намесником Романовым» (т. 40, с. 109).
Пока галицкий князь находился в Киеве, половцы совершили набег на Русь. Роман проявил себя молодцом, быстро собрал дружину и бросился в погоню за степняками. Кочевников настигли за рекой Рось, поскольку, обремененные большим полоном и добычей, они лишились своего главного преимущества – маневренности. Половцев разбили наголову, а всех пленников освободили. После этой победы Роман ушел в Галич, в данный момент его положению ничего не угрожало.
Рюрик и Роман поменялись местами, и если раньше Роман опасался Рюрика, то теперь все было с точностью до наоборот. Но бывший киевский князь не собирался мириться с таким положением дел, он хотел вернуть себе власть над столицей и отомстить киевлянам за предательство. Причем трудно сказать, к чему он больше стремился. К предстоящей войне Рюрик готовился очень тщательно и не только заключил союз с черниговским князем Олегом, но и призвал на помощь половцев. Переговоры шли достаточно долго: судя по всему, они завершились осенью 1202 года. Согласно договоренностям, Рюрик должен был соединиться с черниговскими полками на берегу Днепра и вдоль реки с севера наступать на Киев. В определенный день к городу с юга должны были подойти половцы. Одну орду вел легендарный хан Кончак, другую – Данила Кобякович, сын хана Кобяка, разбитого и взятого в плен Святославом Всеволодовичем в 1183 году. Кобяк был убит в Киеве, и теперь сын хотел отомстить за отца. Олег Черниговский в поход не пошел, а отправил с полками племянника Ростислава Ярославича, сновского князя. Рюрик тщательно спланировал атаку на столицу, и у князя Ингваря не было никаких шансов отразить вражеское наступление с разных направлений. Оно началось в конце декабря 1202 года.
Ингварь Ярославич своевременно узнал о том, что Рюрик и Ростислав выступили против него. Впрочем, Рюрик своих намерений не таил, наоборот, он делал все возможное, чтобы привлечь внимание киевского князя к северному направлению. Союзная рать шла вдоль правого берега Днепра, воеводы сознательно высылали далеко вперед отряды всадников, которые наводили панику в землях Ингваря. Киевский князь проглотил наживку, отправил гонца к Роману с просьбой о помощи и стал стягивать полки к северным рубежам столицы. На выручку ему пришел каневский князь Мстислав Владимирович с дружиной, и Ингварь несколько приободрился. Но ему и в голову не приходило, что беда совсем рядом и половецкая орда идет на Киев.
Кончак не раз, водивший своих воинов на Русь, знал все пути-дороги, ведущие к столице, и уверенно ориентировался на вражеских землях. Хан был уверен в успехе. Во-первых, ему было известно, что Рюрик отвлечет внимание Ингваря, а во-вторых, половцы никогда не воевали зимой, и в данный момент их появление в Киевской земле было для русских полнейшей неожиданностью. Степная сторожа расслабилась, воины попрятались по теплым землянкам, а когда замечали опасность, то было уже поздно. Половецкие разъезды один за другим уничтожали русские дозоры, и орда беспрепятственно шла вперед. Прорыв через Поросскую линию обороны[7] был молниеносен, поскольку степняков здесь не ждали, а Кончак распорядился укрепленные города обходить стороной. Главной целью похода был Киев, и старый хан не хотел размениваться на мелочи. Кончак весело скалился, наблюдая, как по засыпанной снегом степи мчатся тысячи отборных половецких воинов. И пусть во время зимы их кони отощали и не столь быстры, как летом, удар ханской конницы будет неотразим. Потому что русские половцев не ждут.
Когда Ингварю доложили о том, что с юга к Киеву приближаются половецкие орды, князь понял, что шансов удержать столицу нет. Он мог по отдельности отбиться от Рюрика с Ольговичами или от степняков, но не от всех вместе. Ингварь осознал, что настало время спасать собственную жизнь, бросил наспех собранные полки и вместе с дружиной побежал на Волынь, поскольку только у Романа можно было переждать грозу. Мстислав Владимирович отправился в Киев, и непонятно, чего он хотел – то ли город оборонять, то ли на златом столе сесть.
Узнав о бегстве князей и о вторжении половцев, киевское войско распалось. Часть ратников устремились в Киев спасать своих близких, другие разбежались по деревням, чтобы успеть вывезти семьи, а третьи сразу укрылись в лесах. Узнав о том, что путь на Киев открыт, Рюрик и Олег резко ускорили движение войск и утром 2 феврали подступили к городу. С юга уже подходили передовые отряды половцев.
…Рюрик в окружении воевод и половецких ханов сидел на коне напротив Жидовских ворот и наблюдал за суетой на стенах Киева. Ярко блестели на солнце позолоченные шлем и панцирь князя, порывы ветра трепали за плечами алое корзно[8]. Гордо реяли русские стяги и бунчуки степняков. Еще до рассвета из города выехали последние санные обозы с беженцами, а утром Киев уже был взят в плотное кольцо осады. Князь медленно потянул из ножен клинок и указал на стены столицы. Заревели боевые рога дружин и полков, загрохотали барабаны половцев, и тысячи людей устремились к крепостным валам Киева. Штурм был скоротечен.
Степняки быстро доскакали до подножия валов, спрыгнули с коней, преодолели ров с замерзшей водой и стали карабкаться наверх по засыпанным снегом кручам. Забросив на стены арканы и веревки с крюками, половцы полезли наверх и на гребне стены схватились с киевскими ратниками. Затем подоспели черниговцы и по приставным лестницам устремились на помощь союзникам. Киевлян сбросили с вала, а половцы прорвались к воротам и распахнули тяжелые, обитые железом створы. Увидев, что путь в город открыт, Рюрик поднял над головой меч и во главе дружины устремился к воротам. Сбивая натиском коней стоявших на пути киевских ратников, гридни прорвались в город и устремились ко второй линии обороны – к городу Владимира. За ними мутным потоком вливалась в город половецкая орда. Киев пал.
Погром, устроенный в столице Рюриком и его союзниками, далеко превзошел разорение Киева войсками Андрея Боголюбского в марте 1169 года: «Сие же взятие и пленение Киева злейшее паче всех прежних пленений» (Полное собрание русских летописей, т. 40, с. 109). Наиболее подробный рассказ об этом печальном событии сохранился в Лаврентьевской летописи: «В лето 6711 (1203), 2 января, на память святого Сильвестра, папы Римского, взят был Киев Рюриком с Ольговичами и всей Половецкой землей. И великое зло было причинено Русской земле, какого от крещения не было над Киевом, были и беды и нападения, но не такие, как это нынешнее зло; не только Подолье взяли и пожгли, но и Гору взяли, и митрополью святую Софию разграбили, и Десятинную церковь святой Богородицы разграбили, и монастыри все, и иконы ободрали, а иные забрали, и кресты честные, и сосуды священные, и одежды блаженных первых князей, которые те повесили в святых церквах на память о себе, и это все забрали себе в полон. Как говорит пророк Давид: „Боже! Пришли иноплеменники в имение Твое, и осквернили церковь святую Твою; и превратили Иерусалим в овощное хранилище, превратили трупы рабов Твоих в пищу птицам небесным, плоть праведников Твоих отдали зверям земным, пролили кровь их как воду“. Все это случилось с Киевом за грехи наши: чернецов и черниц старых перебили, и попов старых, и хромых, и слепых, и горбатых, и больных всех перебили, а чернецов и черниц юных, и попов и попадей, и киевлян, и дочерей их и сынов их – тех всех увели иноплеменники к себе в вежи. Тогда же дружина Ростислава Ярославича захватила Мстислава Владимировича, и увел его Ростислав к себе в Сновск» (с. 356). Как следует из текста летописи, Ростислав Ярославич взял в плен каневского князя и увел в свой родовой удел. Но Мстислав был князем и пусть дальним, но родственником Ростислава. В отличие от простых киевлян, ему нечего было беспокоиться за свою судьбу.
Интересную информацию приводит Новгородская I летопись старшего извода. Новгородцы – люди торговые, и на первом месте для них всегда были товарно-денежные отношения. Судя по всему, немало их оказалось в тот злополучный день в Киеве. Можно не сомневаться, что именно с их слов летописец сделал запись о злоключениях иноземных купцов. Дело в том, что во время штурма города заморские гости со всем своим добром укрылись в каменных церквах. Но когда союзники ворвались в Киев, ни каменные стены, ни крепкие двери не смогли защитить торговых гостей от желающих пограбить воинов. Впрочем, по сравнению с местным населением, русские и половцы обошлись с купцами довольно гуманно, сохранив им жизнь и забрав только половину товаров. Очевидно, на это была дана установка высокого начальства.
О варварском разгроме Киева писали и польские хронисты. Например, Ян Длугош: «Рюрик Ростиславич, горько переживая свое изгнание из Киевского княжества, получив в немалом количестве поддержку половцев, к которым бежал, сопровождаемый также сыновьями Олега, подходит к Киеву и, поскольку никто не осмеливался стать против него и защитить киевскую крепость, второго января захватывает киевскую крепость. Свирепое множество варваров-половцев терзает город всевозможными мучительствами [и] жестокими грабежами, бесчинствуя даже во всех церквах, монастырях и зданиях, посвященных Богу, и против Его служителей, ограбив митрополичью церковь святой Софии и все прочие. После того как были частью перебиты, частью ослеплены все старики и больные, они увели в плен в свою землю священников, монахов, монахинь, всех киевских бояр, горожан и весь народ с женами, детьми и грудными младенцами. В это время половцами были пленены Мстислав Владимирович, а также князь Ростислав и его дружина. Совершив такие злодеяния, Рюрик сел на киевском столе, запустелом и почти безлюдном»[9] (с. 334). Как видим, информация поляка перекликается со свидетельствами русских летописей.
Рюрик люто отомстил киевлянам за предательство. Князь сознательно отдал город половцам, поскольку знал, какой дикий разгул устроят степняки на улицах Киева. Особенно были довольны Кончак и Данила Кобякович. Первый искренне радовался тому, что