В мирное время армии, как таковой, не существовало, кроме личной гвардии императора — десяти тысяч самых отборных воинов. Всё же остальное мужское население находилось в постоянной боевой готовности. Десятники, сотники и тысячники обязаны были постоянно следить за состоянием своих «чисел», их коней и оружия, а также обучать мальчиков стрельбе из лука, метанию копья и прочим воинским премудростям. При получении мобилизационного приказа каждый начальник собирал своё «число» — десяток, сотню, тысячу, тьму — таким образом, войско могло быть собрано в считанные часы и доставлено к месту сбора. Родов войск было два: лёгкая кавалерия и тяжёлая кавалерия. Лёгкая состояла из лучников, которые брали на себя первый удар в бою! Сблизившись с неприятелем, они засыпали его стрелами — а каждый монгол умел стрелять из лука, сидя в седле, ещё с трёх лет, — а также привлекали на себя внимание противника, изматывая его неожиданными манёврами, выманивали на себя. Кроме луков (двух) со стрелами, они держали ещё по нескольку коротких копий для метания.
В тяжёлой же кавалерии люди имели кольчуги или кожаные латы. Головной убор их состоял из лёгкого кожаного шлема с прочным назатыльником — для предохранения шеи от сабельных ударов, ибо надлежало биться с врагом, непосредственно сойдясь с ним. На лошадях тяжёлой конницы имелись защитные доспехи из толстой лакированной кожи. Главным оружием были кривые сабли, которыми владели в совершенстве, и тяжёлые пики. Кроме того, у каждого имелась боевая палица или секира, которые подвешивались к седлу или к поясу.
В рукопашном бою, а также при стычках в составе небольших отрядов монголы старались сбрасывать или стаскивать врагов с коней. Для этой цели служили прикреплённые к пикам и дротикам крючья, а также арканы из конского волоса.
Некоторые из всадников в числе положенных им предметов снаряжения имели лямки или постромки для припряжки лошадей к отбитым у неприятеля тяжёлым метательным орудиям — катапультам. Все кони в крупных войсковых единицах, например, в тысячах, были одной масти — так было легче распознавать их.
Из предметов снаряжения каждый воин был обязан иметь при себе: пилку для острения стрел, шило, иголки, нитки, глиняный сосуд для варки пищи (хотя монгольский воин мог есть мясо и сырым), кожаную баклагу для запаса кумыса, молока или воды. В двух небольших седельных сумках был неприкосновенный запас продуктов — сушёного мяса и сухого творога, а также запасная смена белья. Это бельё было сделано из чесучи, китайского шёлка, который представлял из себя дополнительную защиту: при ударе стрелы или копья он не пробивался, а как бы втягивался в рану вместе с наконечником; благодаря этому стрелу было легко вынимать из раны, потянув за рубашку.
Если в походе этих припасов не хватало, то монгольский воин рассекал вену своей лошади и пил кровь, перевязывая затем рану жильной ниткой. Поллитра крови достаточно было для насыщения, а для лошади, тем более заводной, эта потеря не была ощутительна и спустя некоторое время восстанавливалась. Заводных лошадей (кобыл) обязан был иметь в походе каждый монгольский воин.
Хлеб — тесто в виде блинов — монголы могли печь у верблюдов под мышкой (у этих животных там очень высокая температура, даже зимой). Тонко нарезанные ломти мяса клали под седло; за день мясо мариновалось в горячем конском поту и становилось своеобразным лакомством. Впрочем, армия ходила в поход вовсе не для того, чтобы лакомиться. Военачальники Чингис-хана исповедовали принцип: война сама себя кормит, поэтому впереди войска обычно рассылались небольшие отряды, которые вместе с разведывательными целями выполняли ещё и роль фуражиров — узнавали, где лучше идти войску, чтобы по ходу иметь возможность пополнить свои запасы.
Если было нужно, то монгольский воин мог спать прямо в седле: в это время конь мог идти тихо или просто пастись. Двухнедельные безостановочные переходы были для монгольской армии самым обычным делом. Одевались монголы в дохи из двойной шкуры и в войлочные сапоги, им был не страшен мороз, и если военные действия прерывались, то это происходило либо из-за отсутствия подножного корма для лошадей, либо из-за сильной жары.
Такая армия, умелая, отлично вооружённая и оснащённая, невероятно выносливая да ещё спаянная жесточайшей дисциплиной, могла завоевать кого угодно.
Но не только выносливостью и умением была сильна монгольская армия. Одной из главных составляющих её силы была тщательно организованная разведка. Чингис-хан, когда-то сумевший понять, сколь неоценимыми бывают сведения о противнике, придавал своей разведке большое значение. Перед походом на Китай туда были высланы сотни человек для захвата «языков», выведывания самых выгодных путей, по которым должна была идти армия, подкупа местных племенных вождей и чиновников, чем-то недовольных, и так далее — вплоть до тайной разведки, стремящейся узнать о тактике и стратегии противника. Для этих целей Чингис-хан создал у себя специальный разведывательный корпус, куда входили, помимо ловких воинов, и купцы, и странствующие монахи, и простые кочевники, обладающие свойством запоминать картину местности в мельчайших подробностях.
Однако, как человек, одинаково одарённый как в военном искусстве, так и в политике, монгольский самодержец понимал, что война с Китаем не такое предприятие, в которое можно ввязаться без оглядки. Необходим был надёжный тыл. Поэтому Чингис-хан предпринял несколько подготовительных походов на соседей Китая — тангутское государство, и за три года полностью покорил его, обложив огромной данью и надолго ослабив. Тангуты к тому времени находились в полной зависимости от Китая, переняли во многом его культуру и военное искусство. Так что война с тангутами оказалась для монголов неплохой подготовкой.
В то же время Чингис-хан послал своих двух лучших военачальников, Джебе и Субэдея, на север — воевать с Кушлуком, сыном Даян-хана найманского, который после смерти отца, скрывшись среди северных племён, собрал вокруг себя огромную силу. Основой его силы были меркиты, давние враги монголов, суровое и воинственное племя, постоянно вступавшее в конфликты с соседями, в земли которых вторгались.
В этом походе большую помощь монголам оказало племя ойратов, через земли которых пролегал путь монгольского войска. Ойраты служили проводниками Джебе и Субэдею и сумели незаметно провести их войска к расположению противника. Затем последовала битва, в которой вождь меркитов, Тукта-беки, был убит. Кушлуку же удалось избежать смерти, найдя убежище у престарелого Гур-хана кара-китайского, далеко на юге.
Итак, путь на Китай был свободен. Чингис-хану оставалось, пожалуй, последнее: поднять моральный дух армии перед большой войной. Он постарался придать ей в глазах монголов глубокий религиозный смысл. «Само Вечно Синее Небо поведёт мои войска мстить за прежние причинённые монголам обиды!» — говорил он. Перед началом похода он уединился в своей кибитке и молился там о даровании победы: «О, Творец! Я вооружился для отмщения крови моих дядей, которых цзиньцы умертвили самым бесчестным образом! Если Ты одобряешь моё предприятие, то пошли свыше Твою помощь, а на земле повели, чтобы люди и добрые и злые духи соединились для одоления моих врагов!» Окружавшие кибитку народ и войска, всё это время взывали: «Тенгри! Тенгри!»
На четвёртый день Чингис-хан вышел и объявил, что Вечно Синее Небо дарует ему победу.
Война началась. Это была долгая, изнурительная война: цзиньцы были хорошо осведомлены о намерении Чингис-хана и не позволили застать себя врасплох. Тем не менее многочисленная цзиньская армия была разбита и рассеяна за несколько месяцев благодаря тому, что монголы хорошо знали характер местности и, разделившись на несколько самостоятельных отрядов, нападали неожиданно, используя это знание. Большая часть цзиньского войска укрылась за неприступными стенами своей столицы Енкина. Монголы, не умеющие пока штурмовать крепостей, увязли в осаде.
В одной из неудачных попыток штурма Чингис-хан был ранен. Его армия тут же сняла осаду Енкина и была отведена за Великую стену. Но она не вернулась в степи, оставшись в северном Китае. Пополнив личный состав и отдохнув, в следующем году монголы опять стали готовиться к походу на цзиньцев.
Чингис-хан учёл ошибки прошлой кампании и воевал, обогащённый опытом. К городам, сдававшимся на милость победителя, он проявлял милосердие. Благодаря этому его армия стала увеличиваться за счёт примыкавших к ней местных народов — киданей, чжурчженей и даже самих цзиньцев, военачальникам которых монголы даровали своё благорасположение. Однако столица северного Китая, Енкин, всё так же была неприступна, а осаждённым в ней войскам большую помощь оказывали цзиньские отряды, подходящие с юга, и их союзники из южного китайского царства Сунь. Так продолжалось пять лет.
И вдруг на подмогу цзиньцам пришёл новый грозный союзник. Имя его было: моровая язва. Невидимая и беспощадная, она прошлась по рядам монголов со своей косой, выкашивая их сотнями. Кроме того, наступила засуха, и монгольская конница рисковала остаться без корма. Кобылы перестали приносить жеребят. Положение армии Чингис-хана стало угрожающим.
Однако цзиньские военачальники уже до такой степени прониклись уважением к монгольским войскам и страхом перед их непобедимостью, что, даже объединённые, они не решились напасть на них, стоявших лагерем вокруг Енкина. Император царства Цзинь предложил Чингис-хану перемирие, пообещав богатый выкуп и в жёны принцессу из императорского дома. Чингис-хан вынужден был согласиться на это предложение, и монгольское войско, унося с собой несметные сокровища, потянулось в родные края. Однако, не успев отойти далеко, он узнал, что цзиньцы, возглавляемые сыном императора, подняли восстание и перебили в северных городах оставленные там монгольские гарнизоны. Немедленно монгольское войско вернулось, чтобы навести порядок.
Эта война оказалась бесконечной, при том, что к завоеванию сильного южного Китая, где правила династия Сунь, Чингис-хан так и не смог приступить до самой своей смерти. Отступая же из северного Китая, он имел в виду не только возможность набраться сил, но и ещё одно важное обстоятельство: угрозу монгольской империи с Запада.