Себастьян вздохнул:
– Хороший вопрос… Может, и вправду стоит разойтись по домам.
– Наверное, это лучшее, что мы можем сейчас сделать. Врач прав: здесь от нас все равно никакой пользы.
– А как же Ивонн и Элиас? Не можем же мы их тут бросить, – возразил Себастьян.
Том уперся локтями в колени.
– Я подожду, пока Ивонн вернется. И Элиаса подброшу. Без проблем.
– Это, конечно, вариант, – согласился Себастьян. – Впрочем, кажется, я даже видел на парковке его машину… но за руль ему садиться нельзя. Вопрос лишь в том, согласится ли он оставить «Мустанг» здесь.
Энди пересадил Софи на правую ногу и вытянул левую.
– Да, я тоже в этом сомневаюсь. Он же по уши влюблен в свою машину.
Хотя ситуация не настраивала на веселый лад, уголки моих губ невольно дернулись.
– К тому же, – добавил Себастьян, – непонятно, в каком он будет состоянии, когда вернется. Думаю, кому-нибудь из нас лучше остаться.
– Я все равно пока не собираюсь уходить, – сказала я. – Мы с Томом их подождем.
– Ты хочешь остаться? – спросил Себастьян. – А если они пробудут наверху долго?
Я пожала плечами:
– Ну и пусть, мне все равно. Долго так долго.
– Даже не знаю, – с сомнением проговорил Себастьян. – Мне что-то не нравится эта идея: я поеду домой, а вы тут останетесь. Может, я развезу Энди, Софи и Алекс, а сам вернусь?
Алекс сжала его руку.
– Но я не хочу, чтобы ты сегодня садился за руль. Давай я поведу машину и вернусь вместе с тобой.
– Если хотите, конечно, можете так и сделать, – отозвалась я. – Но в этом нет никакой необходимости. Ты так же измотан, как Элиас, Себастьян. Мы справимся сами. Вам лучше поехать домой и отдохнуть. Я позабочусь об Элиасе. А Джессике вы понадобитесь завтра, не сегодня.
Мы спорили еще некоторое время, но наконец все признали мою правоту. Только Алекс как будто сомневалась. Увы, она не могла разорваться надвое и позаботиться одновременно и о женихе, и о брате.
– Мы в любом случае будем поддерживать связь по телефону, – сказал Себастьян. – Если что-то понадобится, Эмили, сразу звони, не стесняйся.
Я кивнула:
– Обещаю.
– Вот и славно.
– Ты заночуешь у Алекс? – спросила я.
– Да. Когда Элиас доберется до дома, лучше, чтобы он был там не один.
– Согласна, – ответила я. – Одного я его сегодня никуда не отпущу.
Себастьян выдохнул и поднялся на ноги.
– Ну хорошо, тогда мы поехали, – сказал он.
Мы распрощались. Алекс еще раз крепко обняла меня, поблагодарила за готовность позаботиться об Элиасе и пообещала позвонить завтра.
Когда все ушли, я со вздохом упала на стул.
– Кофе? – предложил Том.
Я повернулась к нему.
– Думаю, нам предстоит долгая и добрая дружба, – сказала я и кивнула. Он усмехнулся и направился к автоматам.
Мало-помалу завязался разговор. Не то чтобы нам хотелось поболтать – скорее мы просто убивали время. Он рассказал, что они с Ивонн познакомились два месяца назад на хэллоуинской вечеринке и вскоре начали встречаться. Как же все просто у некоторых людей, подумала я с протяжным вздохом.
Том не был студентом – он работал в риелторском агентстве и всерьез был настроен делать карьеру: либо расти до коммерческого директора фирмы, либо открывать собственное дело. Он говорил и говорил, обрисовывая во всех подробностях, где он видит себя через десять лет.
Я не раз успела подумать, что парень не промах. Я вот, например, понятия не имею, где окажусь завтра.
Наконец темы для разговоров иссякли, и мы погрузились в молчание. Между тем я пила уже четвертый стаканчик кофе. Сидеть и смотреть, как то и дело привозят людей на скорой, – довольно угнетающее занятие. Кругом царила лихорадочная суета, перед нашими глазами мелькали обрывки чьих-то чужих печальных судеб. Например, на одной каталке везли молодого человека. На шее у него был пластиковый воротник, он без сознания лежал на оранжевом надувном матрасе. Лицо исцарапано, одежда залита кровью и разодрана, нижняя часть тела обернута золотым спасательным покрывалом. Очевидно, он попал в аварию. По пятам за санитарами бежала девушка – вероятно, его подруга. Лицо у нее было опухшее, руки окровавлены. Его увезли в операционную, а она села, скорчившись, перед большой стеклянной дверью и тихо заплакала.
Я ни секунды не могла на нее смотреть. От всего сердца я желала, чтобы ее друг поправился.
Увы, это был лишь один из многих случаев. Скорые привозили новых и новых пациентов, и за каждой каталкой кто-нибудь да шел. Я поневоле задалась вопросом, как люди работают тут изо дня в день и остаются в своем уме. Горе, с которым постоянно приходится иметь дело, кого угодно скрутит в бараний рог. Я вспомнила наш с Элиасом разговор в парке, когда он признался, что его прекрасные иллюзии относительно врачебной профессии разбились вздребезги. Я не могла представить себе Элиаса в этой безрадостной обстановке – однако именно она однажды станет его повседневностью. Возможно, со временем научаешься отключаться и не принимать чужие горести слишком близко к сердцу. Но я при всем желании не могла вообразить себе, как так можно – да и уместно ли безразличие в профессии врача?..
Мой взгляд наткнулся на большие круглые часы, висевшие над стеклянной дверью. 3:15.
Минут тридцать назад приехали родители Джессики. Я никогда раньше не видела ее мать, но сразу узнала – они с Джессикой были очень похожи. Родители были встревожены, растеряны и словно оглушены страшной вестью. Они жили в пригороде Берлина и проделали долгий путь. Поскольку мобильных у них не было, последние новости о состоянии Джессики им еще не сообщили. Я передала им слова доктора Рихтера и в общих чертах обрисовала, что именно произошло. Как только я закончила, они тут же направились на второй этаж. Мать Джессики напоследок еще раз поблагодарила меня, хотя я не очень поняла, за что. Но она была в таком смятении, что я не посмела возражать.
Большую часть времени я думала об Элиасе, спрашивала себя, как он там и в каком состоянии вернется от Джессики. Я искала слова, которые могла бы сказать ему, которыми, возможно, могла бы его подбодрить, но ничего годного не приходило мне в голову. Да и что тут скажешь, уныло думала я. Джессика пыталась покончить с собой. Даже самые правильные, самые хорошие слова не смогут этого изменить.
Я вспомнила, как мои родители попали в аварию, и попыталась разобраться, что помогло мне тогда больше всего. Нет, не слова, не пустые фразы, не показное сочувствие – мне помог сам факт, что Элиас поддерживал меня. А теперь моя очередь поддержать его.
Я подтянула ноги к животу, поставила пятки на край стула, обхватила колени руками и уперлась в них подбородком. В сотый раз раздался «дзинь» со стороны лифтов. Этот звук повторялся чуть ли не каждые две минуты. Как и предыдущие девяносто девять раз, я взглянула на металлические двери, ожидая, когда они откроются.
На этот раз из лифта вышел именно тот человек, которого я ждала. Элиас стал еще бледнее, темные тени под глазами обозначились резче. Увидев меня, он на мгновение замедлил шаг. Хотя сейчас это было совершенно неуместно, мое сердце билось все быстрее по мере того, как он приближался. Я хотела встать и обнять его, но выражение его глаз остановило меня.
– Ты все еще здесь, Эмили? – спросил он.
Я кивнула и закусила губу. Казалось, этот факт его вовсе не радует.
Том глянул ему за спину:
– А где Ивонн?
– Она разговаривает с родителями Джессики. Думаю, скоро тоже придет.
Я так увлеклась размышлениями о том, как ему помочь, и даже не подумала, что он, возможно, не захочет от меня никакой помощи.
– Как Джессика? – спросила я.
– Спит, – коротко ответил он.
Только тут я поняла, какой глупый вопрос задала. Я потупилась.
– Но думаю, она более или менее в порядке, – неожиданно добавил Элиас.
– А ты? Ты-то как? – спросила я.
Его бирюзовые глаза затуманились. Они казались мутными и тусклыми, словно живая искорка в них погасла. Некоторое время он смотрел на меня и в конце концов пожал плечами.
– Хочешь дождаться Ивонн? Или домой?
Он повернул голову сперва в сторону лифта, потом в сторону выхода.
– Домой, – тихо ответил он.
Я встала, натянула куртку и огляделась в поисках его верхней одежды.
– А где твоя куртка?
– В машине. – Его голос, обычно мягкий и медовый, звучал глухо.
Мы попрощались с Томом. Он согласился подождать Ивонн еще пару минут и пожелал нам благополучно добраться до дома. Я прихватила стаканчик с остатками кофе, и мы с Элиасом направились к выходу. Он шел молча, не поднимая глаз от серого пола и не глядя на меня.
Я протянула ему кофе:
– Хочешь?
– Нет, спасибо.
Я с трудом проглотила то, что осталось на дне, и выкинула стаканчик в урну у входа. Стеклянные двери разъехались и сомкнулись, и ночной мороз стеной вырос перед нами. Элиас, не говоря ни слова, решительно зашагал в одному ему известном направлении, а я, обхватив себя руками, поспешила следом. Меня подмывало нарушить молчание, но я так и не решилась подать голос. Быть может, он просто не в силах сейчас разговаривать.
Дойдя до машины, мы остановились.
– Я знаю, Элиас, ты не любишь оставлять машину где попало. Но мне кажется… я думаю, тебе не стоит садиться за руль. Может, лучше…
Закончить я не успела. По-прежнему не глядя на меня, Элиас молча сунул ключ мне в руку. Я посмотрела на него и вскинула брови. Элиас тем временем подошел к правой передней двери. Я отперла машину, и мы забрались внутрь. В салоне было всего на пару градусов теплее, чем на улице. Заведя мотор, я стала искать на приборной доске кнопку, чтобы включить печку. Поиски затягивались; наконец Элиас пришел мне на помощь и сам включил обогрев.
– Спасибо, – пробормотала я.
Взявшись за ледяной руль, я выехала с парковочного места и вырулила со стоянки на улицу. По дороге в больницу я смотрела в окно и сейчас примерно представляла, как ехать. Последнее, чего я хотела, – это донимать Элиаса вопросами по поводу маршрута.