Со Светланой они поссорились накануне, но в этот раз вместо обычной выволочки, которую он ей устраивал, Евгений схватил со стола нож и полоснул им шею возлюбленной. Хлынула кровь, которая и отрезвила скандалиста. Он бросился звонить в «Скорую». Все время до приезда врачей женщина в ужасе сжимала шею, тщетно пытаясь остановить кровь, а Евгений метался по квартире из угла в угол и кричал:
– Надо же быть такой дурой! Доводишь и доводишь, пилишь и пилишь! Нет, ей надо до поножовщины довести, чтобы меня посадили. Ради этого все да? Знала ведь, что я не дорежу, а надо было, надо…
– Надо, – кивнула мать, наблюдавшая за всем происходящим, сидя на крохотном кухонном диване.
Евгений готов был уже обрушиться с гневом на пожилую женщину, но тут в дверь позвонили врачи, а еще через несколько минут приехала милиция и забрала дебошира до выяснения обстоятельств. Светлана выжила и, как водится, вскоре отказалась предъявлять обвинения: «Какой-никакой, а мужик, да и идти больше некуда». Евгения какое-то время продержали в камере, но потом все же отпустили, посоветовав больше не попадаться. Такое событие грех было не отметить. Теперь он мог, как и прежде, жить на пенсию матери, избивать жену, околачиваться возле продуктового магазина и выпивать. Неплохая перспектива. Вернее, один неплохой день, растянутый и размноженный до конца жизни. Чего стоит такой человек? Сколько можно заплатить за его жизнь, да и стоит ли?
– Давай иди вперед, я догоню тебя минут через пять, – велел Пичушкин, увидев, что кто-то из выпивох возле универсама помахал ему рукой.
Евгений за время своего рассказа уже успел настроиться на возлияния, поэтому готов был на все, чтобы только откупорить бутылку в парке. Мужчина быстрым шагом двинулся в сторону Битцевского леса, а потом еще минут десять ждал приятеля, сидя на лавочке. Пичушкин не обманул и пришел.
– Нет сигарет? Курить хочется, – спросил мигом повеселевший при виде Пичушкина Пронин.
У Александра с собой сигарет не было, и он с сожалением покачал головой. Идти до ближайшего магазина нужно было минут пятнадцать, а выпить Евгению уже хотелось слишком сильно, поэтому он согласился сразу углубиться в лесопарк.
– Куда мы идем? – с раздражением спросил Евгений, когда они уже преодолели пару километров.
– К могиле моей собаки, мы ж пса помянуть хотели, – спокойно ответил Александр. Евгений сконфуженно кивнул. Он в предложении Александра услышал только слова «помянуть, парк и бутылка», а все детали как-то испарились из памяти.
Некоторое время они шли молча, но чувствовалось, что с каждым шагом Евгений нервничает все больше.
– Что прямо по шее полоснул, а она не умерла? – спросил вдруг Александр.
– Сам в шоке был! Кровью все квартиру залило, мать замучилась оттирать. Пузырилось все, хрипело. Я думал, что «Скорая» уже к трупу приедет, а она ничего, сейчас даже говорит нормально. Всем отделением поздравляли, если бы труп был, так не отделался бы, а она заявление писать не стала.
– Я б написал, – хмыкнул Александр.
– Потому ты и не женщина, что написал бы, – сострил Евгений, и беседа потекла уже легче.
За разговором они не заметили, как дошли до пригорка. Спустившись с него, Александр бросил пакет рядом с поваленным деревом. Евгений облегченно выдохнул и потянулся за бутылкой. Парень вдруг поднял на него взгляд, и Пронин, отчего-то перепугавшись, начал что-то мямлить. Пичушкин ухмыльнулся и толкнул приятеля. Тот сделал шаг назад, а потом еще один. Александру оставалось только спихнуть мужчину в люк.
– Что ты? Что, я тебе деньги не вернул? Так ведь это ж сто рублей всего было! Ты что…
Мужчина причитал все жалобнее, и в следующую секунду он, только что взахлеб рассказывавший о том, как полоснул по шее жену, уже плакал. Александр схватил его за грудки и швырнул в люк. Евгений упал, но успел так расставить руки и ноги, что еще какое-то время держался на краю. Пичушкину пришлось пару раз ударить Пронина, чтобы тот ослабел и сполз в коллектор. Стены тоннеля еще пару мгновений разносили эхо от крика, но вскоре и его поглотил шум бурлящих потоков воды.
Я ПРЕДЛОЖИЛ ЕМУ ВЫПИТЬ ВОДКИ. МНОГИМ Я ПРЕДЛАГАЛ ВЫПИТЬ. ЭТО БЫЛО НЕЧТО ВРОДЕ РИТУАЛА. ВОДКА ОБЪЕДИНЯЛА, РОДНИЛА С ЧЕЛОВЕКОМ. Я СОЗДАВАЛ РАССЛАБЛЕННУЮ ОБСТАНОВКУ. МНЕ ТАК БОЛЬШЕ НРАВИЛОСЬ. НО ПРОНИН ПИТЬ ОТКАЗАЛСЯ. КОГДА МНЕ ОТКАЗЫВАЛИ, Я ОТ БЕШЕНСТВА ТЕРЯЛ РАССУДОК. В ИТОГЕ УГОВОРИЛ. МЫ ВЗЯЛИ ВОДКИ И МОРОЖЕНОГО, ПРИШЛИ К КОЛОДЦУ. КОГДА Я ВЗЯЛ ЕГО И СТАЛ ПОДВОДИТЬ К КОЛОДЦУ, ОН ЗАБЛЕЯЛ. КАК ОВЕЧКА. А ВЕДЬ БЫЛ ВСЕГДА ТАКИМ МУЖЕСТВЕННЫМ…
После убийства Пичушкин почувствовал неудержимый восторг. Он сразу ощутил такой прилив жизненных сил и вдохновения, что буквально захлебывался ими. В своем дневнике после смерти Одийчука он написал, что первое убийство забыть невозможно, но сейчас, спустя почти девять лет, вдруг понял: это состояние оказалось напрочь стертым из памяти. Вечером Александр вернулся домой и уселся вместе с матерью смотреть сериал. Наталья вскоре заснула, а он не спал всю ночь. Часа в три ему в голову пришла идея вести учет своих достижений. Он достал ящик со старыми детскими игрушками, которые ему покупал еще дедушка, нашел игру «пятнашки» и наклеил на две первые клетки бумажки с именами: Михаил Одийчук и Евгений Пронин.
На следующий день, возвращаясь с работы, Александр увидел, как сухонькая старушка в компании хмурой некрасивой женщины лепит на столб фотографию Евгения. Пичушкин буквально замер от ужаса.
– Видел его? – переполошилась вдруг старушка, увидев, что фотография заинтересовала Александра.
– Вчера его из милиции выпустили, а он домой не вернулся, ищем вот теперь, – объяснила ее невзрачная спутница.
Александр нахмурился и несколько мгновений делал вид, что изучает фотографию, а потом покачал головой.
– Похож на пару знакомых, но конкретно его не видел, – сообщил он и попрощался.
Уже открывая дверь подъезда, он с удивлением осознал, что никакой жалости ни к Евгению, ни к его матери или жене не испытывает. Лишний человек. Без него всем будет лучше. Зачем только жизнь прожил, что сделал за свои пятьдесят лет? Это ему нужно было сожалеть о зря потраченных годах.
Я УВИДЕЛ, КАК ОНИ РАСКЛЕИВАЮТ ОБЪЯВЛЕНИЯ, НО НИЧЕГО НЕ ПОЧУВСТВОВАЛ: НИ СОЖАЛЕНИЯ, НИ ВИНЫ, НИ ГРУСТИ. МНЕ ХОТЕЛОСЬ УБИТЬ, И Я ЭТО СДЕЛАЛ. ТОЛЬКО ПОЛЬЗУ ЕГО СЕМЬЕ ОКАЗАЛ. ЗАЧЕМ ОН ВООБЩЕ ЖИЛ, НЕПОНЯТНО.
Внешне в жизни Александра Пичушкина ничего после этого дня не изменилось, кроме того, что он неожиданно повеселел и снова резко бросил пить. На эти существенные перемены никто не обратил внимания, потому что он продолжал ошиваться по вечерам возле магазина вместе с другими пьяницами района, по-прежнему ходил в парк или на детскую площадку с компанией, но за весь вечер так и не выпивал свой стакан, зато всегда с удовольствием слушал разговоры приятелей. Достаточно молчать и улыбаться, когда к тебе обращаются, чтобы в конце вечера эти люди признали тебя лучшим другом. Так случилось, например, с Олегом Львовым. Пичушкин однажды поставил мужчине бутылку, и с тех пор тот искренне считал Александра своим лучшим другом, расплываясь в улыбке всякий раз, завидев приятеля. Никто раньше не был так добр к Олегу. Жена ушла много лет назад, ребенка забрала. Остались только собака и квартира, но из-за пса приходилось вечно воевать с соседями, которые жаловались на шерсть и запах, а квартира никакой радости после смерти родителей не доставляла. Лет до сорока мужчина ждал, когда наконец станет владельцем жилплощади, а после смерти матери вдруг понял, что остался совсем один и никто у него больше не поинтересуется, чем он сегодня поужинал. Пичушкин иногда спрашивал Олега, как у него идут дела и сумел ли он в этот раз хотя бы частично расплатиться с долгами за коммунальные услуги. Для Львова такое участие дорогого стоило, поэтому, когда ему поступило выгодное предложение, он первым делом сообщил об этом лучшему другу.
– Что за предложение? – нахмурился Александр.
– Лучше не буду пока говорить, но скоро стану богатым человеком, – подмигнул Олег и направился вглубь магазина к стенду с просроченными продуктами.
– Расспросить бы, что он там придумал. Нашему брату редко везет. Чтобы выиграть миллион долларов, нужно иметь хотя бы два, – хмыкнул мужчина, занимавшийся выкладкой товара.
Этому человеку было уже около шестидесяти, и поэтому никто его иначе как дядя Юра не звал. Как известно, есть две категории мужиков: те, у кого со временем остается только отчество, и те, к чьему имени прилипает какое-то родственное звание вроде «дяди» или «деда».
Александр рассеянно кивнул и вскоре выкинул из головы этот комментарий. Покончив с работой в магазине, он отправился к «Каховской». Никаких особенно важных дел возле метро у него не было, но он любил присесть рядом с выходом и наблюдать за тем, как потоки людей вываливаются из подземелья на волю. Возле каждой станции всегда создается свой маленький мир: вырастают как грибы магазины и палатки, продавцы начинают дружить и строить козни друг против друга, закрываются и открываются кафе и бары, у которых обязательно есть завсегдатаи, вечно курящие на приступке у дверей заведения. Здесь Александр знал почти всех: кто-то раздавал листовки, чтобы заработать на бутылку, а кто-то просто клянчил деньги «на развитие русского алкоголизма».
Пичушкин собирался присмотреть новую жертву, с которой можно было бы «помянуть пса», но все, кто сегодня с ним здоровались, по его мнению, пока не заслуживали смерти. Постепенно Александр начинал злиться и нервничать. Он твердо решил, что сегодня снова ощутит тот самый восторг от убийства, а вместо этого уже целый час торчал возле метро и периодически замечал кого-то из знакомых. Наконец ему на глаза попался пожилой мужчина, вот уже полчаса внимательно изучавший что-то в киоске с печатью. По виду он был так стар, что, кажется, помнил Ленина. Александр подошел и сказал что-то неуклюжее про одну из книг в мягком переплете, выставленных в витрине. Пенсионер с готовностью вступил в разговор, а вскоре уже согласился сходить с парнем в парк «помянуть пса». Вячеслав Климов приехал к метро, чтобы купить газету «Московский комсомолец» и клубнику для внучки – здесь ягоды стоили дешевле, чем рядом с домом. Внучка, впрочем, по его словам, не спешила посещать дедушку, даже если тот покупал угощение. Старик коротал век в одиночестве, уже еле ходил и без конца рассказывал, как в годы войны, будучи ребенком, видел самолет, стрелявший трассирующими пулями, которые красиво светились в ночи.