и заплатить за услугу, а потом хорошо если не били. Не раз отнимали деньги в интернате, но еще никогда не пытались убить. Подросток просто не знал, что делать в таких ситуациях, поэтому, добравшись до дома приятеля, у которого на несколько дней уехали родители, он решил, что не будет никому рассказывать о случившемся. Скажет только, что случайно провалился в канализацию. Не хватало еще, чтобы его сочли сумасшедшим.
ЭТО ДАЖЕ НЕ ПОКУШЕНИЕ. У МЕНЯ ЕСТЬ ПОДОЗРЕНИЕ, ЧТО ЛОБОВ ВЫЛЕЗ ИЗ ТОГО САМОГО КОЛОДЦА, КУДА Я ЕГО СБРОСИЛ. А НЕ ИЗ ДРУГОГО, КАК ЗАЯВЛЯЕТ ОН САМ И КАК СЧИТАЕТ СЛЕДСТВИЕ. КАКОЕ ЭТО ПОКУШЕНИЕ?! РАБОЧИЕ ТОЖЕ СПУСКАЮТСЯ В ЛЮКИ! ДАННЫЙ ЭПИЗОД – МОЯ НЕДОРАБОТКА. НЕУДАЧА ОГОРЧАЕТ МЕНЯ. ПОЭТОМУ КОММЕНТИРОВАТЬ ЕЕ Я НЕ БУДУ.
Было бы здорово, если бы после этих событий у Миши Лобова все наладилось и спустя некоторое время он стал бы бизнесменом, чиновником или ученым с мировым именем, но так не бывает. Всего через пару лет парень получил свой первый срок и отправился в колонию для несовершеннолетних. Выйдя оттуда, он продержался всего несколько месяцев, которые лишь с большой натяжкой можно было назвать свободой, так как каждый свой шаг приходилось согласовывать с милицией и получать одобрение. Вскоре он вновь отправился за решетку, и след его затерялся в одной из колоний общего режима.
9Ручка
Август 2002 г. – октябрь 2003 г.
– А ну отойди, а то убью! – крикнул кто-то Пичушкину, когда тот складывал коробки с товаром в подсобку. Александр обернулся и увидел Владимира Фомина, грузчика, с которым они обычно работали вместе по выходным. Мужчина держал в руках обычную ручку так, словно это был пистолет.
– Ручкой хочешь заколоть? – хмыкнул Пичушкин, ставя на пол очередную коробку.
– Она стреляет, – тоном обиженного ребенка сказал мужчина.
– Что еще у тебя стреляет? – ехидно поинтересовался Александр.
Владимир хлопнул его по плечу и предложил отойти в сторонку. Александр обреченно вздохнул, но все же двинулся вслед за приятелем. Мужчина прицелился в груду пустых коробок и опустил крючок, с помощью которого, по идее, из ручки должен был вылезать стержень. Раздался громкий хлопок, в воздухе запахло гарью. Владимир довольно поднял ручку вверх, подражая Джеймсу Бонду, а Пичушкин поднял с пола отлетевшую гильзу.
Оказалось, Сергей Федоров – местный Кулибин – научился делать такие огнестрельные ручки и теперь продавал их всем желающим за 2 тысячи рублей. По мнению изобретателя, вскоре на него должна была выйти мафия с предложением заключить крупный контракт на производство таких ручек в промышленных масштабах. План был не лишен некоторых явных недостатков. Во-первых, Федоров не знал ни одного члена ОПГ, а во-вторых, было сомнительно, что членам ОПГ в принципе нужны такие приспособления. Другое дело – бейсбольные биты. Однажды в магазин, где работал Пичушкин, завезли партию наборов для игры в бейсбол, и уже к вечеру их раскупили. Правда, на выходе почему-то все выкидывали два мячика и огромную перчатку, которые входили в набор. Тем не менее ручка действительно работала и вызывала всеобщее восхищение у всех, кому Федоров ее показывал. Увидев в деле «вундерваффе», Владимир упросил гения инженерной мысли продать ручку ему, а накануне ее нашла жена и потребовала выбросить. Можно было, конечно, проигнорировать ее слова, но женщина собрала вещи и уехала с ребенком к матери, сказав, что не вернется в дом, в котором есть огнестрел.
– Продай ее мне, – принялся упрашивать Александр, узнав об этом.
– Кого ты ей отстреливать будешь? – хохотнул мужчина.
– А это уже мое дело, тебя не трону, – в тон ему ответил грузчик.
Они еще какое-то время спорили о цене, но все же сошлись на двух тысячах рублей. Александр спрятал ручку и коробку с патронами в карман форменной жилетки и весь остаток дня примеривался к покупателям магазина. Каждого из них он мог бы пристрелить, стоило только нажать на спусковой крючок, и пуля 22-го калибра оборвала бы их жизнь. Пичушкин минут двадцать наблюдал за старушкой, которая пришла в магазин рано утром, чтобы успеть получить дополнительную скидку на продукты. Сотрудники супермаркета таких покупателей называли «подснежниками». Они приходили в первые часы работы и потом могли час ходить между рядами, изучая упаковки и цены. Эти посетители вечно выбирали товары со скидкой или два продукта по цене трех, собирали крышечки и наклейки, чтобы получить кастрюльку или игрушку. У новых сотрудников «подснежники» поначалу вызывали жалость, но только первое время. Такие покупатели всегда рассчитывали все по ценникам и знали до копейки, что и сколько стоит. Если они вдруг замечали, что товар пробили не по скидке или по более высокой цене, то непременно устраивали скандал и обвиняли кассиров в воровстве.
Пожилая женщина остановилась перед прилавком с хлебом и выпечкой, и глаза ее наполнились слезами.
– Вам помочь? – поинтересовался проходивший мимо напарник Пичушкина.
– Эти слойки подорожали, – пожаловалась старушка. – Теперь на них не хватит, а я хотела купить две для внучки, она их любит.
– Раз любит, пусть заработает и купит, – хмыкнул мужчина и пошел дальше, а пожилая женщина все стояла у прилавка и высчитывала, сколько нужно купить творога, чтобы хватило на неделю, но при этом осталось на булочки.
Александр в этот момент примеривался и искал наиболее удачное положение для выстрела, представлял себе траекторию полета и рикошета. Конечно, он не собирался устраивать здесь стрельбу, ему просто нравилось то ощущение скрытой власти, которое давала ручка. Представлять и просчитывать наиболее удачное для выстрела положение казалось забавным и увлекательным занятием, за которым легко можно было провести несколько часов, остававшихся до конца рабочей смены.
Вечером он отправился в парк проведать могилу спаниеля. В парке был настоящий аншлаг, будто здесь собирались концерт давать. На дворе стоял конец августа, и все хотели урвать еще немного тепла перед тем, как начнутся дожди, а затем и снегопады. Александр с неприязнью поглядывал на шумные компании подростков, которых можно было встретить буквально под каждым кустом. Он прошел чуть дальше и свернул на дорожку, ведущую к домику лесника. В сотне метров от этого места он и похоронил своего пса. Сюда он никого никогда не водил, хотя тут тоже неподалеку был неплохой открытый люк, но это место рядом с живописным оврагом казалось ему слишком личным, чтобы кому-то о нем рассказывать.
На пути к склону холма ему встретилась непонятная конструкция из шифера и палок. То ли шалаш, то ли просто куча мусора. Приблизившись, Александр услышал раскатистый храп. От бешенства он чуть не снес эту хибару. Какой-то бродяга поселился рядом с местом, где похоронена его собака, его главным местом, да еще буквально в паре шагов от дома лесника. Куда, черт возьми, смотрит этот бездельник?
Пичушкин стал наблюдать за человеком, поселившимся в лесу, изучать его распорядок дня, его привычки и особенности. Это напоминало полноценную охоту. Причем охотник в любой момент мог убить свою жертву, ведь теперь для этого ему даже не нужно было подходить вплотную: ручка могла сделать всю черную работу. В один из дней он увидел, что к мужчине пришли приятели. Они выглядели совсем не характерно для этих мест, один парень был в черных брюках и белой рубашке, будто на свадьбу собрался. Они развели костер, поставили мангал. Казалось, обычная компания приятелей решила выбраться в лес. Только груда досок и листов шифера, служившая домом одному из них, напоминала о том, кто на самом деле собрался у костра. Один из мужчин встал и направился как раз к тому месту, откуда наблюдал за ними Александр.
– А ты кто? Что здесь стоишь? Иди к нам, посидим, как люди, – воскликнул незнакомец, наткнувшись на Пичушкина.
В ситуации не было ничего необычного: в эти дни людей здесь можно было встретить буквально за каждым деревом, из-за чего Александр и опасался выходить на охоту. Он сконфуженно что-то промямлил, но мужчина уже тащил его к костру, громким поставленным голосом оповещая всех о том, что в их компании пополнение.
Поселившегося в шалаше человека звали Герман Червяков. Он родился в 1959 году в интеллигентной семье убежденных шестидесятников. Их трехкомнатная квартира в девятиэтажке буквально до краев была наполнена книгами, которые не только заполняли огромные книжные шкафы, но и лежали под кроватями. Подшивки журналов отец семейства держал на антресолях. С детства у Германа была только одна страсть – музыка. Он имел абсолютный слух, а дурная мелодия или фальшивое пение доставляли ему буквально физические страдания. В семь лет он поступил в музыкальную школу на отделение скрипки, куда берут обычно только детей с исключительными способностями и идеальным слухом. Герман быстро заслужил славу гения и вундеркинда и вскоре стал выступать на профессиональных сборных концертах, которые частенько давали в Зале имени Чайковского на «Маяковской». После того, как мальчик досрочно окончил музыкальную школу, родители наняли ему преподавателя, чтобы тот развивал способности ребенка и готовил к поступлению в консерваторию. Герман кое-как окончил школу и с тех пор наконец получил возможность сосредоточиться на главной своей страсти и целиком посвятить себя скрипке. Молодой человек окончил консерваторию, стал играть в оркестре и вскоре женился.
Начало перестройки они с женой восприняли как чудо. Будучи музыкантом оркестра, теперь он получил возможность съездить за границу, все товары, хоть и втридорога, можно было купить на проспекте Мира или на Арбате, вот только зарплату стали задерживать, а потом перестали платить вовсе. Наступили девяностые. Классическая музыка больше никого не привлекала. Оркестр расформировали, а музыканты вынуждены были бродить по открывшимся на каждом углу барам и предлагать свои услуги. Люди не хотели слушать скрипку, когда играли в казино или ужинали, поэтому с работой у Червякова стало совсем туго. Большей частью он не выходил из дома и пил, а его жена пыталась как-то встроиться в новую жизнь. Каждый вечер в семье теперь вспыхивали скандалы. Женщина выходила замуж за музыканта и гения, а сейчас перед ней сидел совершенно растерявшийся и раздавленный безработный неудачник. Поначалу Германа иногда приглашали выступать на первых частных корпоративах, проводившихся с поистине королевским размахом – желательно на территории какой-нибудь старинной усадьбы или дворца. Вот только в середине вечера все эти внезапно разбогатевшие люди все равно хотели слышать что-то из репертуара «Ласкового мая» или «Миража», а Червяков отказывался играть такое на скрипке.