Гильбертус почувствовал, что у него пересохло во рту. На лбу его выступил холодный пот.
Эразм молчал, прокручивая в своем электронном гель-контурном мозге тысячи возможностей, сразу отметая большинство из них. Он всеми силами старался обойти требование Омниуса, которое, как он понимал, тот должен был рано или поздно предъявить независимому роботу.
– Для того чтобы операция передачи моей памяти оказалась максимально эффективной, я должен закончить текущую в настоящее время работу. Поэтому я предлагаю – прежде чем вы сохраните ядро моей базы данных и сотрете мою индивидуальную память – дать мне один день на то, чтобы закончить несколько экспериментов и привести в порядок информацию, – сказал Эразм, глядя в один из перламутрово поблескивавших стенных экранов. – После этого мою работу завершит Гильбертус Альбанс, но я должен подготовиться к передаче сведений и составлению точных инструкций для него.
Гильбертус ощутил тугой ком в горле.
– Хватит ли одного дня, отец? – спросил он надтреснутым голосом.
– Ты – способный ученик, мой Ментат, – обратился робот к своему воспитаннику. – И нам не стоит спутывать планы Омниуса.
Омниус раздумывал в течение мгновения, показавшегося вечностью.
– Это приемлемо. Через один день я требую представления ядра твоей памяти для ее полной ассимиляции.
Вечером того же дня на вилле Эразма после завершения всех экспериментов и окончания подготовки новых Гильбертус, подавив свою тревогу, последовал за Эразмом в оранжерею.
По этому скорбно-торжественному случаю Эразм был одет в одно из самых роскошных своих одеяний – на нем была мантия из искусственного горностаевого меха. В этой мантии он походил на древнего короля. Под мантией была роскошная одежда пурпурного цвета, напоминавшая о запекшейся крови; оттенок этот подчеркивался алым светом красного гиганта.
Мускулистое тело Гильбертуса было скрыто свободной одеждой. Он остановился рядом с роботом, когда они оказались во дворе оранжереи. Гильбертус читал древние героические легенды и истории о несправедливо казненных людях.
– Я готов, отец, и сделаю все, как ты научил меня.
На своем флоуметаллическом лице робот изобразил отеческую улыбку.
– Мы не смеем противоречить Омниусу, Гильбертус. Мы должны выполнять его распоряжения – мне, правда, остается только надеяться, что он не уничтожит заодно и тебя, так как ты – мой самый совершенный, самый успешный и вознаградивший меня эксперимент.
– Даже если Омниус решит уничтожить меня или отправить назад в рабский барак, я буду испытывать благодарность и счастье от той возвышенной жизни, какую мне довелось вести благодаря тебе. – В глазах Гильбертуса заблестели слезы.
Робот имитировал сильные эмоции.
– В качестве последнего одолжения, о котором я хочу тебя попросить, ты сам лично передашь Омниусу мою память – ты отнесешь ее в Центральный Шпиль. Неси ее в руках. Я не доверяю умениям некоторых роботов Омниуса.
– Я не подведу тебя, отец.
Единственный человек в корринском городе роботов, Гильбертус оказался наконец у цели своего пути – у входа в стилизованную металлическую башню из флоуметалла.
– Лорд Омниус, по вашему требованию я доставил ядро памяти Эразма. – С этими словами он поднял маленький жесткий шарик, чтобы наблюдательная камера смогла рассмотреть этот предмет.
Рифленая металлическая поверхность рябью отражала кроваво-красный свет корринского солнца. Ворота, ставшие текучими, словно ртуть, сложились, открыв проход внутрь Шпиля – словно в пасть, готовую поглотить Гильбертуса.
– Входи!
Гильбертус шагнул в здание и оказался внутри просторного помещения. За прошедший день вид его изменился до неузнаваемости: на стенах появились узоры, напоминавшие формой иероглифические письмена, видимо, чисто декоративного характера. Словно слепые, подернутые бельмами глаза, на стенах тускло поблескивали молочно-матовые экраны Омниуса.
Дойдя до середины помещения, Гильбертус почтительно остановился, держа в руке драгоценный модуль.
– Вот то, что вы требовали, лорд Омниус. Я… я полагаю, что вы найдете полезным сохранить базу данных Эразма. Там есть многое, чему можно поучиться.
– Как смеет жалкий человек говорить мне, как и чему следует учиться, – громовым голосом провозгласил всемирный разум.
Гильбертус низко поклонился.
– Я не имел в виду ничего оскорбительного.
В зал вкатился огромных размеров сторожевой робот и протянул Гильбертусу толстую металлическую руку, чтобы взять сферу с памятью Эразма.
– Эразм велел мне самому вставить сферу, лично, собственными руками, чтобы избежать любых возможных ошибок.
– Люди делают ошибки, – возразил Омниус, – машины же никогда.
Тем не менее Омниус открыл порт, куда следовало уложить гель-сферу.
Гильбертус бросил прощальный взгляд на маленькую гель-сферу, в которой хранились все мысли, вся память Эразма, его наставника, его отца. Прежде чем Омниус сделал ему выговор за задержку, Гильбертус подошел к порту в стене и вложил туда шарик. Потом человек стал ждать, когда всемирный разум перекачает ее данные в свой громадный и упорядоченный мозг.
Устрашающих размеров сторожевой робот силой отвел Гильбертуса в сторону, подальше от стены, когда в открывшемся порте с мягким щелчком снова появилась использованная гель-сфера.
Всемирный разум заговорил задумчивым голосом, словно рассуждая сам с собой:
– Интересно. Эти данные весьма… тревожны. Они не согласуются с принципами рационального мышления. Я поступил правильно, что отвел им изолированное место в своей памяти.
Сторожевой робот извлек из гнезда гель-сферу с памятью. Гильбертус в ужасе наблюдал за действиями машины, хорошо представляя себе, что будет дальше. Вчера ему подробно все рассказал Эразм.
– Теперь, когда Эразм целиком хранится внутри меня, – объявил Омниус, – нет никакого смысла удваивать его существование. Ты можешь идти, Гильбертус Альбанс. Твоя работа с Омниусом завершена.
Робот сжал в своей стальной кисти сферу с памятью и раздавил ее. Осколки того, что было жизнью и памятью Эразма, со звонким стуком упали на металлический пол Центрального Шпиля.
Мыслящие машины никогда не спят.
В забитом космическими кораблями пространстве на орбите вокруг Салузы Секундус продолжали скапливаться корабли с беженцами, отобранными в качестве носителей наследственности человечества. Сама планета получила название «спасательной планеты». Правда, ни одному из кораблей не разрешили приземлиться, они оставались на орбите для прохождения неизбежного карантина. Задержка с посадкой привела к невиданному скоплению судов, забивших все пути сообщения и коридоры, – кораблей были тысячи, а потом десятки тысяч – самых разнообразных конструкций с более чем сотни планет Лиги.
Тем временем Дьявольский Бич поразил уже двадцать восемь планет Лиги. Сообщалось о миллиардах умерших.
После возвращения с Икса Абулурду пришлось ждать на орбите вместе с людьми и нетерпеливой Тицией Ценва на борту, пока не истечет срок карантина. Каждый спасенный человек находился в строгой изоляции, попутно проводились тесты, брались анализы для выявления возможной скрыто текущей инфекции. Меры предосторожности соблюдались, несмотря на суматоху и неразбериху. Ни у одного из эвакуированных и ни у одного члена экипажа не было никаких признаков смертельного заболевания. Никто не заболел во время долгого пути к Салузе.
По пути домой Абулурд, не отступая от принятого решения, объявил удивленной до глубины души команде, что принял свое родовое имя Харконненов. Он рассказал людям свою версию биографии Ксавьера Харконнена и о событиях, сделавших его столь одиозной фигурой. Но то была такая древняя история, что многие засомневались в правдивости его слов. Большинству было вообще непонятно, зачем кварто копается в делах давно минувших дней.
Так как он был командиром штурмовика, никто из команды не осмелился открыто обсуждать такое решение, но лица их были достаточно красноречивы и без всяких слов. Напротив, Тиция Ценва, не связанная никакими формальностями, открыто дала понять, что считает молодого офицера человеком, утратившим всякий здравый смысл.
Наконец, когда срок карантина истек, Тиция с большой радостью покинула штурмовик и общество Абулурда и присоединилась к другим колдуньям, которые были заняты обработкой и приведением в порядок огромного каталога генетических данных. Корабли с временными библиотеками сырых данных спешно отправлялись для окончательной обработки на Россак. Абулурд не знал, что собираются колдуньи делать со всей этой селекционной информацией, но был просто счастлив, что избавился от этой едкой и эгоцентричной женщины.
Явившись в центральный армейский штаб в Зимии, Абулурд предстал перед отцом. Примеро Квентин Батлер был постоянно мрачен после того, как узнал от Вориана Атрейдеса о смерти Рикова. Печаль усиливалась от сознания того, что он видел, как в атмосферу Пармантье влетели неопознанные ракеты, начиненные смертоносной заразой. Если бы его корабли уничтожили эти торпеды до того, как они взорвались… Но примеро Батлер был закаленным и дисциплинированным солдатом, преданным делу уничтожения Омниуса. Примеро должен руководить войсками, перераспределять ресурсы и силы и продолжать доблестный джихад.
Вместо того чтобы отправить Абулурда на другую планету спасать уцелевших от эпидемии жителей, Квентин приказал своему младшему сыну остаться на Салузе помогать с соблюдением карантина и устройством беженцев. Задача эта становилась все более трудной по мере того, как корабли с гражданами пораженных инфекцией планет Лиги продолжали один за другим прибывать на орбиту. Армии пришлось держать целый флот для того, чтобы препятствовать самовольной посадке и разгрузке этих судов до положенного срока и заключительного осмотра врачами.
Абулурд принял новое назначение с коротким кивком.
– Есть еще одна вещь, о которой я хочу тебе сказать, отец. После долгих раздумий и изучения всех исторических документов я пришел к очевидному выводу, что наше родовое имя было напрасно очернено. – Он сделал большое усилие, чтобы продолжить. Лучше, если он скажет об этом сам, не дожидаясь, когда до примеро дойдут слухи и сплетни. – Для того чтобы восстановить честь и справедливость, я решил принять имя Харконнен.