щая из выпуклых металлических пластин броня, где пластины надвигались одна на другую и усиливали защитные свойства доспеха. В конце XII – начале XIII века появляются такие дополнительные детали, как наручи, наколенники, поножи, нагрудные металлические бляхи на кольчуге. А. Кирпичников отмечал: «Хорошо защищенный панцирем всадник мог даже не иметь в руках рубящего оружия. Для конника весьма существенным оружием стали булава и кистень, которые давали возможность быстро наносить оглушающие удары и стремительно продолжать сражение в другом месте»[35].
Шлем князя Ярослава Всеволодовича
Худ. Ф. Солнцев
Шлемы преимущественно были куполовидные, с наносником или полумаской, а шею дружинника защищала кольчужная сетка – бармица. В начале XIII века на Руси появляются шлемы с маской – личиной (забралом), которая защищала лицо бойца целиком, как от стрел, так и от рубящих и колющих ударов. Что же касается щита, то с конца XII века в тяжелой кавалерии на смену щиту круглому приходит щит миндалевидный, защищающий всадника от подбородка до колен. В XIII веке появляются треугольные двускатные щиты.
Прекрасно обученные и вооруженные княжеские дружины громили как противников с Запада, так и пришельцев с Востока. Боевой дух в этих отборных подразделениях был необычайно высок, другое дело, что они были не так многочисленны. Например, одна из лучших дружин Владимирского княжества – ростовская – насчитывала лишь около 1000 бойцов.
Древние русские щиты
Рис. И. Суслов, грав. М. Рашевский
Вернемся к боевым действиям в Суздальской земле в апреле 1216 года. Великий князь объединил свою рать с полками Ярослава, и братья повели войска к Юрьеву-Польскому, чтобы перекрыть врагу путь на стольный Владимир. Суздальцы встали на реке Гзе. Вскоре к городу подошел Мстислав Удатный, а чуть далее, на реке Липице, разбил свой стан Константин Ростовский. До решающего столкновения оставались считанные дни.
6. Накануне (Апрель 1216 г.)
Оле страшно чюдо и дивно, братье!
Поидошя сынове на отцы,
а отцы на дети, брат на брата,
рабы на господу, а господа на рабы.
Увидев готовую к бою суздальскую рать, Мстислав Удатный и Константин решили попробовать внести раскол в ее ряды. К великому князю отправился в качестве посла сотник Ларион и от имени князей сказал следующие слова: «Кланяемся тебе, от тебя нам нет обиды; обида нам от Ярослава!»[36] Георгий прекрасно понял, на что намекает посланец, и ответил кратко и емко: «Мы заодно с братом Ярославом». Он ни на минуту не сомневался, что старший брат еще озвучит свои претензии на стольный Владимир, а потому считал мир невозможным в принципе. Князь видел, что в данный момент амбиции Константина и обиды новгородцев отходили на второй план, а на первый вышло противостояние двух враждебных друг другу княжеских кланов за влияние на Руси. И предательская позиция Константина значительно увеличивала шансы потомков Ростислава на успех. Клубок противоречий настолько запутался, что разрубить его можно было только мечом.
Тем временем Ларион в сопровождении владимирских гридней важно шествовал через лагерь в шатер Ярослава. Увидев князя, сотник степенно поклонился и передал слова Мстислава и Константина: «Отпусти мужей новгородских и новоторжских, верни захваченные волости новгородские, Волок верни. А с нами возьми мир, целуй нам крест, а крови не проливай». В принципе от Ярослава требовали только официально отказаться от Новгорода, который он и так уже потерял. Но это означало и отказ от дальнейшей борьбы, и ослабление позиций брата Георгия в предстоящем противостоянии. Если победит великий князь, то Ярослав вернется в Новгород, а если Константин с Мстиславом, то путь ему туда будет закрыт. Князь Переславля-Залесского, сам очень коварный человек, быстро сообразил, что главной целью посла является раскол в стане Всеволодовичей. Потому и ответил Ярослав в свойственной ему дерзкой манере: «Мира не хочу, мужи ваши у меня; издалека вы пришли, а вышли как рыба на сушу».
Однако Константин и Ростиславичи не успокоились, а снова прислали переговорщиков. Но уже к двум братьям сразу: «Братья, Юрий и Ярослав, мы пришли не кровь проливать – не дай Бог сотворить такое! Договоримся, ведь мы же родичи; дадим старейшинство Константину – посадите его во Владимире, а вам вся Суздальская земля». Союзники лгали и не краснели, поскольку ни о какой «всей» Суздальской земле речи не было, ведь Ростов по-любому оставался за Константином. Из-за него он пошел на конфликт с отцом и не видел необходимости отдавать город теперь. Обо всем этом знали Георгий, Ярослав, Святослав и Иван. Поэтому и ответили посланцу по существу: «Скажи брату Мстиславу и Владимиру: пришли уже, так куда вам уходить? А брату Константину говорим так: пересиль нас, тогда вся земля твоя будет».
И не надо упрекать князя Георгия с братьями за то, что они ответили так, а не иначе. Константин сам себя лишил великого княжения, когда пошел против воли Всеволода Большое Гнездо. Старший сын не протестовал и не возмущался, когда отец отстранил его от верховной власти, а тихо затаился и ждал. Георгий же стал великим князем по закону и был принят городской общиной стольного Владимира, которая не желала видеть Константина на княжеском столе. В данной ситуации великий князь просто не имел права уступить старшему брату, поскольку за его спиной стояли те, кто никогда не признает Константина Ростовского князем владимирским. А вмешательство в конфликт Ростиславичей в роли неких третейских судей только усугубляло ситуацию, поскольку для суздальских князей в этом вопросе они были никто и звали их никак. Все спорные вопросы Всеволодовичи должны были решать между собой, без вмешательства посторонних сил. Именно поэтому все потуги Мстислава и Константина договориться мирным путем изначально были обречены на неудачу.
Юрьев-Польской, в окрестностях которого в 1216 году произошла Липицкая битва
Фото автора
Стоит отметить, что большая часть информации, которой мы располагаем о Липицкой битве, содержится в источниках, негативно настроенных по отношению к Георгию и Ярославу. Потому что это в основном новгородские летописи. Примечательно, что такой же подход к делу чувствуется и у В. Н. Татищева, чьи симпатии явно на стороне Константина и Мстислава Удатного. Хотя именно они явились главными виновниками грядущего кровопролития. Один удовлетворял свои нереализованные амбиции, а другой в очередной раз решил с наибольшей выгодой для себя постоять за «правду». И действительно, сколько бы раз Мстислав ни выступал в роли правдоискателя, именно он получал наибольшие барыши. Для него абстрактная «правда» всегда измерялась той выгодой, которую можно получить, сражаясь за нее.
В это тревожное время Георгий и Ярослав не придумали ничего лучше, как закатить для своих бояр и воевод пир. Что само по себе выглядело глупо, ввиду нахождения рядом неприятеля. Если бы Удатный об этом узнал, то он не упустил бы такого шанса и ударил по врагу в тот момент, когда командный состав находился на пирушке. Тогда все бы закончилось гораздо быстрее. Но Мстислав Мстиславич понятия не имел о том, что творится во вражеском лагере, и никто не потревожил покоя разгулявшихся суздальцев. А те гуляли крепко. Вино развязало присутствующим языки, и старый боярин Творимир сказал следующее: «Князья Юрий и Ярослав и вся меньшая братия, которая в вашей воле! Если бы по моей мысли, лучше бы вам взять мир и дать старейшинство Константину. Хоть и видим, что рядом с нашими полками их мало, Ростиславова племени, да князья их мудры, достойны и храбры, а мужи их, новгородцы и смольняне, дерзки в бою. А Мстислава Мстиславича из этого рода вы сами знаете – дана ему от Бога храбрость больше всех. Подумайте, господа». Правда, в Никоновском летописном своде боярин-оппозиционер назван Андреем Станиславовичем, но сути дела это не меняет. Слова были сказаны и требовали ответа.
Но тут поднялся могучий воевода Ратибор, косая сажень в плечах, умелый и опытный боец, и произнес достопамятные слова: «Князья Юрий и Ярослав, не было того ни при прадедах, ни при дедах, ни при отце вашем, чтобы кто-нибудь пришел с войной в сильную Суздальскую землю и вышел цел. Хоть бы и вся Русская земля пошла на нас – и Галичская, и Киевская, и Смоленская, и Черниговская, и Новгородская, и Рязанская, – но никто против нашей силы не устоит. А эти полки – право, седлами их закидаем». Такая речь пришлась по душе братьям Всеволодовичам, а возникшая после слов Творимира зловещая тишина взорвалась от восторженных криков.
В шатре дым стоял коромыслом, меды и вина заморские лились рекой, и тогда слово взял князь Ярослав: «Вот добро само пошло нам в руки: вам будут кони, оружие, платье, а человека кто возьмет живого, тот сам будет убит; даже если в золотом будет оплечье – убей его, а мы вдвое наградим. Да не оставим ни одного в живых. Если кто и убежит из боя не убитый, а мы его захватим, прикажем одних повесить, а других распять. А о князьях, когда будут в наших руках, потом решим». И снова восторженный рев пирующих был ответом князю.
Данную речь летописцы приписывают как Георгию, так и Ярославу, создавая иллюзию того, что приказ об убийстве пленных был отдан обоими братьями. Но вот на что хотелось бы обратить внимание. Дело в том, что в отличие от Ярослава Георгий никогда не был излишне жесток и просто так кровь не лил. Поэтому все, что было сказано выше, было сказано именно Ярославом, это как раз его стиль. Бессмысленная жестокость князя давно уже стала притчей во языцех, другое дело, что Георгий не одернул зарвавшегося брата.
Пир подошел к концу, и княжьи отроки стали выпроваживать из шатра перебравших медов бояр и воевод. Остались только братья Всеволодовичи. И тогда Георгий изложил свою политическую программу по перераспределению княжеских столов на Руси в случае победы над вражеской коалицией: «