[511], — только взгляды на руководство и использование вооруженных сил у обеих сторон были различными.
Первым проектом Бисмарка стало восстановление согласия «трех черных орлов», которое обеспечивало бы существующее статус-кво в Европе и надежно изолировало Францию. Идея тройственного соглашения с Россией и Австро-Венгрией возникла еще в 1867 году, но к ее реализации Бисмарк приступил тремя годами позже. 13 сентября 1870 года, в разгар войны с Францией, он в направленной в Петербург телеграмме заявил о желательности «тесного сотрудничества монархически-консервативных элементов Европы»[512]. Эта инициатива встретила достаточно благосклонный прием, особенно в связи с негативной реакцией русских властей на провозглашение республики во Франции. В июне 1871 года, во время кратковременного пребывания российского императора в Берлине, он встретился с кайзером и рейхсканцлером, с которыми обсудил перспективы совместных действий по защите от «социалистической угрозы».
Сговорчивость и доброжелательное отношение России объяснялось, помимо всего прочего, и экономическими причинами — львиная доля иностранных инвестиций в империи Романовых была немецкой. Именно в Берлине размещалась значительная часть российских займов, Германия являлась ключевым внешнеторговым партнером России. Еще одним объединяющим моментом в отношениях двух держав являлся периодически вспыхивающий со все новой силой польский вопрос. Бисмарк был, по крайней мере, на данном этапе, заинтересован в союзе с Россией. В письме, датированном 28 ноября 1870 года, он высказался по этому поводу следующим образом: «Пока наши отношения с Австрией не поставлены на лучшую и более твердую почву; пока в Англии не возобладало осознание того, что ее лучшим и надежнейшим союзником на континенте является Германия, хорошие отношения с Россией обладают для нас большой ценностью»[513].
Проблема, однако, заключалась в том, какой характер приобретут эти отношения. В российской правящей элите многие восприняли без всякого энтузиазма образование в Центральной Европе нового могущественного государства. Старая Пруссия неизбежно играла роль младшего партнера Петербурга, а Германская империя могла претендовать, как минимум, на равноправие. Вопрос о том, в какой степени стороны должны учитывать интересы друг друга, останется весьма болезненным в российско-германских отношениях следующих десятилетий.
В это же время к идее желательности сотрудничества с мчащейся навстречу своему единству Германией начала склоняться и Австро-Венгрия. Первые признаки «потепления» появились в ноябре 1870 года, когда полное и окончательное поражение Франции стало лишь вопросом времени. 26 декабря глава австрийского правительства Бойст заявил, что составной частью будущей внешней политики Вены станет «забота о лучших дружественных отношениях»[514] с новым государством. В мае он развил свою мысль, говоря не просто о необходимости хороших отношений с Германией, но и об их использовании для налаживания нормальных контактов с Россией. В Берлине это приняли к сведению, произведя в начале июня зондаж относительно возможного сотрудничества в борьбе с левыми силами. 16 июня 1871 года австрийский уполномоченный фон Габленц заверил Бисмарка, что Франц-Иосиф «очень склонен к тому», чтобы достичь взаимопонимания[515]. Это встретило весьма положительную реакцию у «железного канцлера», не хотевшего связывать себя союзом исключительно с Россией — как, впрочем, и с каким-либо иным государством. В то же время за дружбу с Австрией выступали практически все политические партии молодой империи.
Положительная реакция двух основных партнеров побудила Бисмарка выступить в июне 1871 года с официальным обращением к крупнейшим европейским державам с призывом объединиться в борьбе против революционной угрозы. От Англии был получен, как и ожидалось, сдержанно-отрицательный ответ. С Австро-Венгрией начались активные переговоры, вылившиеся в августе-сентябре 1871 года в серию дипломатических рандеву с участием крупнейших государственных деятелей обеих стран — в частности, в августе состоялась встреча Вильгельма и Франца-Иосифа в Ишле, а затем переговоры Бисмарка и Бойста в Гаштейне. Несмотря на продолжение прогерманской линии, 8 ноября Бойст был заменен на Андраши, сторонника ускоренного сближения с Германией — еще один сигнал с австрийской стороны о желательности прийти к соглашению. Стороны широкими шагами двигались к взаимопониманию. О содержании переговоров через русского посланника Убри был проинформирован и Петербург, при этом Бисмарк особо подчеркнул, что сближение с Австро-Венгрией, помимо всего прочего, преследует цель обуздать французский реваншизм.
Ведя переговоры с обеими державами, Бисмарк стремился в то же время обеспечить Германии независимую позицию и не дать втянуть себя в противоречия, существовавшие между Петербургом и Веной. Для него не было секретом, что оба партнера с гораздо большим удовольствием пошли бы на заключение двустороннего соглашения с Германией, нежели предполагаемого трехстороннего. Одной из попыток достичь такого взаимопонимания за спиной третьего партнера был запланированный Андраши еще в июне 1872 года визит Франца-Иосифа в Берлин на осенние маневры германской армии. Но Бисмарк ни в коем случае не был заинтересован в подобном развитии событий, в результате чего на встречу был в июле приглашен Александр II. В то же время, несмотря на все существовавшие противоречия и опасения в адрес друг друга, Австро-Венгрия и Россия стремились поддерживать хорошие отношения — хотя бы для того, чтобы избежать чрезмерной зависимости от Германии.
Состоявшееся 6–11 сентября 1872 года свидание трех императоров в германской столице должно было продемонстрировать всему миру силу монархической солидарности петербургского, венского и берлинского дворов. Оно прошло в атмосфере блеска и пышности, под покровом которых состоялись достаточно важные переговоры Бисмарка со своими коллегами — Андраши и Горчаковым. Несмотря на отсутствие конкретного результата, на них было достигнуто взаимопонимание по вопросу о европейском «статус кво» и, конечно же, совместной борьбе с «красной угрозой». При этом Бисмарк не стремился закрепить за каждой из сторон далекоидущие обязательства — ему нужна была высокая степень «свободы рук» для дальнейших маневров.
Игра «железного канцлера» была достаточно сложной. Он стремился одновременно не допустить ни серьезного ухудшения, ни слишком радикального улучшения отношений между Веной и Петербургом. Это была тактика, которой он придерживался и в дальнейшем — постоянно поддерживать конфликты между другими державами в тлеющем состоянии, чтобы не рисковать серьезной войной, но в то же время создавать у всех зависимость от Германской империи. Опасения, что Россия и Австрия смогу договориться за спиной немцев, весьма тревожили «железного канцлера» в начале 1870-х годов.
Основы, заложенные в 1872 году, обрели плоть договоров в следующем, 1873 году. Так, 6 мая во время визита «первых лиц» Германии в Петербург была подписана германо-русская военная конвенция, статья 1 которой гласила: «Если одна из обеих империй подвергнется нападению европейской державы, другая должна в кратчайшие сроки оказать ей поддержку армией в 200 000 человек»[516]. В тексте соглашения указывалось, что оно не направлено против какой-либо третьей страны; документ был подписан фельдмаршалами Мольтке и Бергом и тут же ратифицирован монархами обеих стран. Таким образом, на случай французской агрессии Германия получала дополнительно двухсоттысячную армию.
Впрочем, Бисмарк был не склонен переоценивать значение этого соглашения и не особо поддерживал его — на полях донесения Рейса, сообщавшего, что, по мнению Берга, теперь обеим сторонам можно будет сократить военные расходы, он написал: «Свои надежнее»[517]. К тому же соглашение содержало примечательную оговорку о том, что оно вступит в силу только в том случае, если к нему присоединится Австро-Венгрия, чего в реальности не произошло.
Теперь усилия Бисмарка были направлены на то, чтобы обеспечить австро-русское соглашение. 6 июня 1873 года в Шенбрунне Франц-Иосиф и Александр II подписали достаточно абстрактное и расплывчатое соглашение об обеспечении европейского мира. 22 октября Вильгельм I присоединился к этому договору, который в результате получил имя «Союз трех императоров». Соглашение предусматривало взаимные консультации монархов в случае возникновения угрозы миру.
Союз трех императоров стал первым серьезным шагом по обеспечению безопасности Германской империи. Понятно, что у каждой из сторон были свои причины для заключения договора, причем говорить об их полной гармонии было бы преувеличением — внутренние противоречия между державами устранены не были. Но, несмотря на то, что Союз трех императоров был достаточно абстрактным соглашением и, строго говоря, союзом не являлся, он достаточно надежно гарантировал Германскую империю против любой попытки изолировать ее, демонстрировал солидарность трех великих монархий и укреплял изоляцию Франции.
Достаточно свободная форма союза заключала в себе еще и то преимущество, что не давала спорам о первенстве в организации достичь значительного размаха. Тем не менее, соглашение трех держав не было предназначено для серьезных испытаний на прочность. Однако, можно с уверенностью предполагать, что более тесные узы не принесли бы Германии значительной выгоды — Бисмарк высоко ценил «свободу рук» рейха и не хотел ввязываться в австро-русские противоречия сверх необходимой меры. Сам канцлер — пусть и с некоторым преувеличением — говорил о Союзе трех императоров как о «важнейшем инструменте политики обеспечения безопасности против французских реваншистских устремлений»