[495]. Еще одним способом изменить точку зрения главы правительства было представить ему соображения в максимально безличной и объективной форме. Бисмарк был глух к чужим мнениям, но с большим вниманием относился к любой информации, которая могла оказаться полезной.
«Железный канцлер» был весьма трудным начальником и в том плане, что из его уст весьма редко можно было услышать похвалу. Зато уж на замечания и претензии Бисмарк не скупился. Особенно невыносимой становилась жизнь его подчиненных тогда, когда и без того не самый лучший характер канцлера портился из-за мучивших его телесных недугов. В 1870-е годы это случалось довольно часто. В такой ситуации любая мелкая оплошность могла привести к бесконтрольному взрыву гнева. Впрочем, насколько эти взрывы были действительно бесконтрольными, а в какой степени речь шла о вполне осознанном «выпуске пара», спорили еще современники.
Многие близкие сподвижники Бисмарка не выдерживали давления и уходили, не желая терять свою индивидуальность. Другие оставались, готовые пожертвовать многим ради того, чтобы служить гениальному человеку. Власть Бисмарка в бюрократическом аппарате покоилась во многом на его несокрушимом авторитете. Один из его сотрудников, Кристоф фон Тидеманн, вспоминал впоследствии: «Отдельные свойства разума были развиты у князя Бисмарка с редкой равномерностью и гармонией. Способность схватывать все на лету, умение комбинировать, решительность и память уравновешивали друг друга. Вместе они образовывали комплекс, делавший его способным к выдающимся достижениям. С удивительной уверенностью он ухватывал корень даже самых сложных и запутанных проблем. Он с первого взгляда умел отличить важное от несущественного. Как только кто-то заканчивал докладывать ему, он, не колеблясь ни минуты, сообщал свое решение. Никогда я не замечал в нем колебаний, он всегда знал, чего хочет»[496].
Тидеманн несколько приукрашивал реальность — в серьезных вещах Бисмарк часто принимал решение только после долгих размышлений, которые, однако, старался скрыть от окружающих. «Достижения своих коллег-министров он часто критиковал, причем не слишком объективно. При любой крупной политической акции он приписывал все успехи себе, в то время как ответственность за неудачу возлагал на задействованных министров. (…) Его мировоззрение содержало, как у Фридриха Великого и Наполеона, большую дозу презрения к людям и это нередко заставляло его недооценивать как друзей, так и врагов. В друзьях он тогда видел лишь безвольные инструменты для исполнения своих планов, шахматные фигуры, которые он мог двигать по доске своей политики и жертвовать ими, если игра требовала того. Во врагах он видел негодяев и глупцов. Друзей он мог использовать только в том случае, если они полностью идентифицировали себя с ним. Он сразу же исполнялся недоверием, если они позволяли себе иметь иное мнение, чем он, или занимали позицию, не отвечавшую его ожиданиям. Я не припомню случая, чтобы он отдавал должное противнику. Для этого он был слишком страстным, слишком пылким, слишком агрессивным»[497].
Тидеманн знал, о чем говорит. Представленный Бисмарку в 1875 году, он быстро стал одним из его ближайших сотрудников, а затем главой имперской канцелярии. Однако это потребовало от него полной самоотдачи и почти разрушило его семейную жизнь. В 1881 году Тидеманн окончательно понял, что, оставшись с «железным канцлером», он вынужден будет отказаться от собственной личности. Не без труда он оставил свою должность и был назначен на крупный административный пост в прусской провинции. Бисмарку это расставание далось нелегко: с годами он становился все более замкнутым, с большим трудом допускал в свой узкий круг новых людей.
«Львиная натура, рыцарственная, масштабная, гордая, но может ранить своими когтями» — говорил Тидеманн о Бисмарке[498]. Глава имперской канцелярии видел все недостатки своего шефа, однако не мог не восхищаться им. «Демоническая притягательная сила этого человека поистине чудесна» — писал о «железном канцлере» его верный соратник[499].
Не легче, чем подчиненным, приходилось и «начальнику» Бисмарка — императору Вильгельму. Испытывая искреннюю привязанность к своему паладину, Вильгельм не представлял себе иного канцлера. На очередную просьбу об отставке, сделанную в 1869 году, он ответил: «Как Вы могли даже подумать о том, что я могу согласиться с этой мыслью! Самое большое мое счастье — жить одновременно с Вами и находиться с Вами в прочном согласии (…) Ваше имя стоит в прусской истории выше имени любого другого прусского государственного деятеля. И такого человека я должен отправить в отставку? Никогда!»[500] После этого требования отправить его в отставку следовали со стороны Бисмарка регулярно, являясь важным орудием шантажа и давления как на императора, так и на другие политические силы. В число последних входили даже иностранные государственные деятели, убежденные в незаменимости канцлера и вынужденные уговаривать его остаться на своем посту.
Однако сама необходимость регулярно прибегать к подобному приему говорит о том, что император далеко не всегда соглашался быть послушным орудием своего канцлера, как уже указывалось выше. Вильгельм имел собственные взгляды и убеждения, кроме того, на него по-прежнему сильное влияние оказывала его супруга. Аугуста оставалась главным врагом Бисмарка, противодействие «железному канцлеру» стало для нее едва ли не самоцелью. Глава правительства, в свою очередь, ненавидел императрицу от всей души и постоянно жаловался на то, что вынужден бороться с ней за влияние на монарха. В своих воспоминаниях «железный канцлер» язвительно писал: «Многолетний опыт постепенно научил меня почти безошибочно определять, когда император оспаривал предложения, которые я считал логически необходимыми, руководствуясь собственным суждением, а когда — желанием поддержать семейный мир. В первом случае я, как правило, мог рассчитывать на соглашение, для этого нжно было только выждать, пока ясный ум государя освоится с вопросом. Иногда он ссылался на министров. В таких случаях обсуждение между мной и Его Величеством всегда оставалось деловым. Иначе было, когда причина королевского противодействия мнениям министра заключалась в предварительном обсуждении, вызванном Ее Величеством за завтраком и закончившимся определенным обещанием. (…) Когда Его Величество возражал мне не по собственным убеждениям, а только подчиняясь женскому влиянию, то я мог узнать это из того, что его доводы были неделовыми и нелогичными»[501].
Вокруг императрицы группировались противники Бисмарка из числа близких ко двору политиков. В итоге с некоторыми высокопоставленными лицами, формально являвшимися его подчиненными, он мог справиться лишь с большим трудом. Это вызывало у канцлера весьма болезненную реакцию; в 1872 году он, например, с изрядным преувеличением говорил Роону: «Я в немилости у всех членов королевского дома, доверие короля ко мне слабеет. Каждый интриган находит понимание»[502]. Будучи сам мастером интриги, глава правительства с трудом переносил закулисные игры, направленные против него.
Весьма показательна в этом плане история Гарри фон Арнима, прусского дипломата, который вступил в конфликт с Бисмарком в начале 1870-х годов. Занимая должность посла в Париже, Арним напрямую игнорировал инструкции с Вильгельмштрассе и вел самостоятельную линию. Помимо всего прочего, он осуждал Культуркампф и стремился занять пост главы правительства. В 1874 году Бисмарку удалось добиться его отзыва из Парижа, однако в ответ Арним развернул ожесточенную кампанию в прессе, использовав в том числе служебные документы из дипломатической переписки. Бисмарк, не довольствуясь отставкой своего противника, инициировал против него судебный процесс, обвинив в нарушении государственной тайны. Суд, приговоривший Арнима к 9 месяцам тюрьмы, стал по-своему уникальным и сенсационным процессом. Осужденный предпочел уехать за границу и продолжал вести оттуда пропагандистскую борьбу с Бисмарком, в связи с чем против него было возбуждено новое дело. Заочный приговор гласил — пять лет тюрьмы по обвинению в государственной измене. В итоге Арним скончался в 1881 году в Ницце, так и не сумев вернуться на родину.
История с Арнимом свидетельствует еще и о том, насколько ревностно Бисмарк относился к внешней политике, считая ее исключительно своим доменом. Если во внутренних делах он еще мог позволить исполнителям определенную свободу действий, то в дипломатии, непревзойденным мастером которой он, по общераспространенному мнению, являлся, дело обстояло иначе. В этой сфере после образования Германской империи у Бисмарка появились новые, достаточно сложные задачи.
Глава 13Европейский концерт
После образования империи Бисмарку пришлось действовать в новых условиях не только во внутренней, но и во внешней политике. Обычно именно эта сторона его деятельности привлекает наибольшее внимание историков. Впрочем, уже современники ценили его в первую очередь как гениального дипломата. По меткому определению Эберхарда Кольба, с основанием империи завершилась «героическая фаза»[503] политической карьеры Бисмарка, когда все его действия были озарены светом задачи завораживающего масштаба и значения — объединения страны. После 1871 года «железному канцлеру» пришлось выполнять выглядевшую гораздо более прозаично, но не менее важную работу, в основе которой лежало сохранение достигнутого.
Если и существовала сфера, в которой Бисмарк мог распоряжаться практически полновластно, то это была именно внешняя политика. Поэтому говорить о «дипломатии Бисмарка» вполне оправданно. Для самого «железного канцлера» это была любимая сфера деятельности. В 1872 году он говорил о том, что «справляется с Европой за десять — пятнадцать минут во время первого завтрака»