О, многих победили, братья, бесчисленное число, ибо убитых воинов Юрия и Ярослава не может вообразить человеческий ум, а пленников во всех новгородских и смоленских станах оказалось шестьдесят мужей. Если бы предвидели это Юрий и Ярослав, то пошли бы на мир: ибо слава и хвала их погибли и сильные полки стали ни во что. Было ведь у Юрия семнадцать стягов, а труб сорок, столько же и бубнов, а у Ярослава тринадцать стягов, а труб и бубнов шестьдесят» (Повесть о битве на Липице).
Потери союзников на этом фоне выглядят смешными: «О, велик, братия, промысел Божий! На том побоище убили из новгородцев в схватке только Дмитра-псковитина, Антона-котельника, Ивана Прибышинича-ткача, а в отряде Иванка Поповича, терского данника, а в смоленском полку был убит один Григор Водмол, знатный муж. А все остальные были сохранены силою честного креста и правдой» (Повесть о битве на Липице). Аналогичная информация содержится Новгородской I летописи, Тверской летописи и ряде других. На мой взгляд, всю эту цифирь серьезно воспринимать нельзя, и сейчас постараюсь объяснить, почему.
Князь Мстислав Удатный ведет новгородцев на битву с суздальцами
Худ. Н. Кошелев
Как уже отмечалось, вся информация о битве до нас дошла в письменных источниках, враждебно настроенных по отношению к суздальским князьям. Это прежде всего новгородские летописи и, вполне возможно, смоленские источники, которые конкретно прославляют князей «из Ростиславова племени», противопоставляя их даже новгородцам. Недаром В. Н. Татищев отметил: «Сия битва в разных манускриптах кратко и по-разному, хотя в настоящем согласно… В Новгородских же пространно, только не весьма право» (с. 675). То же самое можно сказать и о ростовской литературной традиции, которая однозначно выставляет Константина в положительном свете, а остальных Всеволодовичей – в негативном. Недаром вся главная вина за кровопролитие на Липице была возложена именно на Ярослава: «Говорили многие люди про Ярослава так: „Из-за тебя сотворилось нам много зла. О твоем клятвопреступлении сказано было: Придите, птицы небесные, напейтесь крови человеческой; звери, наешьтесь мяса человеческого“» (В. Н. Татищев, с. 675). О том, какую роль сыграли в этом амбиции Ростиславичей, и предательской роли Константина по отношению к Суздальской земле, летописцы скромно умолчали. Поэтому нет ничего удивительного в том, что потери союзников были сознательно занижены.
Мы знаем, что рать Всеволодовичей занимала более выгодную позицию и численно превосходила полки Ростиславичей и Константина. Поэтому атака вверх по мокрому склону Авдовой горы по-любому не могла обойтись без тяжелых потерь со стороны нападавших. Это реальность, отрицать которую глупо. Другой момент. Во всех летописях, повествующих об этой битве, подчеркивается необычайный накал сражения: «и бысть сеча зла» (Тверская летопись), «и бысть сеча люта вельми» (Московский летописный свод XV века), «И сотвориша брань велику» (Новгородская летопись по Карамзинскому списку). Особняком стоит Никоновский летописный свод: «и начаша сещися, и лиашеся кровь аки вода», «И бысть сечя зла и брань велиа, и всюду мертвии лежаху». Теперь вопрос: если битва была настолько жестокой, как говорят летописи, кровь текла рекой, и было множество павших воинов, то кто тогда были эти убитые? Неужели одни только великокняжеские ратники? Такого просто не могло быть. Иначе это выглядело бы так: храбрые новгородцы и иже с ними рубят в капусту трусливых суздальцев, которые сопротивления не оказывают, а покорно ждут своей участи. Или же пытаются отбиться от наседавших врагов, но по своему великому неумению рубят мечами и топорами воздух, сумев каким-то чудом убить только пятерых супостатов. Нормальный человек в такую ерунду никогда не поверит. Потери у Ростиславичей были достаточно серьезные, об этом свидетельствует само описание битвы летописцами. К тому же о том, сколько ратников и гридней погибло у Константина Ростовского, информации нет вообще. Но это не означает, что убитых не было просто об этом не сочли нужным упомянуть.
Особый интерес представляют сведения о потерях сторон, которые приводит Никоновский летописный свод: «Убиша убо на том бою: храбра мужа Псковитянина Дмитреа Желтаго, и Антона глаголемаго Чърнаго, и Ивана Прибытка, Новгородцев храбрых и силных зело, и Ивана Поповичя и слугу его Нестера, велми храбрых и силных, и плакася о них намного князь Мстислав Мстиславич, и бысть всех убито: Новгородцев, и Смолнян, и Ростовцев и Пскович, кроме пешцев, пятьсот и пятьдесят; а великого князя Юрья и братьи его воинства избито седмьнадесять тысящ и двести, кроме пешцев» (т. 10, с. 75). И хотя данные о потерях среди ратников Всеволодовичей идут вразрез с другими летописными свидетельствами, сведения о потерях союзников заслуживают внимания. Мы видим, что здесь речь идет непосредственно о княжеских дружинниках, без учета простых воинов, и это согласуется с информацией о том, что битва на Авдовой горе была жестокой и упорной.
Аналогичные цифры приводит и В. Н. Татищев: «На том бою побито Юриевых и его братии 17 250, ростовцев же, смоленчан и новгородцев – 2550, между которыми много знатных людей и храбрейших воинов пало, раненых же в обоих весьма много было, а более у смоленчан, из-за трудного ради их, ибо гора была им крута и неровна» (с. 662). Несомненно, что цифра в 17 250 убитых завышена. Хотя сомневаться в том, что количество убитых суздальцев было велико, не приходится. И во времена Античности, и в Средние века самые большие потери армии несли во время бегства. Битва на Липице здесь не стала исключением. Поэтому, цифра 9233 убитых воинов великокняжеской рати, которую приводят летописи, вполне соотносится с цифрой 2550 погибших бойцов Константина Ростовского и Ростиславичей. О том, сколько народу погибло на Липице и Авдовой горе, было известно не только на Руси. Например, об этом пишет Ян Длугош: «Говорят, в той битве полегло более десяти тысяч русских» (с. 351). Данные польского хрониста полностью соответствуют сведениям русских письменных источников.
Теперь о самом сражении. Наиболее полное описание битвы на Липице содержится в Новгородской летописи по Карамзинскому списку, в Новгородской IV летописи, в Московском летописном своде XV века и в Никоновском летописном своде. Существенные подробности добавляет Тверская летопись. Поэтому можно говорить о том, что, в отличие от многих сражений эпохи, например битвы на реке Сить, этот бой достаточно хорошо освещен в источниках. Также подробный рассказ о битве есть у В. Н. Татищева, другое дело, насколько он соответствует действительности, поскольку не подтверждается свидетельствами летописцев. А это немаловажно.
Относительно диспозиции войск перед сражением все источники единодушны. На правом фланге союзников стоял Владимир Рюрикович со смоленскими полками, в центре – Мстислав Удатный с новгородцами и Владимир Мстиславич с дружиной, далее Владимир Псковский и наконец Константин Ростовский. Об этом, например, говорится в Новгородской летописи по Карамзинскому списку: «И почашя ставити плкы. Володимир же Смоленскый постави плкъ свой с краа, а от него ста Мстислав, и Всеволод с новгородци, и Володимер с псковичи, а от него Констянтин с ростовци» (т. 42, с. 109). Мы видим, что на стыке между новгородскими полками и ратью Константина встала дружина Владимира Псковского, которая должна была служить чем-то вроде связующего звена между центром и левым флангом. На мой взгляд, именно это решение и привело к победе союзников, сосредоточивших лучшие дружины на направлении главного удара.
Так же четко в летописях прописано и построение великокняжеской рати: «Ярослав же ста своими полкы, и с муромскыми, и с городчаны, и с бродникы противу Володимеру и смолняном. А Юрьи ста противу мстиславци[37] и новгородцем с всею силою Суздалской земли, а меншаа его братья противу Констянтину» (Новгородская Карамзинская летопись, т. 42, с. 109). Георгий и Ярослав Всеволодовичи вполне резонно решили против лучших сил союзников – новгородцев и дружины Мстислава Удатного – выставить свои самые надежные войска – большой владимирский полк и суздальскую дружину. Однако они явно переусердствовали с укреплением своего левого фланга, где стоял Ярослав Всеволодович. Ведь, помимо княжеской дружины и полка из Переславля-Залесского, там оказались отряды бродников и муромские гридни князя Давыда. Войска Ярослава сами по себе были достаточно боеспособны и вполне могли бы сдержать натиск полков Владимира Рюриковича. Муромская дружина гораздо больше пригодилась бы на правом фланге, где находились Иван Стародубский и Святослав Всеволодович. Их сил вполне хватало, чтобы остановить натиск ратников Константина, однако удар псковской дружины они уже не смогли сдержать. Трудно сказать, почему правый фланг рати Всеволодовичей оказался ослаблен, а левый чрезмерно усилен. То ли Ярослав пожадничал и забрал большую часть войск под свое начало, а может быть, просто недооценили угрозу с этой стороны. Что имело самые негативные последствия.
Другой момент. Все источники опять-таки единодушны в том, что первыми в атаку пошли смоляне, а затем новгородцы. Причем союзники атаковали двумя волнами, в первой линии шла пехота, а во второй конные дружины: «а сами князи поехаша за ними на коних» (Новгородская Карамзинская летопись, т. 42, с. 109). Причем тот факт, что тяжелой коннице пришлось продираться сквозь ряды собственной пехоты, тоже не ушел от внимания летописцев. И здесь только два варианта развития событий: либо конные дружинники потоптали пеших ратников, либо аккуратно прошли сквозь строй, но не смогли набрать разгон для атаки. И в том, и в другом случае, ничего хорошего такое развитие событий союзникам не сулило. Наконец в битву вступила псковская дружина и последним – Константин Ростовский. В Новгородской летописи по Карамзинскому списку ход событий излагается так: «