варяжские башмаки с косыми нахлестами, инкрустированные бронзовыми бляшками. Состороны могло показаться, что они очень дружны и невозможно было дажепредставить, что этот разлюбезный человек еще совсем недавно глумился надБеловским. Когда горец ползал перед ним на коленях, помогая сдернуть тесныйсапог, Михаила так и подмывало желание помочь ему, упершись в него другой ногой.Хотелось высказать ему тоже что-нибудь гадкое, обидное. Ведь Беловский искреннепрезирал этого двуличного и ничтожного человека. Презирал до брезгливости, доомерзения. Но он сдержался, не захотев уподобляться больному слепой злобойдикарю. Он не мог заставить себя полюбить этого человека, но в его силах былосдержать к нему ненависть и презрение. Не дать им вырваться из души, пережав еекак воду из рвущегося из рук шланга.
Беловскогопереправили в ставку на большой ладье с подарками от Шамуила. Каган встретилего милостиво, отругав, однако за скрытность. Он тоже в весьма обтекаемой инеконкретной форме одобрил побег от Рыжего, который, видимо, успел надуть нетолько простака Шамуила, но даже самого Кагана. Ему даже было весьма приятнодосадить Мордахею, силой приобретя у него ученого раба. Он радостно предвкушал,как будет грызть и складывать в тряпицу свои желтые ногти от досады Мордахей, иэта радость была связана в сознании Кагана с Беловским.
ПоложениеМихаила в ставке Кагана нельзя было назвать удручающим. Его даже расковывалиднем, когда уплыть незамеченными с острова было невозможно, и надевалибронзовые браслеты только на ночь. Ему выделили старую палатку и позволилисвободно ходить, правда, в сопровождении двух стражников. Иногда Каган вызывалБеловского к себе на беседу. Он хорошо угощал его и даже позволял забирать ссобой еду, которую Михаил относил Ратко, сидевшему в отдельной землянке. Каганрасспрашивал про русов, про варягов, про славян. Он хотел понять, чем одниотличаются от других и от третьих. Беловский сам не знал этого толком, что-тоуклончиво отвечал, а потом искусно переводил разговор на другие темы.
Ему былопозволено приходить к вождю, и вечерами он сам спрашивал у Ратко, стараясь какможно больше понять историю Руси. Выяснилось, что русы – это такие же варяги,только живущие не на море, а на реках. Раньше они говорили на одном языке, нопотом с юга и запада пришли славяне. Они не враждовали с русами, жили в лесах,полях, занимались земледелием, бортничеством и охотой. Русы же сидели наберегах рек, строили мощные города на высоких откосах, ходили в дальние походына ладьях и защищали славян, а славяне кормили русов. Постепенно два народасмешались так, что сейчас уже стало невозможно отличить руса от славянина. Языкпостепенно стал у всех один – славянский, и название стало общим – русы. Варягиже весьма часто наведывались в Русь. Иногда погостить, отдохнуть от бесконечныхвойн, иногда выбрать невесту, чтобы увезти к себе за море. Но чаще всего ониприходили торговать у русов хлеб, мед и пушнину. Или проходили купеческимикараванами на Волгу и Днепр, чтобы добраться до дальних восточных стран.Относились к ним тепло, так как и те и другие прекрасно знали, что русы иваряги – один народ. Тем более что варяги еще помнили, что вышли на север, заморе, именно отсюда. Здесь была их прародина. Время от времени онидоговаривались объединенными силами выступать против врагов или свершить набегна дальние страны, обогащавший их на несколько лет. Вот и сейчас, говорилРатко, должны прийти варяги, чтобы защитить Русь от хазарского нашествия. Немогли не прийти, верил Ратко!
ТакжеБеловский узнал, что сам Ратко выходец с верховьев Волги, с устья Дубны. Егоотец в поисках нового удела лет сорок назад пришел в мордовские земли. Он хотелпостроить со временем в Кадницах город и закрепиться на этих берегах. Местныенароды – мордва, мурома и мещера, тоже не враждовали с русами. Они прекрасноуживались, не имея точек пересечения. Русам не нужны были их поля и леса.
Несколько летвсе было хорошо. Кадницы росли как на дрожжах. Прослышав о новом поселении, сверховьев Волги и Оки приходили новые и новые русы, женились, строили дома.Случалось, что оставались жить ограбленные по пути купцы, бежавшие из пленаразличные славяне, они женились на местных девушках, растили детей. Коренныежители этих мест тоже селились поближе к Кадницам, чтобы было удобней торговатьс русами, искать у них защиты, и были всегда рады породниться. Но в последнеевремя стали сильно беспокоить булгары и хазары. Несколько раз чудом удавалосьвовремя спастись, уводя в глухие леса скот и людей, унося весь скарб. Хазарыжгли постройки, которые приходилось каждый раз восстанавливать. Для постройкигорода еще не хватало сил, поэтому о том, чтобы попробовать держать оборону,нечего было и думать.
Теперь жевсе было уничтожено. От его мира не осталось ровно ничего. Ратко сильно этопереживал. Единственное, что его хоть немного приободряло, – это то, что егодочь Венеслава, скорее всего, жива и находится где-то близко. Он видел, как Каганобратил на нее внимание и что-то шепнул слуге. Скорее всего, ее не убили, апленили за ее необыкновенную красоту.
Каган бралмало пленных. Он не хотел обременять войско в начале большого похода, которыйон начал в этом году. Во-первых, пленных нужно было кормить и стеречь. Аво-вторых, они занимали много места на кораблях. Отправлять же их в столицу онне хотел, так как это тоже потребует дополнительных затрат, отвлечения сил икораблей. Но он не хотел брать на себя и большую кровь невинных жертв. Это противоречилоего закону. Хотя в таком походе по различным соображениям без большой кровибыло не обойтись. Для этого он вступил в союзнические отношения с горцами воглаве с Шамуилом. Каган вообще рассчитывал как можно меньше участвовать вбоевых действиях, доверяя эту работу бесстрашному горному льву, который сталШамуилом совсем недавно, под влиянием хазарских дипломатов и чар его роднойсестры.
ПоложениеХазарии обострялось. Огромная Византия протягивала свои щупальца все дальше идальше на восток и север. Ее миссионеры прошли уже по всем тропам от Варяжскогоморя до империи Цинь. Ее епархии действовали во всех народах вокруг Хазарии,окружая ее плотным кольцом. Мало этого, сама Хазария была уже опутана церковнойсетью! Епархии возникали и расширялись так быстро, так беспрепятственно, чтобыло страшно думать об ожидающем мир будущем. Константинополь брал за горло безогня и меча, без битв и походов! И это невозможно было не только остановить, нои даже воспротивиться этому было нельзя! Ведь миссионеры приходили якобы смиром! Но каково коварство! Какова подлость! Приходилось сидеть и безропотносмотреть на то, как эти черви разъедают плоть Хазарии! Нет, нужно встать истряхнуть их! Перебить всех до одного!
Но нельзя!Руки связаны! Потому что эта идеология только укрепляется от этого! Каждый трупмиссионера только утверждает христиан в безумии! Они, в слепом фанатизме, видятв любом акте естественного возмездия всего лишь дьявольскую ненависть к ихХристу. Справедливое наказание в этом извращенном учении превратилось в подвиг!Но как же в таком случае с ними бороться? Как же тонко придумано! И как подло!О, сын плотника, ты запустил в мир живучую гадину! Нет, будущее не будет таким,каким его видишь Ты, каким видит Константинополь! Он, Великий Каган, не допуститэтого! Прежде всего он не допустит крещения Руси. Этого огромного океананародов, этого безбрежного пространства! Если он не сможет остановитьвизантийскую экспансию на север, Хазария погибла! Великий Каган прекрасно этопонимал. Сейчас судьба мира решается здесь – на Итили! Нужно привлечь русов ксебе, сделать их друзьями или поработить! Для этого нужно их хорошо узнать.Понять все тонкости их характера и железной хваткой схватить их самые нежныеструны. Он уже узнал, что они любят веселые многолюдные пиры, где совершеннодоверчиво могут расслабиться настолько, что теряют способность что-либопонимать и сопротивляться. Удивительная беспечность! Видимо, они чувствуют себяв полной безопасности в кругу своих. Это говорит об их верности и сплоченности.Это плохо для него, для Кагана, который хочет покорить этот народ. Но этодостоинство можно сделать недостатком. Нужно приучить их расслабляться нетолько в своем кругу, но и вообще где угодно, когда угодно! Вот тогда ими можнобудет управлять!
Как политик онзавидовал византийскому Басилевсу, у которого был такой отличный инструментпорабощения народов, как крещение. Гениально! Народы сами с готовностью якобыстановились ему как бы своими, такими же, как сам он. О, это очень коварнаяидеология! Коварная и опасная для Хазарии! Ведь он, Каган, не мог, не имел права,не смел обращать в свою веру другие народы. Эта вера не для них, а только дляего народа, для народа Книги, народа Завета. ЗаветаБога именно с этим народом и больше ни с кем! Как было бы просто запуститьтысячи проповедников Великой Книги во все племена, и их князья и цари сами быпришли на поклон к нему, как ходят к византийскому Императору! Но он не можетэтого сделать. Он ограничен в методах! В глубине души Каган понимал, что нельзясоздать иудейское государство, населенное неиудеями. Что Хазария обречена, чтоон чувствует себя чужим среди ее народов. И народы это чувствуют. Поэтому емуприходится строить из себя символ высшей справедливости и веротерпимости. Длятого чтобы иудеи не вызвали на себя гнев инородцев, приходилось, скрепя сердце,признавать, что все религии хороши и уважаемы, включая самое дремучее язычество.Хотя для иудея это было невыносимо, потому что вся история Израиля была борьбойс язычеством. Но это еще можно было терпеть ради высшей цели. Но как вытерпетьнеудержимое распространение христианства? Как долго можно играть вверотерпимость и наблюдать, как Византия изнутри пожирает Хазарию! Это былтупик…
Кагана давноуже мучила мысль, что ему придется отказаться от веротерпимости. Что нужнообъявить кое-кого вне закона на территории Хазарии. Но он боялся этого. Он нерешался объявить конец равноправию. Ведь в таком случае иудеи перестанут быть хазарами,как и все остальные, невзирая на вероисповедание, и станут только иудеями среди