– Какой же это тост, – пробурчал я. Настроение тогда было вздорное и ворчливое. – Это анекдот, причем старый. Его даже по телевизору рассказывают.
– Тогда свой предложи.
– Тост – вряд ли, а вот анекдот – могу. Рассказать?
– Давай, все равно уже выпили.
– Анекдот этот тоже старый, а рассказал мне его один священник, человек искренне верующий и во всех отношениях достойный, которого я от всей души уважаю. Значит так. На людном заседании Ученого совета Богословской Академии вдруг во вспышке света является ангел и обращается к онемевшему ректору: «Наш Господь очень доволен Вашим благочестием и в награду предлагает на выбор один из трех даров: бесконечную мудрость, бесконечное богатство или бесконечную же красоту. Пришедший в чувство ректор конечно же, не задумываясь, выбирает первое. «Да будет так. Аминь!» – молвит ангел и исчезает. Наступает мертвая тишина. Все, как завороженные, смотрят на ректора, который сидит, закрыв глаза и опустив голову, вокруг которой явственно разливается сияние бесконечной мудрости. Тянется минута, вторая, третья… В конце пятой минуты кто-то не выдерживает и шепчет: «Батюшка, ну не томите! Скажите же хоть что-нибудь!» Ректор медленно поднимает голову, открывает глаза, обводит аудиторию бесконечно мудрым взглядом и, наконец, произносит: «Надо было выбирать деньги».
– Я уже слышал такой анекдот, только про студентов, – сказал кто-то из гостей. – По-моему по тому же телеку, в передаче типа «Сибирских пельменей».
– Ну, я же не говорю, что анекдот новый. Наоборот, старый и бородатый, и каждый адаптирует его к собственным реалиям. Еще такой есть. Встречаются приятели. Вместе в школе учились, сто лет не виделись: «О, привет!» «Здорова! Ты как вообще?» «Ну, порядок вроде: семья, дети, машина, дача. Кредит в банке. Сам-то как?» «Да тож все нормуль, вот бизнес свой открыл, зацени!» «Правда?! Что за бизнес?» «Публичный дом организовал!» «Ну, ни фига ж себе! И как цены?» «Вполне либеральные, вполне». «Да? Тогда, например, орал скока?» «Пятьдесят долларов». «Ага… А анал скока?» «За триста можно». «А классика? Что, двести?» «Ну, с классикой пока напряженка… один работаю».
Компания вежливо рассмеялась. Потом были еще какие-то разговоры в которых я участия не принимал: плохо вписывался в сложившийся коллектив, и старался молчать. Затем наш хозяин вдруг куда-то ушел, а гости будто и не заметили его отсутствия, занятые своими разговорами. Похоже, они уже намеревались покидать гостеприимное обиталище Романа. К моему изумлению, собиралась уходить даже Снежана. Я-то не сомневался, что она останется со своим парнем, если все уйдут. Когда молчаливое сидение мне надоело, решил разыскать Романа и спросить про наш книжный проект. Что делать-то? Как дальше?
Романа я отыскал в его рабочей комнате, где в середине на круглом столе стояло четыре работающих компьютера, а по периметру громоздился всякий экзотический хлам. На стене, на специальной подставке, лежал изогнутый самурайский меч. Проследив мой взгляд, Роман сказал:
– Это вакидзаси – хранитель чести. Короткий японский меч, а что? Воины всегда носили его при себе и снимали, только если оставались где-то на длительное время. Давай твою флешку.
– Ты что, самурай? Откуда у тебя?
Вместо ответа Рома взял меч, принял стойку и с шумом разрубил воздух крест-накрест. Я невольно отшатнулся.
– Подарок такой, а что? – все-таки сказал он, не выпуская из рук холодное оружие. – Фотки-то тебе куда скинуть? Флешку, говорю, давай.
– Сюда, – и я протянул приятелю флешку. – Соскучился я по Хибинам, сто лет там не был. Хоть так погляжу…
– Тогда жди… чего-то медленная она у тебя…
Когда гости, наконец, ушли, а переписывание файлов прекратилось, Роман уселся прямо на пол, положил меч себе на колени, откинулся к стене и сказал:
– Знаешь, сейчас ко мне должны прийти, поэтому я бы хотел остаться один.
– Ты же всех спровадил? – удивился я. – А, понимаю, разговор откладывается на потом? Чего тогда просил задержаться? Я бы со всей компанией ушел.
– Не думал, что так долго с твоей флешкой прокопаемся, а что? Чего это она у тебя такая?
– Там встроенная система проверки, да и вообще она неторопливая. Девушку ждешь?
– Не твое дело, вообще-то. Слушай, иди уже, а?
Я и ушел. И только у самого метро вдруг вспомнил, что флешку-то все-таки забыл в компьютере Ромы. Оказывается, меня уже ожидала эсэмэска от него: «Ты флешку свою забыл». Я и не заметил, как поступило это сообщение, со мной такое иногда случается. Зная, что приятелю, скорее всего сейчас не до разговоров, решил уточнить на всякий случай: «можно вернусь?». Ответ пришел почти сразу: «приходи, там открыто».
Минут через десять я уже стоял перед дверью Романа. Она действительно оказалась открыта. Вернее, не заперта. Я вошел.
– Романыч, ты где? – громко позвал я. – Ты у себя?
Никто не ответил, в квартире вообще было тихо. Ушел что ли? Или уснул? Он же вроде ждал какую-то девушку и не собирался никуда. Подтверждение прислал.
Нет, Рома не ушел и не уснул. Он сидел в том же костюме, в том же углу комнаты, что и при мне, так же откинулся к стене, только смотрел куда-то в потолок. На неподвижном его лице с приоткрытым ртом застыло удивленно-растерянное выражение, будто он так и не смог осознать случившегося с ним. Под нижней челюстью через всю шею от уха и до уха проходил ровный и очень глубокий разрез, похожий на дьявольскую улыбку. Все туловище, пол вокруг и ближайшие предметы были залиты или забрызганы кровью. Кровь из разреза уже не текла, зато оттуда выглядывали какие-то кусочки то ли гортани, то ли подъязычной кости. Судя по всему, Рому зарезали сразу после моего ухода. На коленях лежал его самурайский меч. Тот самый, только в крови. Похоже, именно им и рассекли горло моему приятелю.
Говорят, многих сразу же начинает тошнить от зрелища подобного рода. В кино такие сцены часто показывают, да и в литературе нередко. Не знаю, меня не тошнило. Просто захотелось оказаться как можно дальше отсюда.
Кстати, флешки в компьютере уже не оказалось. Как неприятно. Лучше бы меч украли.
Стараясь не наступить в кровь, я оглядел комнату, больше ничего интересного не увидел, протер носовым платком ручки дверей и вообще все, до чего мог дотронуться, и аккуратно ушел. Надеюсь, не наследил.
Даже не помню, как я дошел до метро. Просто осознал, что уже сижу в вагоне. Времени было пятьдесят пять минут первого. Станция конечная, и это, скорее всего, последний поезд. Там, на другом конце линии, стоит такой же, и в три минуты второго они закроют свои двери и поедут навстречу друг другу.
В вагоне было еще три человека. На платформах, что проезжали, по-разному: на некоторых еще стояло сравнительно много народу, в то время как другие станции уже опустели. Странно воспринимается метро без пассажиров. А вот и Воробьевы горы. Здесь почти никого, лишь единичные полуночники входят в вагоны, а кто-то еще надеется на последний поезд в обратную сторону. Состав стоит довольно долго, кругом почти тишина, а ночная Москва-река за стеклом добавляет зловещей загадочности.
Что ж теперь будет-то? Нет ответа, да и не может быть. Но что-то произойдет, тут можно не сомневаться.
В два часа я был уже дома. Надо бы срочно успокоиться. Принять теплую ванну, выпить чашечку горячего шоколада, проглотить феназепам…
Говорят, что человек в состоянии тревожного расстройства серьезной степени тяжести практически утрачивает контроль над собственным существованием. В современном мире механизм определения опасности и поиска возможности принятия оптимальных решений в экстренных ситуациях дает сбой.
Только утром я направился в местное управление внутренних дел, где и рассказал ментам все как есть, честно и откровенно. Поэтому нет ничего удивительного, что сразу, как только заявление проверили, меня задержали. Оказалось, что Романа никто не хватился и только приехавшие по моей наводке оперативники обнаружили труп. Как в кино, мне разрешили один звонок. Поскольку телефон адвоката я помнил наизусть, особых проблем с вызовом защитника, вернее – защитницы, не возникло… Короче, отвели меня прямиком в КПЗ.
Обычная камера при отделении полиции. Время пребывания – от нескольких часов до десятка дней. Половину помещения занимали сколоченные из досок нары, у стены что-то вроде большого плинтуса – это вместо подушек для голов. Воняло хлоркой и немытыми телами. Дверь железная, в полу забетонированный стальной штырь – дабы упомянутая дверь открывалась только для одного человека. Штырь заканчивался круглой железной шишкой – это чтобы никто не напоролся. Стены, нары и вообще все, густо покрашено масляной краской в какой-то противный голубовато-синий цвет, как в школе. Все в неприличных рисунках и надписях. Так, кроме всего прочего, какой-то неудачливый стихоплет-графоман накарябал на стене крупными буквами:
Мы обжигались мнимою метлою,
Мы объедались творческой листвой,
Мы ограждались догмой расписною,
Сим осушая комплекс горя свой…
Да, тут, конечно, не тюрьма, но уже к тому близко, и теперь это помещение звали иначе, не КПЗ, а ИВС – изолятор временного содержания. Сидели тут и хулиганы-десятисуточники, и несанкционированные митингующие, и случайные задержанные, попавшие до кучи и по недоразумению. Был даже какой-то хилый «ботаник», в одиночку собиравший подписи за легализацию марихуаны. Говорят, есть в Москве и специальные ИВС, например, на Петровке. Там и условия получше, и сотрудники профессиональнее, да и работают быстрее. Правда, контингент посерьезнее и сидит обычно подольше.
Дальше было скучно, нудно и совсем не так интересно как в красочных фильмах о жизни обаятельных преступников. Снимали отпечатки, допрашивали и несколько раз таскали к каким-то серым личностям в штатском. Кто был первый, я так и не понял, а второй оказался следователем. Оный следователь принялся было меня «колоть». Вопросы одни и те же. Почему я сразу не вызвал полицию и «скорую»? Почему уехал домой и лишь на другие сутки заявил о случившемся? Почему возвращался? Что там была за флешка? Какая информация хранилась на ней? Кому я был должен эту информацию передать? Что меня связывало с убитым? Владею ли я холодным оружием? Почему не владею? Ну и так далее в том же духе помногу раз. Не расколол – часто я просто не знал ответов на то, о чем он спрашивал, а те ответы, что знал я, похоже, не интересовали его. Естественно, меня теребили по полной программе, как главного подозреваемого. Ведь все гости Романа в один голос утверждали, что когда уходили они, я еще оставался, что полностью соответствовало моему рассказу.