[452]. Контуры компромисса были намечены, однако ключевую роль играли события на театре военных действий.
Уже первые июньские победы значительно изменили настроение в обществе и вызвали всплеск энтузиазма.
К тому же многие избиратели попросту устали от многолетнего противостояния правительства и парламента, и либеральное большинство, не делавшее никаких конструктивных шагов, стало постепенно терять популярность. Новые выборы в Палату депутатов состоялись 3 июля 1866 года; по случайному стечению обстоятельств избиратели двинулись к урнам в тот же день, когда прусские полки двинулись на штурм австрийских позиций при Кёниггрэце. Результат на обоих театрах оказался для Бисмарка примерно одинаковым.
В новом составе палаты прогрессисты и их союзники потеряли около сотни мандатов, число консервативных депутатов, напротив, выросло с 35 до 136. Либералы сохранили большинство в палате, однако внутренне они оказались близки к расколу. Значительная часть прогрессистов, стоявшая на умеренных позициях, была готова поддержать политику Бисмарка в Германском вопросе. Главе прусского правительства удалось наконец добиться решительного перелома.
Но как именно закончить «конституционный конфликт»? Бисмарк выбрал изящное решение, напоминавшее то, которое было принято им в отношении побежденной Австрии. Либеральному большинству следовало дать возможность сохранить лицо и выйти из боя с минимальными потерями. В итоге появилось предложение об индемнитете — правительство признавало, что действовало в бюджетном вопросе в обход предусмотренной законом процедуры, и просило палату задним числом одобрить произведенные расходы, чтобы вернуться к предписанному конституцией порядку вещей.
Такая идея встретила резкое сопротивление как монарха, так и значительной части консерваторов, считавших необходимым настаивать на абсолютной правомочности и законности действий правительства и заставить либералов полностью сдать свои позиции. Большинство прусских министров также выступили в этом вопросе против главы кабинета. И даже его старый друг, Ганс фон Клейст-Ретцов, поддержавший и войну с Австрией, и августовские аннексии, был возмущен до глубины души — просить прощения у ландтага означало бы, по его мнению, опозориться перед всей Европой.
Однако Бисмарк оставался непреклонен: как и в случае с Австрией, он считал необходимым проявить умеренность, чтобы не ожесточать противника, а открыть путь к дальнейшему сотрудничеству с ним. В конце концов, немецкое национальное движение, представителями которого являлись прусские либералы, должно было стать важным союзником в дальнейшей политической борьбе.
Сессия вновь избранного ландтага открылась 5 августа. В своей тронной речи Вильгельм I озвучил предложение Бисмарка. «Я надеюсь, — заявил король, — что недавние события помогут достичь необходимого согласия и мое правительство получит индемнитет, касающийся периода, когда оно управляло без законно принятого бюджета. Тем самым конфликт будет закончен навсегда»[453]. 1 сентября перед депутатами выступил и сам Бисмарк, сообщивший, что не собирается критиковать своих политических противников за их былые поступки и ожидает от них взаимности. Необходимо подвести черту под конфликтом и посвятить себя делам будущего, а не прошлого. «Мы хотим мира, потому что, по нашему мнению, Отечество нуждается в нем сегодня больше, чем раньше; мы хотим и ищем его потому, что надеемся получить его в настоящий момент; мы искали бы его раньше, если бы могли раньше надеяться на его заключение; мы надеемся его найти, потому что Вы, должно быть, поняли, что королевское правительство решает задачи, близкие тем, к решению которых стремитесь вы в своем большинстве, во что вы ранее не верили. […] Лишь вместе мы сможем решить их, поскольку с обеих сторон служим одной и той же Отчизне и одной и той же доброй воле, не сомневаясь в честности намерений друг друга! […] Пока еще не решены все внешнеполитические задачи, блестящие успехи армии лишь повысили ставку, которая сейчас на кону, мы можем проиграть больше, чем раньше, игра еще не выиграна; чем теснее мы сплотимся внутри страны, тем легче будет выиграть ее»[454].
Пару лет назад такие слова вызвали бы у депутатов лишь саркастическую ухмылку и обвинения в демагогии. Однако теперь ситуация стала принципиально иной. Многие либералы были готовы сотрудничать с Бисмарком в решении внешних и внутренних задач, а оставаться в оппозиции выглядело теперь контрпродуктивным доктринерством. 3 сентября нижняя палата ландтага абсолютным большинством голосов (230 против 75) приняла решение предоставить правительству индемнитет. На этом «конституционный конфликт» оказался, по сути, исчерпан. Вскоре от Прогрессивной партии отделились так называемые национал- либералы, а от консервативной фракции — свободные консерваторы. Обе новые политические группировки, влияние которых стремительно росло, были готовы поддерживать правительственную политику.
Очередной раунд борьбы оказался завершен. Бисмарк одержал убедительную победу и мог гордиться достигнутым успехом. Он сумел решить важнейшую внешнеполитическую задачу, выполнить программу, которую лелеял на протяжении двух десятков лет; влияние Пруссии в Германии и Европе резко возросло. Ему удалось справиться с внутриполитическим кризисом, на гребне которого он в свое время пришел к власти. Человек, который еще недавно мог считаться самым непопулярным политиком в стране, в одночасье стал национальным героем. В его честь называли корабли, улицы, новые сорта цветов и вин. Пресса прославляла его на все лады, историки приступили к работе над его биографиями. Недавние противники переходили в лагерь сторонников и начинали прославлять его. О Бисмарке заговорили как о великом государственном деятеле.
Заслуги главы правительства отметил и монарх. На поле битвы при Кёниггрэце Бисмарк был произведен в генерал-майоры. А после окончания войны министру-президенту была пожалована дотация в размере 400 тысяч талеров. Примечательно, что эти деньги были выделены не королем, а ландтагом, то есть вчерашними противниками. Впоследствии Бисмарк говорил, что некоторое время колебался, принимать ли такой подарок, однако в конечном счете искушение победило.
Кампания 1866 года стала серьезным испытанием для некогда могучего организма. Постоянное нервное напряжение, необходимость действовать на грани психологического срыва привели к тому, что уже во время войны глава правительства оказывался на целые дни прикован к постели. После подписания мирного договора настала пора сделать перерыв. 20 сентября Бисмарк принял участие в победном параде в Берлине, следуя в одном ряду с Рооном и Мольтке позади короля. Сразу же после этого он отправился на балтийский курорт — остров Рюген. Там, среди меловых скал и морских волн, он надеялся отдохнуть от напряженной деятельности. «Лучшее для меня, — сказал он в это время Койделлу, — было бы взять отставку прямо сейчас. Я мог бы сделать это, сознавая, что принес стране пользу, и оставить после себя такое впечатление. Смогу ли я сделать что-либо еще из того, что предстоит сделать, я не знаю»[455].
Однако это были только слова, попытка хотя бы мысленно поиграть с возможностью отдохнуть от чудовищного груза забот и ответственности, которые давили на главу прусского правительства. Длительного антракта Бисмарк не мог себе позволить. Ему еще предстояло закрепить достигнутое и открыть новую главу в истории Германии.
Глава 10ПУТЬ К ВЕРШИНЕ
Период между Немецкой войной 1866 года и Франко-германской (у нас более известной как Франко-прусская) войной 1870–1871 годов часто рассматривают как короткую интермедию, передышку перед взятием следующей вершины. Как всегда, этому поспособствовал и сам Бисмарк, писавший в своих мемуарах; «Из исторической логики следовало, что французская война последует за австрийской»[456]. К вопросу о том, следовал ли глава прусского правительства в 1860-е годы некому четкому, заранее сформированному гениальному плану, который позволил ему «переиграть» всех оппонентов и объединить Германию, мы еще вернемся. Пока же ограничимся констатацией того факта, что будущее не было предопределено, и Бисмарку после окончания Немецкой войны предстояло обустраивать новую реальность всерьез и надолго.
Первой задачей после аннексии ряда северогерманских государств стало создание объединения, которое включало бы в себя всех членов бывшего Германского союза к северу от реки Майн. Соответствующее соглашение было подписано еще в середине августа 1866 года. Осенью, находясь на Рюгене, Бисмарк написал два так называемых «Путбусских диктата», в которых изложил основы конституции новой конфедерации. Состояние здоровья главы прусского правительства после напряжения предыдущих месяцев оставляло желать лучшего. Практически сразу же после прибытия на Рюген у него начался приступ сильной желудочной боли. Он был вынужден соблюдать постельный режим, отказаться от вина и курения — впрочем, ему и без того не хотелось ни первого, ни второго. Иоганна выступала в роли сиделки и секретаря одновременно. Прошедшие годы тоже дались ей нелегко; по свидетельству очевидца, она выглядела старше своих лет[457]. Бисмарк в шутку называл ее единственным человеком (если не считать короля), которому повинуется глава правительства.
Только набравшись сил за пару недель пребывания на свежем воздухе, Бисмарк счел необходимым вернуться к актуальным политическим делам. Подстегивало его и то обстоятельство, что король поручил одновременно разработку проекта конституции Карлу фон Савиньи, сыну выдающегося правоведа и опытному дипломату. В молодости Бисмарк и Савиньи дружили, однако с тех пор их пути расходились все дальше, и в королевском поручении глава прусского правительства усмотрел интриги враждебной ему придворной группировки. Поэтому терять время было нельзя; министр-президе