Так и вышло, что я с десятилетним оболтусом Пашкой Панфиловым оказалась в темном зигзагообразном помещении, эффектно подсвеченном ультрафиолетовыми лампами. Алые лазерные проблески нашего оружия метались вслед за одетыми в специальные доспехи фигурами из команды противника. А я под радостные Пашкины вопли скакала из стороны в сторону, перекатывалась по полу и палила во все стороны а ля Жан Клод Ван Дамм.
Не знаю, получил ли Алексей Панфилов инфаркт, обнаружив наше отсутствие, но мне после такой боевой терапии действительно полегчало. Чему немало способствовал восхищенный взгляд моего подопечного, которого я удостоилась после того, как хозяин клуба, молодой крепкий парень, вглядевшись в распечатку, изумленно покачал головой:
— Сколько здесь работаю, а такого еще не видел. Ни одного попадания! Этого не может быть. В вас стреляли одновременно семь человек. Все они были завсегдатаями нашего клуба, и, что удивительно, почти трезвые. Неужели, оборудование погорело?
Он еще долго сетовал на то, что покупка новой экипировки разорит его окончательно, и пытался заполучить номер моего «мобильника», который я, немного поразмыслив, ему продиктовала. Зачем обижать хорошего человека, тем более что он решил угостить нас за счет заведения двумя молочными коктейлями и шоколадным мороженным? Правда, чтобы продиктовать номер, мне пришлось достать сотовый из сумочки и впервые за сутки включить, дабы узнать собственный номер. Никогда не запоминаю федеральные номера!
Неожиданно я почувствовала вибрацию и поняла, кто звонит еще до того, как кафе клуба огласили начальные такты темы Дарта Вейдера из «Звездных войн». Решение пришло мгновенно. Если Павел Челноков решил все-таки меня найти — он найдет. И то удивительно, что бывший омоновец ждал так долго. Но лучше, чтобы это «долго», превратилось в «навсегда». А для этого его нужно сбить со следа.
— Ответь, — я протянула телефон растерявшемуся Пашке. — Я не хочу говорить с этим человеком. Не хочу, чтобы он знал, где я нахожусь. Скажешь, что телефон этот купил у какой-то чокнутой тетки на Киевском вокзале. За пятьсот рублей. Давай, жми на кнопку.
Враз посерьезневший Пашка, не сводя с меня глаз, решительно вдавил кнопку и ломким голосом пискнул:
— Алло.
Я не слышала, что сказал мальчишке его старший тезка, но лицо Пашки вытянулось и слегка позеленело. Он ответил, как я просила, и поспешно прервал разговор. Слишком поспешно.
— Спасибо, — как можно теплее поблагодарила я, выключая мобильник. — Грубый дядя сильно ругался?
— Н-нет, — Пашка нервно сглотнул. — Не сильно.
— Вот и хорошо, а теперь пойдем в аэрохоккей сыграем. За счет заведения, — подмигнула я маящемуся рядом хозяину клуба.
Но дальнейшим нашим развлечениям был неожиданно положен конец. Едва мы переместились из закусочной зоны клуба в зону игровую, как Пашка неожиданно толкнул меня под руку.
— Смотрите!
Проследив за мальчишеским взглядом, я увидела входящую в клуб Сашу Панфилову в сопровождении Николая, подобно нам удравшего с великосветского раута. Быстро оглядевшись, они сели за свободный столик и, поглощенные разговором, даже не заметили, как мы с моим подопечным выскользнули из клуба, хоть и сидели почти у самой двери. Мало ли какие мысли родились в моей голове, когда я мельком увидела, как Чинаров успокаивающе положил руку на тонкое Сашино запястье. Хорошо, что Пашку больше занимало, чтобы его мама и вожатый не заметили нас, крадущихся за их спинами, как Следопыт с Чингачгуком.
— Уф, чуть не заметили, — облегченно вздохнул он, очутившись на свежем (а на самом деле жарком и душном) воздухе.
— Ну и заметили бы. Ничего страшного, — отмахнулась я, погруженная в свои невеселые думы, вызванные к жизни разбередившим душу звонком.
Какое-то время мы шли по дороге в полном молчании. Я лениво помахивала рукой перед капотами проносящихся мимо машин, а Пашка загребал сандалиями придорожную пыль.
— А что такое железная дева и испанский сапог? — неожиданно спросил он, когда очередной «КамАЗ» проигнорировал мою поднятую руку.
— Средневековые орудия пытки, — автоматически ответила я, но потом заинтересовалась: — А почему ты спрашиваешь?
— Да этот, который вам звонил… Он, когда мой голос услышал, сказал, что если я правдиво отвечу, откуда у меня этот телефон, то долго мучиться не буду. А после того как я ответил, он еще кое-что сказал. Сказал, что если я вру, то железная дева и испанский сапог покажутся мне Диснейлендом по сравнению с тем, что он со мной сделает. Это правда?
— Что «правда»? — растерялась я.
— Что он это со мной может сделать? Не зря же его имя в вашем телефоне — Садист.
— Нет, Паша, — печально рассмеялась я. — Он, конечно, много чего может сотворить. Только не с тобой. Так что бояться тебе нечего.
А сама подумала, что уж кому бояться, так это мне. Если не Павла Челнокова, который, как ни крути, меня любит, то хотя бы моего нынешнего нанимателя — Алексея Панфилова. За сегодняшнюю самоволку я могу в прямом смысле ответить головой. Представляю, что он мне скажет, когда мы наконец вернемся!
— Спасибо, — серьезно и проникновенно сказал Алексей Панфилов, столкнувшийся с нами нос к носу у входа в бывший чулан. — Честно говоря, я чувствовал себе гораздо спокойнее, когда вас не было.
Скрыв под вежливой улыбкой совершенное невладение ситуацией я, протолкнула Пашку в чулан и наобум предположила:
— Он приезжал? Вы договорились?
— Договорились… — Рот Панфилова ощерился, как будто собирался выдать вместо слов отчаянный рык пойманного в капкан волка. — Если ультиматум можно назвать договором. — И снова добавил: — Хорошо, что вас не было. Потому что это было так…
Узнав о том, что его сын вместе с чертовой телохранительницей удалились в неизвестном направлении, Алексей Панфилов не просто разозлился. «Что эта… себе позволяет?!» и «Вернутся — убью!» были самыми невинными мыслями из беснующегося в его мозгу шквала. Несмотря на все старания, он так и не смог влиться в лениво-чопорное течение бала, озадачивая собравшихся застывшим лицом и невнятным бормотанием. И не было рядом любимой жены, успокаивая которую он смог бы взять себя в руки. Тихое бешенство бизнесмена продолжалось почти час, пока рев мощных моторов не заглушил звуки скрипок и виолончели.
Три черных джипа, сверкая в лучах заходящего солнца оранжево-розовыми дугами, стремительно вылетели из-за кустов и, подняв тучу пыли, затормозили у парадного крыльца. Пока их дверцы открывались, чтобы выплеснуть на землю людей, совсем недавно откликавшихся на нелепое «пацаны», а теперь стоящих из себя благородных «секьюрити», Панфилов успел выскочить на крыльцо. Он ни секунды не сомневался в том, кто именно пожаловал на его бал, не дожидаясь официального приглашения. И в том, что визит этот не сулит ему ничего хорошего.
Действительно. В лице Петра Петровича Иловского, с достоинством поднимавшегося по лестнице навстречу Панфилову, не было ни намека на это самое «хорошее». Опущенные уголки узкого рта, взгляд, даже в такую жару обдававший могильным холодом, и нетерпеливо трепещущие ноздри короткого приплюснутого носа сразу же оповестили Алексея о том, что дела его плохи.
— Добрый вечер, господин Иловский. — Ледяная вежливость Панфилова дорого ему обошлась, но чтобы догадаться об этом, нужно было иметь на руках диплом телепата. — Очень рад, что вы, несмотря на свою занятость, решили почтить своим присутствием наше скромное мероприятие.
— Гость в дом — Бог в дом, уважаемый Алексей Михайлович, — кивнул игорный воротила, гладя прямо в глаза подобравшемуся Панфилову, хоть и стоял на ступеньку ниже.
«Может, за другими гостями Бог и ходит, а за тобой наверняка сам Сатана, — мрачно подумал Алексей. — Неужели ты явился ко мне с такой помпой, чтобы всего-навсего принять мою капитуляцию? Господи, хорошо, что Пашки и Сашки сейчас здесь нет, иначе…» Он не успел додумать что «иначе», как Иловский заявил:
— Только я в твой дом, Панфилов, не войду. И танцевать с тобой не буду, ты уж извини. Хочешь спросить, а чего это он приперся?
— Хочу спросить, отчего такая честь? — холодно осведомился Панфилов, затылком чувствуя взгляды особо любопытных гостей, облепивших высокие окна. — Я ведь уже сказал, что согласен на ваше предложение. Мы могли бы обсудить детали в более подходящей обстановке.
— А я думаю, что эта обстановка и есть самая подходящая. — Иловский поднялся еще на одну ступеньку, вынуждая Алексея отступить. — Если ты помнишь, свой отказ ты имел наглость швырнуть мне в лицо в присутствии полусотни человек. Причем не последних в нашем городе. Ты унизил меня, Панфилов. И я хочу ответить тебе тем же. Ты, кажется, согласился на мои условия? Я их меняю. Свою землю ты отдашь мне даром. И подпишешь все бумаги с улыбкой на лице в присутствии прессы и заинтересованной общественности. Ну, и водокачку свою тоже на меня перепишешь. Вот такие теперь мои условия.
— Все? — Панфилов вдруг отчетливо понял, что этому человеку он не отдаст даже вставной челюсти любимой тещи. — А теперь послушай меня. Пошел ты…
Алексей долго и со вкусом перечислял направления по которым Иловскому следовало идти вместе с его шулерским бизнесом. От старательно прививаемого Зацепиным светского лоска не осталось и следа. Мужик говорил с мужиком. И неважно, что на обоих красовались элегантные костюмы и ботинки «Саламандра». Слова шли откуда-то из глубины, и Алексей мысленно поражался богатству своего словарного запаса, скопленного за тридцать восемь лет, как оказалось, совсем не тихой жизни.
— Все? — повторил его вопрос Иловский, глядя сверху вниз на умолкшего Панфилова и делая телохранителям знак оставаться на местах. — Надеюсь, ты понимаешь, что теперь это становится не бизнесом, а личным делом. Моим личным делом. И если даже завтра отменят все указы об игровых зонах, я все равно заставлю тебя отдать мне все, что у тебя есть? Вижу, что понимаешь. И боишься. Правильно, кстати, делаешь. Нет-нет, я не угрожаю! Твоя семья может спать спокойно. Пальцем их не трону, слово даю. И тебя не трону, хотя, не скрою, очень хочется. И все-таки ты мне все принесешь сам. На блюдечке с голубой каемочкой. Причем очень скоро.