— Ему как раз и следует бояться, — заметил Зольден на родном языке. — Или вы думаете, что я шутки собираюсь шутить?
— Я думаю, что нужно сначала во всем разобраться. Расчленить его мы всегда успеем. Для начала позвоним, — тоже по-немецки ответил Штольц.
Пока он набирал номер, в комнате неожиданно сделалось очень тесно. Пятеро накачанных парней, выстроившись вдоль стен, с интересом наблюдали за развитием событий.
— Вы, что, не доверяете мне? — Штольц недоуменно улыбнулся и быстро окинул комнату оценивающим взглядом. — Считаете, что я могу пойти на попятный? Или что я в случае чего не справлюсь с этими сосунками? Я же их сам вербовал и знаю, чего они стоят. Даже если они вооружены, а я нет. Это все ваша скрытность и срочность. Если бы я в самом начале обладал полной информацией, то подобрал бы более квалифицированные кадры.
— Меня вполне устраивают эти, — улыбнулся Зольден в ответ. — Особенно тем, что никакие общие интересы их с вами не связывают. Их благосостояние зависит исключительно от меня, а значит…
— А значит, вы все-таки мне не доверяете, — заключил Штольц.
— Ничего личного. Всему виной ваше прошлое. Таким не принято доверять. Так что звоните, пока не поздно.
— Поздно, — пробормотал Штольц, вглядываясь в экран.
— Пожалуй, — подтвердил Зольден. — Придется переходить к запасному варианту.
— О котором я тоже ничего не знаю, — поморщился «переводчик».
— Вот именно. Но скоро узнаете все в подробностях. А еще узнаете, что мальчишка для него не нужен, — промурлыкал старик. — Так что мои маленькие слабости теперь делу не помешают. И все-таки позвоните. Пусть его отец послушает…
Штольц согласно кивнул, нажимая кнопки мобильного, и как бы невзначай наклонился к Пашке.
— Когда я выкину тебя в окно — беги. И ори как резаный, — прошептал он так, что расслышать его могли только мальчишеские уши. А потом, взглянув на экран, изумился:
— Ого! Посмотрите-ка. Похоже, мы теперь можем не торопиться.
— Да, пожалуй, — с сожалением в голосе согласился Зольден. — Такого поворота я не ожидал. Интересно, что бы это значило.
— Мне тоже интересно, — пробормотал переводчик. И, подхватив Пашку Панфилова на руки, объявил:
— Пусть пока посидит. Авось пригодится еще.
— Действительно, — согласился немец. — Ваш русский авось почти непобедим. Подождем. Но только недолго…
Я сидела на скамье и тщетно пыталась успокоиться. Хотелось вскочить, бежать куда-то, что-то делать… Ожидание становилось невыносимым. Еще немного и я начну бегать по узким аллеям сквера и бормотать под нос неразборчивые проклятия. Откуда такая паника? Что шепчет мне внутренний голос, заставляя сердце сжиматься в предчувствии непоправимого?
— Вы тоже на пресс-конференцию?
От неожиданности я подпрыгнула над скамейкой почти на полметра. Но оказалось, что ко мне подсел вовсе не обретший плоть внутренний голос, а всего лишь журналистка Оксана. Улыбнувшись мне, как старой знакомой, она закинула ногу за ногу, почти полностью выставив напоказ загорелые бедра.
— На какую такую пресс-конференцию? — автоматически спросила я, все еще пребывая в растрепанных чувствах.
— На пресс-конференцию Иловского. В его самом большом казино, в «Золотом теленке». Там и ваш Панфилов будет. По слухам он собирается сделать какое-то заявление. Мне повезло, что я еще в область не вернулась. Это ведь как раз моя тема — я ее с первого дня освещаю. Две статьи уже вышло. И про то, как мэр Ухабова Иловскому свинью подложил своим запретом. И про то, как Панфилов Иловского подальше послал. А теперь, значит, напишу, как Иловский все-таки своего добился.
— То есть?
— А разве вы не знаете? Панфилов сегодня принародно документы подпишет на безвозмездную передачу земли под строительство развлекательно-игрового комплекса. Не зря же Дмитровские мужики лагерь громить приходили. Я не первый раз замужем, и два факта между собой связать могу. Так что статья у меня получится шикарная. А вот если еще и ваше интервью добавить… У-м-м-м, пальчики оближешь. «Женское лицо телохранителя». Звучит?
— Да, — отрешенно кивнула я.
— Что «да»? Постойте, куда вы? Как насчет интервью?
Но я уже ничего не слышала. Ноги сами несли меня прочь от журналистки, что-то кричавшей мне вслед. Ноги несли, а мысли скакали обезумевшими белками-летягами. Этого не может быть. Алексей Панфилов никогда ничего не подпишет, пока Пашке угрожает хоть какая-нибудь опасность. Или он все-таки сумел вернуть сына? То есть не сына, а… Нет, все равно сына. Он же любит его как родного. То есть родного и любит. Он же ни о чем не догадывается, это ясно даже мне. Но тогда почему он подвергает его такой опасности?! Или эта Оксана, что-нибудь напутала?
— Как пройти в «Золотой теленок»?! — набросилась я на проходившего мимо старичка с авоськой, чем едва не довела его до инфаркта.
Получив очень точные инструкции, я испуганным зайцем запетляла по кривым ухабовским улочкам и к своему удивлению очутилась в нужном месте в нужное время. Два мраморных льва бдительно следили за кучкой журналистов (точнее журналисток), вливающихся в гостеприимно распахнутые двери казино. А не менее бдительный охранник на входе чуть ли не носом тыкался в послушно предъявляемые журналистские удостоверения. Тут настала очередь возблагодарить всевышнего за то, что на дне моей сумочки завалялось удостоверение, выданное Нике Евсеевой — внештатному корреспонденту ХХХской газетой «Веритас». Вру. Сумочку я как раз оставила в чулане, а для свободы действий прицепила на пояс Пашкино «кенгуру». Туда аккурат вместился кошелек, мобильник и пачка моих документов.
Размахивая бордовой корочкой перед носом охранника, я протиснулась в просторный холл «Золотого теленка» и влекомая живым потоком направилась туда, где и должна была состояться пресс-конференция. То есть в игровой зал.
Без столов, крытых зеленым сукном, или на худой конец «одноруких бандитов» просторное помещение выглядело осиротевшим. Тонированные стекла приглушали напор полуденного светила, и казалось, будто давным-давно наступили сумерки. Такие же сумерки царили в моей душе.
«Я не позволю Панфилову подписать документы. — Выкристаллизовалась из обрывков единственная четкая мысль. — Пальцы ему на руках переломаю, а подписать не дам. Мама дорогая, неужели он и вправду собирается отдать свою землю? Чем же ему пригрозил Иловский, если он решился на это?»
Я могла еще очень долго изводить себя бесплодными вопросами, но тут в дальнем конце зала зажглись прожектора, и в яркие круги света вошли главные действующие лица.
Впереди шествовал сам Петр Петрович Иловский. Лицо его излучало абсолютное спокойствие и уверенность не только в завтрашнем, но и во всех последующих днях вплоть до Судного. Некие прихлебательные личности, окружавшие игрового магната, были напротив сверх меры суетливы и все норовили забежать вперед. А за ними…
Сказать, что Алексей Панфилов шел следом за Иловским, значит погрешить против истины. Он даже не брел. Скорее кое-как передвигался. Нет, его ботинки не шаркали по длинноворсному темно-синему ковру, но неестественно прямая спина и замедленные движения заставили меня пристально вглядеться в лицо моего нанимателя. Как раз в этот момент Иловский остановился и повернулся к нетерпеливо гудевшей журналистской братии. Панфилов в точности повторил движение своего недруга, и у меня появилась возможность взглянуть ему прямо в глаза. Этого оказалось достаточно для того, что бы все встало на свои места. Вместо иронично прищуренных карих глаз бизнесмена на меня уставились две черные дыры, в которых не осталось даже проблеска рассудка. Точно такими же глазами он смотрел во время нашей первой встречи в придорожном кафе, когда околдованный моим голосом выкладывал на стол тысячные купюры. Мама дорогая, да ведь это же обычный гипноз! То есть не обычный, а очень глубокий — похоже, шестой стадии.
Так вот почему Иловский сказал, что несговорчивый землевладелец сам принесет ему свой участок на блюдечке с голубой каемочкой! Не знаю, кто подсказал игорному воротиле эту идею. Может быть, виной всему ухабовское сарафанное радио. Достаточно было двух-трех дней, и о весть том, что заезжая цыганка «развела на бабки» известного в городе бизнесмена, наверняка стала здесь притчей во языцех. Мог Иловский узнать об этом? Мог. А еще он мог за это время подыскать хорошего гипнотизера и, воспользовавшись идеальной гипнабельностью Панфилова, заставить бизнесмена выполнять любое свое желание. Алексей ведь сейчас не соображает ничего. Все бумаги подпишет. Даже собственный смертный приговор!
То ли кондиционеры заработали с удвоенной силой, то ли сквозняком потянуло сразу из всех щелей, только по моей мокрой спине побежали леденящие кожу мурашки. Потому что Панфилов сейчас действительно подпишет смертный приговор. Только не себе, а Пашке. Долго ли будет оставаться в неведении таинственный немец, если одетая во все желтое тележурналистка жизнерадостно объявляет о том, что она ведет прямой репортаж с пресс-конференции господина Иловского?
Прекратить. Нужно немедленно это прекратить. Меня ведь из телохранителей никто не увольнял, а значит главная моя задача — обеспечить своему подопечному хотя бы относительную безопасность. Если уж не сумела обеспечить абсолютную. Уповать на чужое спасительное вмешательство для меня непозволительная роскошь. Я должна все сделать сама. Знать бы только, что именно я должна сделать?
Мои лихорадочные размышления были прерваны торжественным заявлением Иловского:
— Дамы и господа, сейчас на ваших глазах состоится подписание документа, важность которого трудно переоценить. И для района, и для всей области…
Он начал красочно расписывать неземные блага, которые обрушатся на Ухабов, после открытия развлекательного комплекса, а я все никак не могла решиться. Слишком много народа и слишком мало времени. Но другого выхода я не вижу. Зато вижу стоящую под окном «десятку» Панфилова и благодарю судьбу за неожиданный подарок.