ые, и передовой полк уже начал было разворачиваться для отражения вражеского удара, как половецкий хан Бастый, ехавший с русскими князьями, вдруг узнал своих. Те были перепуганы, кто-то из встреченных половцев издалека принял русских за монголов. Когда недоразумение выяснилось, половецкий отряд попросил разрешения примкнуть к своим. Пожалуйста, примыкайте, только повозки свои уберите с дороги, не мешайте общему проходу. И в дальнейшем все встречавшиеся по дороге половцы принимались в войско, поскольку все они желали поквитаться с монголами.
Через пять дней подошли к городку Зарубу, стоявшему недалеко от впадения в Днепр реки Трубежа. Здесь решили сделать двухдневную стоянку, потому что людям и коням нужно было дать отдых. Кроме того, разобраться с пополнением и вообще разделиться по своим полкам, ибо в дороге все изрядно перемешались. И потом, нужно было подтянуть обозы, подождать тех, кто отстал.
Глава 12
На второй день стоянки Мстислав Мстиславич сидел, отдыхая после обеда, на берегу Днепра, у самой воды. Разулся, присел на камушек и с наслаждением шевелил в воде пальцами босых ног. Уж несколько дней, считай, не разувался — и вот как теперь было ногам хорошо. Сидел бы и сидел, разглядывая рыбьих мальков, что окружили белые босые ступни и пощипывают кожу. И щекотно, и приятно. А если посмотреть вдаль, на тот берег Днепра, не оглядываясь на занятый войском берег, то можно себе вообразить, что никаких монголов нету и войны не будет, а просто он, князь Мстислав Удалой, подошёл к реке освежиться, да и сел, будто совсем один посреди огромного безлюдного пространства. Если не прислушиваться к шуму войска, то представить это было легко. Тем более, что ратники, разморённые солнцем, тоже сейчас отдыхали.
— Княже! Княже!
Голос верного Никиты, раздавшийся сзади, вывел Мстислава Мстиславича из дремотного состояния. Что-то, кажется, случилось, подумал он и обернулся.
Никита, придерживая меч у бедра, быстро спускался с крутого обрыва, спеша к князю.
— Ну, чего там? — встав на ноги, спросил Мстислав Мстиславич. Сердце вдруг забилось, как у молодого. Неужели сейчас в бой?
— Там... — подбежавший Никита тыкал рукой в воздух. Видно было, что и сам волнуется. — Там эти пришли! Послы!
— Чьи послы? Говори толком!
— Монголы! Посольство прислали! Тебя спрашивают, княже. Пойдём скорей!
— Меня спрашивают? — Мстислав Мстиславич даже перестал обуваться, выпрямился, посмотрел на Никиту.
— Тебя, княже. Они тебя знают и многих князей знают. Один по-нашему говорит, понятно так!
Мстислав Мстиславич наспех обулся, потопал ногами по песку. В левом сапоге пожимало ногу, видно, портянка сбилась. Но переобуваться было некогда.
— Веди! — приказал мечнику.
— Там уж князь Даниил и князь Мстислав Романович с ними разговаривают. Я тебя, княже, в шатре искал — нету, а сказали, что ты на берегу, ну, я и побег. Сейчас увидим, какие такие монголы! Говорят, человек десять их приехало!
Они выбрались наверх.
Невдалеке возле княжеского шатра стояла целая толпа князей и их приближённых, кого-то окружавшая плотным кольцом. Наверное, все начальные люди сбежались посмотреть на загадочных монголов. Отсюда ничего увидеть было нельзя, кроме торчащего над толпой белого знамени на древке от копья. Собственно, это и было копьё, только с привешенным к наконечнику, блестевшему на солнце, конским белым хвостом и бахромчатого полотнища с изображением какой-то хищной птицы. Мстислав Мстиславич, выправляя сбившееся дыхание, перешёл на важный, неторопливый шаг, ругая себя за то, что одет не совсем подобающим для знаменитого полководца образом. Надо бы брони надеть, да шлем, да алый плащ — и предстать перед посольством в самом грозном виде.
Его заметили — и начали расступаться. Он с нетерпением всмотрелся.
Монгольские послы, ничуть не смущённые таким обилием знати, что окружала их, держались уверенно и смело.
При первом же взгляде на них можно было заметить, что народ они были, действительно, не похожий на все известные прежде народы.
Они все были, как на подбор, низкорослыми, на кривоватых ногах, слегка расставленных в стороны. Такие ноги бывают у человека, если он всю жизнь проводит на коне, прямо из колыбели пересаживаясь в седло. Ничего железного, конечно, не было ни в них самих, ни в их низкорослых мохноногих коньках. Все кони были под седлом — не таким, как у русских, но на вид очень удобным, загнутым вверх сзади, а спереди снабжённым лукой, за которую можно было держаться. Нелегко выбить всадника из такого седла!
Чем-то монгольские послы напоминали половцев, но лица их были пошире, глаза поуже, скулы поострей, и кожа сильно отдавала в желтизну, которую, наверное, никогда не скрывал даже вечный степной загар. Жидкие, чёрные как смоль усы у каждого обрамляли рот, словно подковой. И взгляды у них из-под припухших век были какие-то особенные: взгляды победителей и завоевателей.
Глазами этого посольства неведомая монгольская мощь сейчас словно впервые глядела на Русь и оценивала её. И русским предлагала оценить себя: смотрите, мол, и навсегда запоминайте.
Одеты монгольские послы все были как воины — в длинных кожаных рубахах, сшитых из отдельных твёрдых пластинок, находящих одна на другую. У всех были ещё кожаные наплечники. Такой наряд выдерживал, наверное, удар стрелы. Да и мечом зароговевшую кожу разрубить было трудно: такой .твёрдой она выглядела. На головах — железные круглые шапки с богатой, несмотря на жару, меховой выпушкой, и на шапке вместо шишака — пучок из мягких перьев, свободно колышущийся. На поясе у каждого была прикреплена кривая сабля в широких ножнах — слева, а справа размещался колчан, тиснённый затейливым узором и плотно набитый стрелами. Луки у послов свободно висели за спинами.
Перед князем Мстиславом Удалым почтительно расступились, и он, подойдя поближе, важно остановился и как следует осмотрел послов и их знамя, которое держал самый на вид молодой.
Послы сразу догадались, что перед ними — старший. Один из монголов, имевший, кроме посеребрённых наплечников, золотую пластину с непонятными знаками, висевшую на тонком кожаном ремешке, сделал шаг к Мстиславу Мстиславичу, коротко кивнул ему, хлопнул себя по груди.
— Ты — коназ Мистаслав, — не то спросил, не то утвердил он, глядя почти надменно.
— Ну, я, — ответил князь, сложив руки на груди и подбочениваясь. Хотелось выглядеть поувереннее перед этим непонятным человеком.
Монгол, заговоривший с ним, сначала показался ему глубоким стариком, но, пожалуй, первое впечатление было ошибочным. Не поймёшь, сколько им лет, по лицу. Не старик, а скорее всего, ровесник самому князю. Хорошо, что хоть не мальчишку прислали.
— Зашим идёшь? Зашим войскам, коназ? Давай говорим!
Мстислав Мстиславич оглядел своих. Ему не слишком понравилось то, что он увидел.
На лице добряка Мстислава Романовича играла злая усмешка. Никогда не видано было, чтобы он так улыбался. Рядом — бледное лицо князя Даниила: губы сжаты, глаза сузились в щёлочки, как у монгола. Полуоткрытый рот Изяслава Ингваревича, князя луцкого, округлившиеся его глаза. Все молчали.
— Ну, что же, давай поговорим, — произнёс Мстислав Мстиславич.
Посол переступил ногами и сделал какое-то, как показалось князю, вопросительное движение. Удивляется, почему сиденья не приносят, понял Мстислав Мстиславич.
— Давай стоя говорить, — бросил он послу. — Разговор у нас короткий будет.
В монгольских глазах мелькнуло что-то вроде усмешки.
— Зашим война? Война не нада! — Он развёл руками, обращаясь ко всем присутствующим. — Мой коназ, багатур Субэдей, храбри аскер. Мистаслав коназ — храбри аскер. Нада харашо жит. Война не нада. Тебе куманы говорил — нада? Зашим куманы слушал?
Окружающие зашумели. Сын Чермного, Михаил Всеволодович, до этого державшийся почти бессловесно, выкрикнул:
— Мы им верим! Мы половцев давно знаем! А вы откуда пришли? Кто вас звал сюда?
Шум согласных голосов усилился. Многие хватались за мечи, делали угрожающие движения в сторону послов. Те стояли невозмутимые. Не обращали внимания на возгласы, возможно, не понимая их.
— Мало вам своей земли! Так и нашу пришли воевать?
— Давай, ври больше! Знаем вашу хитрость!
— Мы повернём, а вы нам в спину ударите?
— Держи карман шире!
— Всем вам тут конец придёт, аспиды окаянные!
Их старший смотрел на Мстислава Мстиславича, явно дожидаясь, когда он прекратит шум и позволит говорить дальше. Удалой поднял руку — крики стали утихать. Наконец можно было слушать, что посол хочет сказать ещё.
— Мы куманы бьём, с ним не разговариваим! — продолжил посол, будто ничего не слышал. — Они нам плохо делал! Вам тоже плохо делал! Зашим слушат? Их бейте, всё себе возьмите, а мы уйдём. Нада харашо жит! Мы вам плохо не делал, война не хочет! Куманы наказат нада. Давай, коназ Мистаслав, куманы наказыват! Потом харашо жит будим! Субэдей-батур тебе так хотел сказат.
Мстислав Мстиславич вспомнил, что рассказывали Котян и Бастый о монгольском коварстве. Те сначала поманят дружбой, подарками засыплют. А после нож в спину вонзят! Таким образом они не одно племя с лица земли стёрли! Разумеется, это посольство прибыло с той же целью: постараться внушить русским мысль о своих миролюбивых (по отношению к русским) намерениях. Испугались такого большого войска. Вот о дружбе и говорят.
Хотя, если вдуматься, то в словах монгольского посла что-то есть. Ведь и вправду они пока не причинили вреда русским! А то, что побили половцев и сейчас предлагают их добить совместно, так это понять можно, половцы — известные разбойники, хоть в мире с ними живи, хоть как. Вдруг на самом деле монголы не хотят русских земель? Что же им ответить?
Договориться-то можно, тем более, когда послы сами предлагают. Можно избежать большого сражения.. А потом? Разойдутся князья по своим уделам — тут-то монголы начнут поодиночке с ними расправляться. Такого войска уже не соберёшь. Нет, такого противника держать у своих рубежей опасно.