцать секунд? Десять минут? Пять часов?
Я слышала, как тикают часы.
Стрелка размеренно и неустанно двигалась по циферблату.
Тик. Так. Тик. Так.
Мое сердце билось в такт.
Под столом я сжимала и разжимала руки.
И вдруг услышала, как Элиас втянул воздух, словно собирался заговорить…
– Как… как дела, Эмили?
Я вздрогнула, услышав его голос, который бальзамом окатил тело, но в сердце вошел, словно острый клинок. Какое бесстыдство – задавать мне подобный вопрос!
Я часто задышала, мне не хватало воздуха. Вскочив и едва не споткнувшись о стул, я бросилась вон из гостиной. Вот и дверь на улицу – манит к себе: пара шагов, и я наконец-то свободна! Но что я скажу Алене и Инго? Что скажу родителям? Я остановилась в холле, пытаясь выровнять дыхание и взять себя в руки.
Я не могу просто так улизнуть. Возникнет тысяча вопросов, на которые у меня нет ни малейшего желания отвечать. И я решила переместиться как можно дальше от столовой – в кабинет Инго. Они с отцом стояли у стола и говорили о чем-то. Я вошла и с натянутой улыбкой плюхнулась на старый кожаный диван. Они тут же вовлекли меня в разговор. И мое сердце потихоньку стало униматься.
Глава 12Подарки
Я просидела в кабинете с Инго и отцом около получаса. Потом в дверь постучала Алена и сообщила, что глинтвейн готов. Мужчинам не нужно было повторять дважды: они тут же устремились к столу, а я потащилась за ними. С каждой ступенькой меня все сильнее захлестывало чувство, которое заставило меня сбежать из столовой. А когда я достигла подножия лестницы, оно захватило меня полностью.
Отец и Инго хотели свернуть в столовую, но Алена сказала:
– Я накрыла в гостиной и разожгла камин. Там гораздо уютнее. К тому же вы еще толком не видели нашу елку.
Она шла впереди, мы следовали за ней. Когда мы подошли к большой арке у входа в гостиную, отец сделал шаг в сторону и пропустил меня вперед.
– С тобой все в порядке? – тихо спросил он.
– Я в норме, – ответила я.
Мгновение он разглядывал меня, а потом положил руку мне на плечо. Жест был ободряющий, и мне действительно стало лучше.
– Если тебе не очень хорошо, мы можем не оставаться до самого конца, – он подмигнул мне, и я почувствовала себя так, словно у меня гора с плеч свалилась. Впервые за вечер я обрела надежду. Скоро все окажется позади. А хуже ведь уже не будет, верно?
Мы вошли в гостиную. Все уже были в сборе и ждали только нас. На двух больших кремовых диванах, сдвинутых под прямым углом, осталось лишь одно незанятое место. Посередине, на столике светлого дерева, стояла большая чаша с дымящимся глинтвейном. Алена разливала его по кружкам и раздавала гостям. Элиас сидел в единственном кресле, держа Лигейю на коленях. Он гладил котенка и взгляда не поднимал.
– Эмили, – сказал Инго и похлопал по свободному месту рядом с собой, – садись ко мне, солнышко.
Боясь споткнуться, я осторожно переступила через чьи-то ноги и села возле него. Алена тут же протянула мне кружку глинтвейна. Я взяла кружку обеими руками и подула, чтобы немного остудить.
– Спасибо, – поблагодарила я.
В нос ударил запах корицы, апельсинов, гвоздики и подогретого алкоголя.
Я немного подвинулась, чтобы отец тоже смог усесться с нами на диване. На втором диване уже сидели Алена, моя мать, Алекс и Себастьян.
В глубине комнаты, на небольшом возвышении, стоял большой черный рояль. Талант Элиаса взялся не из воздуха – его мать была одаренной пианисткой. Рядом с роялем красовалась рождественская елка – высокая, разлапистая, украшенная шарами цвета слоновой кости и абрикоса.
Выглядела она прекрасно, но уже который год я тщетно задавалась вопросом: какой в этом смысл? Человек срубает дерево, чтобы поставить его в гостиной и обвесить глупыми стекляшками? Если подумать, дурацкая затея – но кому что нравится.
Я разглядывала елку, потому что не знала, куда еще деть глаза. А виноват во всем Элиас. Кресло стояло посреди гостиной, и в какую бы сторону я ни посмотрела, оно так или иначе обязательно попадало в поле моего зрения. Я начинала мечтать, чтобы среди моих подарков оказались шоры.
Снаружи, за окнами, по-прежнему бушевала метель. Тем уютнее было сидеть в теплой комнате и слушать, как потрескивают в камине дрова.
Себастьян, очевидно, отыскавший свой «пропавший» телефон, все посматривал то на меня, то на Элиаса. О чем он думал, когда оставлял меня наедине со своим лучшим другом? Что мы быстренько объяснимся, упадем друг к дружке в объятия и поднимем по бокалу шампанского за мир во всем мире?
Не мог же он быть настолько наивен.
– Ну что, Эмили? – спросил Инго. – Что ты делала все это время в Нойштадте?
Я огляделась: все смотрели на меня.
– Да как обычно, – пробормотала я и пожала плечами. – Ничего особенного. Что такого можно делать в Нойштадте?