аже ты имеешь какие-то права на престол, как внучка Генриха Второго.
– Но у Джона могут родиться наследники.
– Если Джон такой плохой правитель, как о нем говорят, то англичане могут и не принять его наследника. Но, впрочем, это не наша с тобой забота, дорогая Бланш. Моему отцу не нужна Англия, а только английские владения во Франции. Если он вернет Нормандию и Пуату французскому королевству, то великая тяжесть спадет с наших плеч и будет восстановлена справедливость. Отец печется о благе всех своих подданных и о нас с тобой, Бланш.
– Я готова во всем следовать его наставлениям, – горячо поддержала принца его юная супруга.
– И правильно поступишь, потому что они мудры.
Людовик смотрел на жену с обожанием, она отвечала ему таким же взглядом. Плотской любовной пылкости они еще не испытывали, хотя иногда уже ласкали друг друга, касаясь испуганно и осторожно не совсем сформировавшихся тел. Взаимная страсть вот-вот должна была вспыхнуть…
Но еще раньше разгорелся пожар войны.
Филипп Август объявил, что выступит на стороне принца Артура и разместит гарнизоны во всех крепостях Бретани, а также направит войска в Пуату, Анжу, Мэн и Турень. Замысел французского короля был грандиозен, и от такой угрозы – правда, пока высказанной лишь на словах – король Джон должен был запаниковать.
Ожидалось, что Хьюго де Лузиньян, лишившийся по вине Джона красавицы невесты, присоединится к походу.
– Вот и война началась, – грустно поведал Людовик своей жене-подружке.
– И ты отправишься на войну?
– Мне стыдно признаться тебе, Бланш, но отец запрещает мне участвовать в сражениях. Он дорожит мною… но это слишком тягостно. Скажи честно, ты презираешь меня?
Она притянула его голову к себе, поцеловала сначала макушку, скрытую под шелковистыми, еще по-детски нежными волосами, потом прижалась губами к его губам.
Этот поцелуй ознаменовал начало их будущей близости.
– Я не отпущу тебя, Людовик! Ты нужен мне!
Да, он был ей нужен – и как спутник на тернистом жизненном пути, и как орудие для осуществления ее пока еще неясных, но, несомненно, грандиозных замыслов. Столкновение Бланш и молодой английской королевы Изабеллы было предначертано самой судьбой.
Они встретились в Париже, куда Филипп Август пригласил Джона с супругой и представил им дофина и его юную жену.
Бланш навсегда запомнила первое появление во дворце великолепной Изабеллы. Когда они вошли в огромный зал для приемов рука об руку – ничтожный Джон и красавица королева, – взоры всех присутствующих обратились только на нее. На ней искрилось столько бриллиантов, что можно было ослепнуть. Но ей ни к чему были драгоценности! Ее глаза, слегка удлиненные, чуть прикрытые пушистыми темными ресницами, таили в своей глубине такой вулканический огонь страсти, что любой мужчина, встретившись с нею взглядом, тут же цепенел.
Всем стало понятно теперь, почему король Джон, повстречав такое волшебное создание в лесной чаще, немедленно пал к ногам Изабеллы, предложил ей делить с ним корону и постель и прогнал прежнюю свою супругу – хорошенькую, но неприметную Хадвизу Глочестер.
Изабелла принимала всеобщее восхищение как должное, со снисходительным равнодушием. А иного и быть не могло. Если Бог вознамерился создать совершенную женщину, то Он своей цели добился. И Бланш, и все прочие должны возблагодарить судьбу, что им позволено лицезреть воочию подобное чудо.
В дни визита коронованной четы Филипп Август был благодушно настроен, проявлял отменную вежливость и воздавал высоким гостям все необходимые почести.
Однако дружеское общение двух королей могло в любое мгновение обернуться ссорой. В королевском дворце ощущалась тревога. Словно воздушную шелковую ткань набросили на лезвие остро отточенного меча и вот-вот она распадется, разрезанная напополам.
Пока шли пиры, осушались кубки и поедалась в неимоверном количестве жареная дичь, Бланш наблюдала за Изабеллой, а та, в свою очередь, хоть сама и была предметом всеобщего внимания, обращала взгляд на жену дофина. Ведь когда-нибудь эта девочка станет королевой соседнего с Англией могущественного государства.
Изабелла не скрывала, что относится с некоторым презрением к несведущей в любовных делах девственнице. Бланш была достаточно хороша собой, но опытная Изабелла сразу догадалась, что Людовик еще не испытал желания насладиться ее прелестями.
А у Бланш эта яркая, соблазнительная женщина вызывала острое любопытство. Она слышала рассказы о том, что Джона невозможно вырвать из объятий супруги для государственных дел и он пребывает постоянно не в духе, если рядом с ним нет его пленительной женушки.
Странно! Ведь Изабелла всего лишь на год с небольшим старше Бланш, а сколько она уже успела познать в жизни.
Королева явно издевалась над принцессой, когда между ними произошел вроде бы любезный разговор.
– Вы так молоды, а уже замужем, – обратилась Изабелла к французской дофине.
«Что означает это скромное опускание пушистых ресниц и едва заметная заговорщическая улыбка? К чему она клонит?» – терялась в догадках Бланш.
– Как обстоит дело с принцем? – поинтересовалась Изабелла.
– Спасибо, он не хворает… чувствует себя хорошо.
Услышав такой ответ, Изабелла рассмеялась.
– Я не имела в виду его здоровье, а нечто другое. Конечно, он еще мальчик. Джон гораздо опытнее… и искуснее… Более, чем мог оказаться, я уверена, мой прежний жених Хьюго Лузиньян.
– Искуснее… в управлении государством? Так и должно быть. Ведь он король.
– Вы не поняли меня, Бланш. Какое вы еще дитя!
– Людовик так не считает. Мы обсуждаем с ним дела королевства, и даже сам король-отец иногда спрашивает у меня совета.
Изабелла насмешливо кивнула.
– О, значит, я ошиблась. Вы уже не дитя… во всех смыслах, вероятно. Внешнему впечатлению никак нельзя доверять.
Тут она обратила взор на подошедшего Людовика и сразу же смутила юношу, возложив свою белоснежную прекрасную руку на его худенькое запястье.
– До чего же вы хороши собой, Людовик! Не могу не признаться в этом вслух! Убеждена, что когда-нибудь народ назовет вас Людовиком Красивым.
– Не думаю, – заявил Людовик, чуть отстраняясь. – Мне это имя не подходит, да и не нравится. Я предпочел бы зваться Храбрым… или Справедливым.
– Возможно, вы заслуживаете все эти три прозвища. Кто знает?
Она часто взрывалась смехом во время их беседы и позволяла себе намеки на нечто, непонятное Бланш и Людовику. Она заговорила о своем муже, о том, как злится он, повсюду выискивая ее.
– Если б он увидел, что я сейчас делаю, – и она обняла Людовика за плечи, – он немедленно убил бы вас, милорд.
– Тогда он безумец, – откликнулась на слова королевы Бланш. – Ему следует обрушивать свой гнев на врагов, а не растрачивать его попусту.
– Он посчитал бы вашего мужа злейшим врагом, если б узнал, что я проявляю к нему интерес.
Дети понимали, что Изабелла подстрекает их к чему-то, им неизвестному, к каким-то поступкам. Бланш еще подумалось: «Не хочет ли королева влюбить в себя Людовика?»
Когда они остались наедине, она сказала об этом мужу.
– Ей очень хотелось услышать от тебя признание, что она прекраснее всех на свете, что я перед ней – ничто.
– Такого я никогда не скажу!
– Но она добивается, чтобы хотя бы ты так подумал.
– Я так не подумаю, потому что… ты моя жена.
Бланш одарила его нежной улыбкой.
– И так будет всегда?
– Всегда, – пообещал Людовик.
Он внезапно схватил ее руку и покрыл поцелуями. Раньше Людовик не вел себя подобным образом. Она поразилась, но не слишком… Почему-то, в глубине души, Бланш ожидала от него этого взрыва чувств.
Присутствие Изабеллы, ее насмешки, лукавое заигрывание с Людовиком, таинственные намеки произвели некую перемену в их отношениях, разбудили в них обоих то, что раньше тихо дремало.
И еще до того, как Изабелла и Джон покинули дворец, молодые люди уже предавались любви в объятиях друг друга.
Они вмиг распрощались с детством. Новые волшебные ощущения полностью охватили их, они утонули в этом океане чувств. Филипп и Агнесс снисходительно поглядывали на них.
– Они наконец-то влюбились, – сказала Агнесс.
– Вероятно, у нас скоро появится наследник престола, – сказал Филипп.
– Но все же не слишком ли она молода для материнства? – засомневалась Агнесс.
– Моя дорогая Агнесс! – твердо заявил король. – Принцессам положено рожать детей, как только они обретают эту способность. И никого не интересует, готовы ли они к материнству или нет!
Сама Агнесс пребывала в печали. При совместных выездах с королем в город она замечала, с каким молчаливым укором смотрят на нее люди, обвиняя ее в несчастье, которое она навлекла на страну. Быть отлученными от церкви – нет тяжелее испытания для народа. И если бы сейчас разразилась война, неизвестно, как повела бы себя на полях сражения армия Филиппа и каких успехов он мог бы добиться без Божьего покровительства.
А война была неизбежна. Как Агнесс ненавидела короля Англии и его преждевременно созревшую юную женушку-потаскушку! У нее эта парочка вызывала омерзение, а Джон вообще показался ей чудовищем. Он был способен на любую подлость и на любое злодейство.
То, как он обошелся с Хьюго Лузиньяном, нельзя простить ни ему, ни его супруге. Та явно была готова лечь под кого угодно ради удовлетворения собственного тщеславия.
Хьюго собирается поднять своих друзей и сторонников против Джона, а Филипп был не из тех, кто упускает возможность ударить по врагу в выгодный для себя момент. Агнесс чувствовала приближение войны. Филипп как-то сказал ей, что относится к Джону без уважения.
– У него корона слабо держится на голове. На что отец его был великим воином и мудрым правителем, и то ему частенько приходилось нелегко. Сыновья предали его, и он сам был в этом виноват. Грехов он понаделал множество и ошибок еще больше. Нельзя ссориться с родственниками, а он враждовал с ними и даже с супругой. Вот семейные раздоры и подкосили его. Если бы у него хватило здравого смысла поддерживать хорошие отношения с супругой и сыновьями, то он не кончил бы так печально. Впрочем, они все – один к одному – змееныши. Банда развратников и подлецов, кроме, может быть, Ричарда.