[700]. Однако тех, кто думал и писал подобным образом, было немного. Более того, критика Бисмарка нередко приравнивалась к отсутствию патриотизма, к покушению на святое в тяжелое для страны время. Не случайно самая известная критическая биография Бисмарка первой половины ХХ века на немецком языке, принадлежавшая перу Эриха Эйка, была опубликована в Швейцарии.
В годы Третьего рейха фигура Бисмарка активно использовалась национал-социалистами и в то же время играла роль объединяющего символа для консервативного Сопротивления. И та, и другая сторона пытались черпать легитимность в фигуре «железного канцлера». Одним из самых известных символов нацистской исторической политики стала открытка, на которой в одном ряду были изображены Фридрих Великий, Бисмарк, фельдмаршал Гинденбург и Гитлер. «То, что король завоевал, князь сформировал, фельдмаршал защитил — то спас и объединил солдат!» — гласила подпись. Гитлер, таким образом, становился продолжателем дела «железного канцлера». Первый начал дело объединения Германии, второй его завершил, присоединив к рейху Австрию.
Гитлер еще в 1921 году назвал решение Вильгельма II об отправке Бисмарка в отставку «величайшей глупостью, какая только была совершена в политической сфере»[701]. В своей книге «Моя борьба» он также заявлял о том пиетете, который он питал к «железному канцлеру». Он регулярно совершал символические жесты, призванные подчеркнуть этот пиетет — от фотографирования с портретом «железного канцлера» до возложения венка на его могилу. В честь «железного канцлера» был назван один из двух самых мощных германских линкоров.
Однако различие между внешней и внутренней политикой Второго и Третьего рейха становилось все сильнее. Кроме того, культ «железного канцлера» стремительно оказывался в тени культа фюрера. С рубежа 1930–40-х годов имя Бисмарка все реже стало использоваться в нацистской пропаганде. Консервативные противника Гитлера, напротив, все чаще использовали его в качестве своего символа. Именно Бисмарка считали одним из образцов для подражания участники заговора, совершившие 20 июля 1944 года попытку переворота.
После Второй мировой войны, в которой страна потерпела еще более катастрофическое поражение, «железный канцлер» вновь оказался в роли антипода агрессивной и безответственной политике Третьего рейха. В значительной степени возродился миф эпохи Веймарской республики. В начале 1950-х годов большинство немцев (36 процентов) назвали его человеком, который сделал для Германии больше всего за всю ее историю. Только к концу десятилетия, когда «экономическое чудо» стало приносить свои плоды, с первого места Бисмарка потеснил Аденауэр. Однако доля опрошенных, считавших его главным благодетелем Германии, еще долго колебалась в пределах 15–20 процентов[702].
В послевоенной Германии объединитель страны неизбежно должен был стать символом возможностей преодоления раскола. В первом томе капитального труда Герхарда Риттера «Государственное искусство и военное ремесло», опубликованном в 1954 году[703], мудрая политика Бисмарка, направленная на сохранение мира в Европе, противопоставлялась авантюризму военных. В центре внимания оказалась — опять же, в связи с политической актуальностью — и социальная политика «железного канцлера».
Однако теперь далеко не все были согласны с позитивным образом Бисмарка. Критики упрекали его в том, что он осуществил объединение методами «железа и крови», препятствовал развитию демократии в Германии, превратил немцев из граждан в безвольных подданных, нанес огромный ущерб политическому и духовному развитию немецкого народа. Его методы, его политика в значительной степени привели к тому, что Германия попыталась пойти по «особому пути», который привел страну в пучину двух мировых войн.
В 1960–70-е годы эта точка зрения стала едва ли не господствующей среди немецких историков. Дело доходило до того, что все развитие Германии с 1871 по 1945 год рассматривалось ими как единая прямая линия, на которой первая точка уже запрограммировала последнюю. Бисмарк своей деятельностью подготовил, в конечном счете, появление Гитлера — говорили некоторые исследователи и публицисты. Особенно резко критиковали «железного канцлера» историки социально-критического направления, в первую очередь Ганс-Ульрих Велер. «Еще до 1890 года были расставлены фатальные вехи для всей дальнейшей истории рейха, — писал он в начале 1970-х годов. — Еще в эпоху Бисмарка была построена дорога к антилиберальному авторитарному государству»[704].
Как это часто бывает, вспыхнувшая дискуссия подхлестнула интерес к изучению биографии Бисмарка. На свет одна за другой появлялись ставшие уже классическими работы Лотара Галла, Эрнста Энгельберга, Отто Пфланце… Избегая радикальных оценок, исследователи стремились проанализировать как личность «железного канцлера», так и последствия его деятельности. Полемика постепенно затихала, позиции недавних антагонистов сближались.
После нового объединения Германии, состоявшегося в 1990 году, интерес к фигуре Бисмарка стал постепенно затихать. Посвященные ему книги по-прежнему регулярно появлялись на свет, но «миф о Бисмарке» — неважно, белый или черный — потерял свою актуальность. В конце 2012 года был проведен опрос — кого из деятелей мировой истории современные немцы могли бы назвать примером для сегодняшних людей? Разрешалось выбрать три варианта. Бисмарк оказался на семнадцатом месте из девятнадцати, собрав лишь восемь процентов голосов — между Штеффи Граф и Михаэлем Шумахером. Из числа немецких канцлеров его с большим отрывом опередили Гельмут Шмидт, Вилли Брандт и Конрад Аденауэр, каждый из которых получил более 20 % голосов[705].
В 2015 году, когда исполнилось 200 лет со дня рождения «железного канцлера», один из немецких публицистов писал в газете «Ди Вельт»: Бисмарк «больше не подходит для коллективной памяти немцев»[706]. Федеральный президент Иоахим Гаук, выступая с речью по случаю этого юбилея, отрицал наличие всякого прямого пути «от Бисмарка к Гитлеру» и в целом характеризовал «железного канцлера» скорее положительно. В то же время он подчеркнул, что «мы должны отвечать на вызовы, стоящие перед нами сегодня, иначе, чем Бисмарк» и «наши ответы будут другими»[707]. В целом этот юбилей привлек сравнительно мало внимания как прессы, так и политиков и широкой общественности. Кажется, в современной Германии Бисмарк, по крайней мере на какое-то время, перестает быть актуальной историей и становится просто историей.
Для нашей страны фигура Бисмарка всегда имела особое значение. И не только потому, что будущий творец германского единства почти три года провел в Петербурге в качестве прусского посланника. В 1860-е годы, когда о нем заговорил весь мир, в России со смешанными чувствами, но неизменным вниманием присматривались к новой звезде на небосклоне европейской политики. Среди этих чувств преобладали два: восхищение его незаурядным политическим талантом и ненависть к нему как к воплощению новой, воинственной и враждебной Германии. Последнее было особенно характерно для панславистов. Однако по мере того, как противостояние России и Германии в первой половине ХХ века все более обострялось, достигнув пиковой отметки в ходе двух мировых войн, образ Бисмарка приобретал в нашей стране иные черты. «Железный канцлер» становился символом российско-германского партнерства, человеком, который стремился к сохранению мира с Россией и предупреждал об опасности вооруженного конфликта между нашими странами.
Уже в 1890 году корреспонденты газеты «Новое время» дважды посещали отставного канцлера и расспрашивали его о будущих отношениях Германии и России. «Железный канцлер», естественно, изо всех сил стремился представить себя другом России. Он заявлял, что полностью поставил себя на службу российским интересам во время Берлинского конгресса, что все дальнейшие обострения отношений между двумя странами являются лишь недоразумениями и что для конфликта между Берлином и Петербургом нет никаких объективных оснований.
«Я всегда и всегда искренне был против войны с Россией, — говорил Бисмарк Кочетову в апреле 1890 года. — Если кто думает, что воевать с Россией не страшно, то сильно ошибается; это в Занзибаре вести войну не опасно, а в России очень опасно, да и не к чему. (…) Да наконец, что нам нужно у России или России у нас? Миллиардов ни мы от вас, ни вы от нас ни в коем случае не добудем (…) Приобретение чего бы то ни было за Мемелем есть уже преступление, и не против вас, конечно, а против самой Германии, ибо завладение Остзейским краем, как платоническое стремление с нашей стороны еще понятно, но ведь оно без Польши немыслимо, а тогда бы у нас было 9 миллионов поляков, а в общем в Германии около половины населения оказалось бы католическим, словом, Германия сама бы себе устроила погибель». В ответ на вопрос русского журналиста, исключает ли Бисмарк вероятность русско-германской войны, «железный канцлер» ответил: «Да, абсолютно исключаю всякую разумную возможность такого конфликта»[708].
Постепенно в России укреплялся «миф о Бисмарке», созданный при участии самого «железного канцлера» и противопоставлявший его мудрую и якобы пророссийскую политику авантюризму Вильгельма II. Этот миф пережил революцию 1917 года. Отношение советской власти к «железному канцлеру» было вполне однозначным — он рассматривался, в первую очередь, как представитель реакционной юнкерской элиты, душитель рабочего движения и классовый враг. «Крайний приверженец прусской монархии, он при помощи бонапартистских методов отстаивал интересы обоих господствующих классов — юнкерства и буржуазии» — писал о нем один из крупнейших советских германистов А. С. Ерусалимский