ва больших кризиса, разрушавших бисмар-ковские конструкции и ставивших Германию в довольно опасное положение. Новые серьезные испытания могли камня на камне не оставить от искусной системы сдержек и противовесов, созданной «железным канцлером» в Европе. Его пространство для маневра медленно, но неуклонно сжималось.
Здесь, однако, нужно сделать одну существенную оговорку. Несомненно, Бисмарку не удалось найти долговременного устойчивого решения стоявшей перед ним задачи. Но существовало ли такое решение в принципе? В этом позволительно усомниться. И тогда поиск тактических решений, сменявших друг друга, представляется не самым плохим выходом. Раз пять шаров не могли просто повиснуть в воздухе, жонглеру требовалось все время держать их в движении, адаптируясь к постоянно меняющейся ситуации.
Очередная «военная тревога» остро воспринималась в Германии не в последнюю очередь потому, что официозная пресса всячески раздувала проблему с целью повлиять на общественное мнение. В 1888 году должен был истечь срок действия предыдущего Военного закона, и впереди маячила серьезная борьба по вопросу увеличения численности германской армии и периодичности утверждения парламентом военных расходов. В этой ситуации Бисмарк решил сыграть на опережение, внеся законопроект на рассмотрение Рейхстага осенью 1886 года, в разгар международного кризиса. Документ предусматривал рост численности армии мирного времени, соответствующее увеличение военных расходов и их утверждение на очередные семь лет. Если первые два пункта существенных нареканий не вызывали (Германия в динамике наращивания вооружений уже заметно отставала от своих соседей), то последний неизбежно должен был вызвать сопротивление парламента.
Бисмарк не сомневался в том, что правительственное предложение принято не будет, и готовился распустить Рейхстаг. «Для нашей общей ситуации упорство оппозиции в отстаивании своей точки зрения и обусловленный им роспуск Рейхстага был бы оптимальным вариантом», — писал он в частном письме[753]. Сам канцлер выступил 11 января в парламенте с пространной речью, подчеркнув миролюбие Германии и в самых мрачных красках обрисовав грозившие стране опасности: «У нас нет не только никакой причины нападать на Францию, но и никаких подобных намерений. Мысль о том, чтобы начинать войну только потому, что в дальнейшем она, возможно, станет неизбежной и ее, возможно, придется вести при менее благоприятных условиях, была всегда чужда мне, и я неизменно боролся с ней […]. По моему мнению, нам следует опасаться французского нападения; произойдет оно через десять дней или через десять лет, это вопрос, на который я не могу ответить»[754]. Одновременно Бисмарк не преминул указать депутатам на их безграмотность в военных вопросах, а затем поднял возникший спор до статуса принципиального конфликта между парламентом и короной, как это было в 60-е: «Германская армия есть учреждение, которое не может зависеть от переменчивого большинства Рейхстага. […] Попытка сделать армию зависимой от меняющегося большинства Рейхстага и его решений, другими словами, превратить императорскую армию, которую мы имеем в Германии, в парламентскую армию, войско, о состоянии которого будут заботиться не император и союзные правительства, а господа Виндтхорст и Рихтер, — эта попытка не удастся!»[755]
Однако депутаты не вняли его аргументам. Большинство палаты соглашалось только на трехлетний срок действия нового закона. 14 января Рейхстаг был распущен, новые выборы назначили на 21 февраля. Атмосфера очередной «военной тревоги» благоприятствовала правительству. Бисмарк в очередной раз использовал внешнеполитические рычаги для решения внутренних проблем. 31 января в той самой газете «Почта», которая 12 лет назад опубликовала знаменитую статью «Предвидится ли война?», появился не менее взрывной материал под названием «На острие ножа». В нем предсказывалась скорая французская агрессия. Этот же мотив был подхвачен целым рядом других изданий. Подконтрольная правительству пресса быстро довела накал страстей до высшей отметки.
На следующий день после роспуска Рейхстага, 15 января, руководители трех партий — обеих консервативных и национал-либеральной — договорились об образовании предвыборного блока, так называемого «картеля». Партии обязывались помогать друг друга на выборах, а также оказывать поддержку правительству. Правительство, в свою очередь, сделало все для того, чтобы накалить настроения в обществе до предела и помочь «картелю» завоевать расположение избирателей. Чиновники активно вмешивались в ход предвыборной борьбы, которая приобрела характер плебисцита: за или против политики Бисмарка, за или против независимости и безопасности империи.
Итогом выборов стала рекордная мобилизация электората: к урнам пришло почти 80 процентов имевших право голоса. «Картель» получил абсолютное большинство мест в Рейхстаге. Это было безоговорочной победой «железного канцлера». Впервые за долгое время он имел перед собой послушный парламент. 11 марта 1887 года военный законопроект был принят Рейхстагом. Довольно симптоматично, что Лев XIII настоятельно порекомендовал лидерам партии Центра поддержать правительство, однако при голосовании католическая фракция предпочла воздержаться. Рана, нанесенная Культуркампфом, еще не затянулась до конца.
Стремясь использовать успех, в конце года Бисмарк внес в палату еще один законопроект, изменявший организационную структуру вооруженных сил и позволявший существенно увеличить численность армии военного времени. 6 февраля 1888 года канцлер произнес по этому поводу одну из самых знаменитых своих речей, в которой подробно обрисовал международную ситуацию и сделал вывод: «Мы должны быть сейчас настолько сильны, насколько возможно». Выступление завершалось эффектным пассажем: «Мы, немцы, боимся Бога, но более никого на целом свете! Именно богобоязнь заставляет нас любить и сохранять мир. Но тот, кто нарушит его, убедится в том, что боевой патриотизм, который в 1813 году привел под знамена все население слабой, маленькой и истощенной Пруссии, теперь стал общим достоянием всей германской нации!»[756] Эта речь вызвала Ликование в националистических кругах немецкого общества, цитаты из нее превратились в лозунги немецких правых. Законопроект был принят.
Однако «картель» позволил Бисмарку не только провести в жизнь военное законодательство. Последнее, по сути, являлось не основной целью, а способом мобилизации и избирателей, и депутатов. Использовать же сложившуюся ситуацию можно было и для решения других задач — в частности, введения косвенных налогов, давно планировавшихся канцлером. В 1887 году были приняты законы о налогах на алкоголь и сахар, затем в очередной раз повысились таможенные пошлины на ввоз зерновых. «Канцлер очень доволен», — отмечал Кардорф[757], и у Бисмарка действительно имелись для этого все основания.
И все же пик его политической карьеры уже остался позади. Нет, внешне все выглядело великолепно. К Бисмарку были прикованы взоры всего мира. Его 7 0-летний юбилей отмечался в апреле 1885 года как общенациональный праздник. На Вильгельмштрассе состоялся многочасовой парад: члены военных союзов, театрализованное шествие, факельная процессия, в которой приняли участие около 10 тысяч человек… В течение нескольких дней в резиденцию канцлера стекались с поздравлениями отдельные лица и целые делегации, начиная с кайзера и принцев. В следующем году во время поездки на курорт в Киссинген его везде ждал торжественный прием. «При нашем отъезде все те же крики приветствия, половина Регенсбурга собралась на вокзале», — писала Иоганна[758].
К юбилею комиссия прусской Палаты господ под председательством герцога Виктора I Ратибора, князя Корвей провела сбор средств, широко разрекламированный по всей стране. Всего оказалось собрано более двух миллионов марок, половина которых потрачена на покупку «железному канцлеру» еще одного имения — Шёнхаузена II, некогда находившегося во владении семейства Бисмарков, однако проданного в самом начале XIX века. Имущество Бисмарка в течение 1880-х годов постоянно увеличивалось в размерах. К 1887 году глава правительства оценивал свое состояние в 12 миллионов марок, что давало право отнести его к числу самых богатых людей Германии. Казалось, он закрепился на вершине славы, успеха и богатства.
Однако времена менялись, менялась и Германия. Империя конца XIX века была уже совсем не похожа на ту Пруссию, в которой вырос и возмужал Бисмарк. Стремительно росло значение промышленного сектора; именно в 1870—1880-е годы Германия превратилась из аграрной страны в индустриальную. Одновременно происходили процессы урбанизации, шел мощный отток населения из сельской местности в города, превращавшиеся в современные мегаполисы. Быстро росла численность городского пролетариата, приобретавшего черты параллельного общества со своей культурой. Дорогой сердцу Бисмарка мир сельской Пруссии стремительно отступал под натиском новых сил.
В глазах нового поколения «железный канцлер» все больше превращался в героя минувших дней, памятник самому себе, реликт минувшей эпохи. К нему по-прежнему относились с уважением и почтением, но от него стали уставать. Восторженное почитание времен объединения Германии ушло в прошлое. В особенности молодежью Бисмарк воспринимался как старик, которому нет места в современном динамичном мире. Один из представителей этого нового поколения впоследствии вспоминал: «То, что он говорил, было обращено к людям, принадлежавшим прошлому […]. Нам, молодым немцам, он предлагал в качестве жизненной цели стать политическими пенсионерами, защищать достигнутое и наслаждаться им; наша энергия выхолащивалась. […] Было болезненно видеть, что он оказался не началом, а концом, грандиозным заключительным аккордом»