Немного подкрепившись, Григорий почувствовал себя значительно лучше. К нему снова вернулся дар речи и радость жизни. Нет, на кол он сейчас не хотел. Впрочем, как и всегда. И потому собравшись с мыслями, заговорил.
— Да, княже, был я в плену у монголов. Так кочевые племена прозываются, что пришли в земли половецкие и прогнали оттуда половцев.
— Про то, что прогнали и сам ведаю. Половцы удирали так быстро, что, наверное, все уже почитай в Киеве, да Галиче собрались. А в степи никого и не осталось. Тоже мне, кочевники. Стойбища свои без нас удержать не могут, родственнички, — Мстислав даже сплюнул на пол с досады, после чего махнул рукой, — Продолжай. Как в плен попал. Где был, что видел.
— В плен я случайно попал, — сходу соврал Забубенный, не желавший признаваться, что просто расслабился не вовремя, — обходил окрестности лагеря в поисках лучших позиций для дозора, и тут на меня напали кочевники. Подкрались, стукнули по башке палицей, связали и увезли в плен. Так, что я не успел даже своим сообщить об опасности. Думал, что все они погибли тогда.
— Почти все, тут, правда твоя, — сказал Мстислав, — Долго я ждал весточек от отряда своего, что в тыл к противнику заслал, чтобы заранее про него все прознать. В том первом бою почти все и полегли. Тебя похоронили уже. Воевода вот, Куря, да еще пяток людишек возвернулись. Только маловато известий привезли. Может, хоть ты порадуешь князя?
Сел Мстислав Святославич обратно на свой трон резной, мехами устланный. Лицом серьезный сделался.
— Мы уж войска собрали. Рядом совсем с ними стоим, я разумею, а сами знать, не знаем до сих пор: много ли монголов этих? Хорошо ли воюют? И чего им надобно? Может, ты ведаешь? А то воевода вон только в одном бою с ними столкнулся, и то еле ноги унес. А больше ничего и не знает толком.
Путята опустил глаза вниз, признавая правоту княжеских укоров.
— Был я, княже, в лагере монгольском, — посмотрев на Путяту, проговорил Забубенный, — много их там собралось. Точно, правда не знаю сколько. Но, думаю тысяч двадцать-тридцать воинов конных наверняка есть. Может больше. Воюют хорошо. Багатуры у них сильные имеются.
Мстислав усмехнулся.
— Почем знаешь? Котян баял, что они вояки слабые.
Теперь усмехнулся Забубенный.
— Если слабые, что же он тогда от них на Русь сбежал?
— Опять, твоя правда, чародей. Половцы сами хлипкие. Только скакать на конях могут быстро, удирая от противника. А как до сечи дойдет, и часа не выстоят.
Забубенный стоял, переминая с ноги на ногу.
— Далеко ль до них?
— Дня три, может четыре ходу, — сообщил Григорий, прикинув расстояние до лагеря, — если они вдруг лагерь не сменили за то время, как я сюда добирался. Да погоню не послали.
— Какую погоню? — Мстислав Чернявый аж привстал от удивления, — что ты там натворил такого, чародей, что за тобой, сошкой мелкой, целую сотню отрядили?
Григорий замолчал, не зная, что сказать. Ведь князь припер его своим неожиданным вопросом к стенке. Действительно, ну зачем за обычным беглым рабом посылать погоню. За обычным не пошлют. Пришлось колоться.
— Да я, ваше величество, обманул их. Половцы монголам однажды урон нанесли, — инженеров иноземных с документацией вместе пожгли. А инженеры эти осадные башни строили монголам. Вот я инженером-механиком и представился. Осадные башни починить обещал. Они меня в живых оставили для пользы дела, а потом под это дело экспедицию на пороги организовали за смолой, для ремонта. Да еще людей в горы послали за железом. Ну, теперь, почитай в лагере трех-четырех тысяч людишек монгольских не достает. Хотел я так ослабить силы монгольские, что вам легче потом было. Вот.
Про путешествие в орду и про свою первую неудачную попытку побега Григорий не стал рассказывать. Мало ли что. Передохнул и решил все рассказать о делах прошлых, как будто и не было года минувшего:
— Ну, а сам тогда напросился в отряд, что на Днепр шел к порогам, смолу добывать с караванов проходящих. Монголы в ней не разбираются. Вот, для определения ее пригодности меня взяли, а я по дороге сбежал. Как только до воды добрались, и случай во время боя представился на ладью галичан перебраться.
— Какого боя? — Князь не переставал удивляться, — уже бои идут где-то?
— Да это не с русичами, — пояснил охотно Забубенный, спеша успокоить князя, — это монголы по моей наводке напали на первый встречный караван у порогов и пожгли его. Да и караван-то не наш, какие-то азиаты на нем плыли, рабами груженые. Двенадцать ладей под бело-серебристыми парусами.
Святославич опять встал и стал мерить шатер шагами княжескими.
— Двенадцать ладей под бело-серебристыми парусами, говоришь? Хозяин азиат. А когда это было то?
— Да, вчера и было, — ответил ничего не понимающий механик.
Князь не выдержал и расхохотался, радостно потирая руки.
— А знаешь ли ты, чародей, что ты навел монголов на Басым-бея, личного поставщика киевского князя, что уж лет десять как караваны с товарами восточными водит по Днепру из Азии. Ох, и приголубит же тебя наш Мстислав Добрый, еже ли узнает.
Но по лицу было видно, что князь черниговский только для вида механика устрашает, а сам страсть как доволен. Еще бы, конкуренту за великокняжеский престол такую шпильку подпустить.
Забубенный горестно развел руками.
— Что же теперь делать то? Про караван не только я знал, но и воевода галицкий Доморечич, что меня оттуда привез на своей ладье.
Князь бросил быстрый взгляд на своего воеводу, сидевшего молча на скамье, да тянувшего вино с княжеского стола. Была у него такая привилегия.
— Так Путята тебя у Мстислава Удачного из под носа увел? Молодец! — лицо князя расплылось еще шире в самодовольной улыбке, — Вот сейчас Счастливчик локти то себе кусает от злости!
Судя по всему, черниговского князя сейчас не столько волновали монголы, даже обретавшиеся где-то совсем рядом, сколько порадовала неожиданная возможность насолить соседним князья. «Да, — подумал на это Забубенный, — сделал гадость, сердцу радость. Главный девиз политиков».
Насмеявшись вдоволь, князь хотел продолжить разговор, но тут вдруг из-за стен шатра послышался шум. Конский топот вперемешку с криками. Забубенный напрягся, никак галичане пришли его себе требовать, как лазутчика? Но это были не галичане. Откинув полог, в шатер княжеский вошел гонец, и, поклонившись князю, сообщил:
— Мстислав Добрый тебя к себе ждет, княже. Совет скоро будет.
Князь Черниговский только поморщился, словно ему испортили удовольствие.
— Скажи, скоро буду, — и когда гонец исчез за дверным пологом, добавил, — Нелегок на помине, наш старый и добрый.
Встал князь, кликнул слуг, стал доспехи надевать.
— Вы, други мои, пока у Путяты в шатре походном обождите, — проговорил князь в сторону ожидавших его приказов воеводы и механика, — пришлю потом за вами.
Глава двадцать четвертая«Опять в разведку»
— Пойдем ко мне, — сказал Путята и зашагал одному ему ведомой дорогой меж кустов и деревьев, меж шатрами походными ратников. Дежуривший все это время у шатра княжеского Куря пристроился следом со своими ратниками. А Забубенный снова ощутил чувство спокойствия оттого, что он опять передвигался не один, а с вооруженной группой людей. В этом веке так было гораздо больше шансов уцелеть.
Походная палатка воеводы черниговского находилась недалеко, на соседнем холме, окруженном с трех сторон редким лесом. А с четвертой стороны открывался вид на Днепр, откуда прибывали все новые и новые рати, пополнявшие дружину черниговцев. Это местоположение было удобно. И до князя недалече и до воды, в случае чего, рукой подать. А случаи могли быть разные.
В шатре оказалось все обставлено по-хозяйски: стол, несколько стульев, то есть лавок, и лежанка. Ничего лишнего, что отвлекало бы от военной службы. Тем более мехов. Войдя, Путята снял шлем, отцепил меч. Кивнул в сторону лавки и стола. Тут же кликнул кашевара, велев накормить путника, да и сам решил перекусить, чем бог послал. Кто его знает, чем переговоры княжеские с монголами нежданными закончатся. Куря хитрый тут же примостился. Наконец-то выдалась минутка боевым товарищам поговорить о былом.
— Ну, рассказывай, человече, — начал разговор воевода черниговский, когда на столе перед ними образовались плошки с горячей похлебкой и кусками копченого мяса.
— А чего рассказывать, — проговорил механик уже с набитым ртом. Ножка кабанчика с княжеского стола не полностью утолила его голод, проснувшийся за тот день, пока утомленный побегом организм спал, набираясь сил. — Я все у князя рассказал, как на духу.
— Ну, брехню твою насчет дозоров я слыхал, — подтвердил воевода, — а про то, что купаться пошел, когда не велено было из лагеря отлучаться, пропустил видать мимо ушей. Заметили тебя, да не только мы, а и монголы тоже. Вот тут-то нас и взяли бы тепленькими, если бы не дозоры вострые. Да все равно поздно заметили, спали все разморенные, едва успели вскочить, да отбиться.
«То-то и оно, что спали, — недовольно подумал Григорий». Воевода помедлил с продолжением.
— А ну как, ты навел?
Забубенный чуть не поперхнулся. Получалось, что воевода в курсе его позорного пленения. Да и навел, получает действительно он, только ожидал другого эффекта. Контратаки, что освободит его из плена. А получилось, только погубил половину своих соплеменников.
— Да не я, — неуверенно промямлил Забубенный, — они сами догадались. Меня то к тому моменту повязали уже и давай пытать кто да откуда. Ну, я и сбрехал, как договаривались, что купец. А обоз на холме стоит. Они туда и поскакали, грабить. Я же думал, что вы наготове и отобьетесь. Да еще и меня из плена спасете, очень уж не хотелось в рабы попадать.
— Так это правда, что тебя спеленали монголы и к себе в лагерь отвезли?
Механик кивнул.
— Правда.
— Данила в том бою погиб, — вставил слово Куря, — Христич, да еще ребят немало. Почти все. Мы с воеводой и еще несколькими молодцами три дня скакали без роздыху, пока ушли из степей половецких. Больно кони у монголов твоих хорошие.