– Я понял, – глухо, но твердо сказал Виги.
Хродмар быстро подался назад, предлагая Виги ударить первым. Этим движением он словно подтолкнул в душе Виги какой-то камень, и тот покатился, со стуком подпрыгивая на уступах. Виги бросился на противника и ударил копьем; Хродмар выбил его мощным ударом по древку и рубанул топором, и Виги ощутил сильный толчок и треск – его щит раскололся до середины. Отбросив его в сторону, в туман, он выхватил топор. Не зря сам Фрейвид хёвдинг учил его биться – руки и ноги Виги действовали сильно и четко, невзирая на муть в голове и марево перед глазами. Соперника он видел ясно, только ему казалось, что Хродмар двигается слишком быстро.
А Хродмар не мог заставить себя биться в полную силу. Он видел, что Виги обречен, что норны уже занесли нож над нитью его жизни, и сам Хродмар чувствовал себя этим ножом. Ему осталось только нанести предначертанный удар, исполнить волю богов и судьбы, но на него давило сознание, что они с Виги в неравном положении. Да видит ли Виги хотя бы его? Вот он ударил вбок, промахнулся, и Хродмар мог бы трижды убить его, пока тот замахивался снова.
Хродмар встретил новый удар щитом, и топор Виги застрял в нем. Мгновенно рванув щит, Хродмар заставил противника выпустить оружие и замахнулся для последнего удара. Ему хотелось поскорее закончить этот безумный поединок. Но лицо Виги вдруг показалось ему таким по-детски беспомощным, как будто удивленным потерей оружия, что топор уже в полете чуть-чуть перевернулся и ударил Виги по голове не лезвием, а краем обуха.
Виги без звука упал на землю. Из-под его светло-русых волос повыше виска медленно потекла кровь. Хродмар стоял над ним, не зная, что делать дальше.
– Раз уж ты не добил его, то пусть его перевяжут, – спокойно сказал Торбранд конунг. – Боги вели твою руку в этом поединке, боги и удержали ее.
Хирдманы подняли Виги и понесли в дружинный дом. Хродмар обернулся, провожая его глазами, потом с беспокойством глянул на двери хозяйского дома. Он не хотел бы, чтобы Ингвиль увидела его стоящим над свежим пятном крови.
– Йомфру! Может, тебе любопытно узнать, что тот ярл уже вытер плечами все бревна в сенях? – услышала Ингвиль сквозь дрему голос Хрефны.
Открыв глаза, она увидела знахарку стоящей возле лежанки, с упертыми в бока руками и полотенцем на плече.
Ингвиль села, потерла кулаками глаза, улыбнулась. Сейчас она вдруг почувствовала себя совсем счастливой. Она здорова, и Хродмар рядом с ней. Больше ни о чем она сейчас не помнила: добрые дисы не пускали к ее изголовью тень убитого отца.
– Хродмар? – спросила Ингвиль, все еще улыбаясь: начинать утро с этого имени было очень приятно.
– Ну да! – Хрефна нарисовала на своих широких щеках какие-то знаки, которые изображали рубцы от болезни на лице Хродмара. Дескать, у нее слишком короткая память, чтобы запомнить все славные имена знатных людей, которыми усадьба Можжевельник вдруг стала полна, как дупло дикими пчелами. – Я вот принесла тебе умыться!
С этими словами она грохнула на пол возле лежанки широкую деревянную бадейку с водой, которая до этого стояла возле двери. Хрефна была хорошая женщина, только все делала очень громко.
Ингвиль обулась, собрала волосы, чтобы не намокли, склонилась над бадейкой. В покое было полутемно, и она нагнулась пониже, стараясь разглядеть свое лицо.
Собственные глаза, отраженные в темной воде, вдруг показались Ингвиль огромными. Она заглянула в глаза отражению, и внезапно, как в окне, увидела плывущий строй кораблей. Они были далеко, только-только вышли из-за горизонта, но уже можно было различить позолоченную голову на штевне переднего и большой красный щит на его мачте. Корабли быстро приближались, Ингвиль рассмотрела голову рогатого волка на штевне переднего и высокую, крепкую человеческую фигуру на носу. Метельный Великан. Не различая лица, Ингвиль узнала его по тревожному ощущению прохладного ветра, уже знакомому ей по прежним видениям. Только сейчас она была слаба и ветер пробрал ее до костей, продул насквозь, как будто она в одной рубахе вышла навстречу зимней буре. А корабли все шли и шли, их было много, целые стаи «Волков», «Медведей», «Оленей», «Змеев»…
Отшатнувшись от бадейки, Ингвиль вскочила на ноги, путаясь в подоле рубашки, и бросилась из покоя, как от пожара. Каждый раз видения томили ее непосильным грузом, хотелось скорее поделиться с кем-то. И особенно теперь, когда каждое из них вновь заставляло ее заглядывать в лицо войны.
За дверью в сенях она сразу наткнулась на Хродмара. Поймав Ингвиль в объятия, он прижал ее к себе, засмеялся, хотел что-то сказать, но заметил, что она дрожит и льнет к нему, как будто в поисках защиты.
– Что с тобой? – тревожно воскликнул он. – Ты так бежишь, словно… Даже не оделась как следует! Что случилось?
Торопливо сняв плащ, он завернул Ингвиль в толстую шерстяную ткань, пахнущую морем и дымом.
– Ах, Хродмар! – Ингвиль обняла его за шею изо всех сил, как будто тот стылый ветер грозил оторвать ее от него и унести. – Я видела…
– Что? – Крепко прижав ее голову к своему плечу, Хродмар склонился к ней.
А Ингвиль молчала. Видение кораблей Стюра конунга с красными щитами на мачтах стояло у нее перед глазами. Они шли сюда, на фьяллей. Ингвиль было страшно, какие-то две силы разрывали ее пополам. Она не знала самого простого и важного: кто ее враг? Фьялли или квитты? Она выросла среди квиттов и по крови принадлежала к ним, но разве был ей врагом Хродмар? Или даже Торбранд конунг?
– Что ты видела? – расспрашивал Хродмар. – Что-то плохое?
– Я видела корабли, – наконец вымолвила Ингвиль. Каким-то неведомым чувством она ощущала движение этих кораблей во всей их тяжелой громадности; они становились ближе с каждым мгновением, и ни слова, ни молчание не могли ничего переменить. – Стюр конунг идет сюда. И я боюсь.
– Чего? – удивился Хродмар.
И тут же запнулся – понял чего. Он замолчал, не зная, что сказать. Убеждать ее в победе фьяллей? В победе над ее родным племенем?
– Я боюсь за тебя, – тихо сказала Ингвиль, крепче прижимаясь к нему.
Даже сейчас, в объятиях Хродмара, она помнила тот стылый ветер, грозящий разрушить ее неверное и тревожное счастье. Она не хотела думать, кто ей теперь свои, а кто чужие. Она знала одно: у нее остался единственный дорогой и близкий человек, и это Хродмар.
– А вот и зря! – решительно ответил Хродмар. – Хель обломала об меня зубы уже… раз, два, три… четыре раза.
– Не говори так! Не дразни ее. – Ингвиль подняла голову и посмотрела ему в глаза. – Я видела… Еще раньше, на том осеннем тинге, мне было много страшных видений. Я видела моего отца убитым возле Волчьего камня, и это свершилось – я видела его гибель наяву.
Ингвиль смотрела в лицо Хродмару без слез, но глаза ее были темны и суровы. То давнее видение отчетливо помнилось ей. Висящая на дереве фигура человека, неуловимо знакомого и неузнаваемо измененного предсмертными муками. Даже сейчас она не знала, кто это был. И теперь, когда она убедилась в правдивости своих видений, то, несбывшееся, превратилось в ее мучение.
Хродмар молчал, не смея успокаивать ее. После того как он столько раз избежал смерти, Торбранд конунг поверил в его удачу и даже дал ему новое прозвище – Удачливый. И приговаривал, что это гораздо лучше, чем Щеголь, поскольку маленькая удача лучше большой красоты. И Хродмар согласился с ним, но тревога Ингвиль передалась и ему. Хель коварна. Может быть, она подстережет его именно сейчас, когда он уже поверил, что благодаря удаче сильнее всех врагов?
– Я хотел спросить, как твое здоровье, – снова заговорил Хродмар. – Я думал, что если ты окрепла для переезда, то мне пора отвезти тебя домой, в Бьёрндален. Конунг мог бы обойтись без меня какое-то время. А теперь даже не знаю, что скажу ему…
Однако о видении Ингвиль все же следовало рассказать, и Хродмар пошел к Торбранду. Тот уже проснулся и сидел в гриднице, ожидая, пока женщины накроют столы.
– Ты встаешь раньше самого солнца, Хродмар ярл! – воскликнул он, и уголки его тонких губ скривились книзу в знак хорошего расположения духа. – А сейчас тебе надо хорошо высыпаться! Думается мне, что после свадьбы у тебя на это будет мало времени. Хирдманы засмеялись, но Хродмар даже не улыбнулся.
– Сюда идут корабли Стюра, – сообщил он. – Йомфру Ингвиль видела не меньше четырех десятков.
Все стали серьезными. Торбранд конунг переменился в лице.
– Я хотел просить у тебя, конунг, позволения отвезти мою невесту домой, в Бьёрндален, – продолжал Хродмар. – Но теперь…
– Теперь об этом нечего и думать! – подтвердил Торбранд еще прежде, чем он закончил. – Не тебе объяснять, где место воина во время битвы.
Хродмар кивнул.
– У Стюра сейчас, должно быть, тысячи три-четыре войска, – подал голос Одд. Он так естественно прижился среди фьяллей, что даже спал в одном покое с конунгом, и никто не видел в этом ничего необычного. У этого человека с глазами духа как будто вовсе не было родины, а достойного вождя он выбирал себе сам. – На твоем месте, Торбранд конунг, я позаботился бы о жертвах перед битвой.
– Я позабочусь о них! – Торбранд кивнул и внимательно посмотрел в лицо Одду. – Но мне хотелось бы знать вот что. На чьей стороне собираешься сражаться ты сам?
– Я собираюсь провожать йомфру в безопасное место, потому что в войске во время битвы ей нечего делать. Ты, несомненно, согласишься с этим. А если ты спросишь, кому я желаю победы…
Все в гриднице напряженно ждали: никто и не думал, что о таком вообще можно заговорить с конунгом враждующего племени накануне битвы. Даже Торбранд вынул изо рта соломинку, которую по привычке покусывал, и стал вертеть ее в пальцах.
– …то я напомню тебе, что Стюр конунг убил Фрейвида Огниво, который был воспитанником моего отца, то есть почти братом мне, – спокойно продолжал Одд. – Между нами не было любви, но родичей не выбирают. Я не смог отомстить за него вовремя, потому что должен был спасти его дочь. Но ведь месть не становится хуже оттого, что проходит время, не так ли?