колченогий булгарин, который-таки получит ее, как я и обещал!
– Словатвои – вода. Они ничего не значат. У Венеславы – другая судьба.
– Почемумои слова – вода, а твои – не вода?
– Потомучто мои слова обозначают то, что действительно будет, а твои то, чего не будетникогда!
– Всегдабудет так, как захочет сильный! Как пожелает сильный! Сильные делают историю иплетут будущее!
– Христосразве был сильным? Нет, он был нищим и безропотным, но перевернул весь мир. Авот муравей – сильный. Посмотри – он несет огромную палочку. Но дунет ветер – иего нет…
– Дунет ливетер?
– Ветердунет! Это я тебе обещаю! Будет гроза и буря, потоки унесут в Волгу, а потом вморе плоды великих трудов, как мусор. Ничего не останется от гордого муравейника.
– Непытайся меня лишить уверенности, хитрый раб.
– У тебя итак ее уже нет. Ты лжешь о будущем. Это такая же ложь, искажениедействительности, как и ложь о прошлом. Это – лжесвидетельство. Самое печальноето, что ты лжешь сам себе. Лжешь другим и боишься признаться в своей лжи. Вотсейчас ты со мной откровенен. Наверное, первый раз в жизни откровенен. И толькопотому, что меня сейчас распнут и я уже не буду свидетельствовать об этомразговоре. А сам ты никогда и никому не скажешь – о чем беседовал с русом передказнью в устье Оки. Именно для этого ты отогнал всех на двадцать шагов. Ты –боишься правды.
– Мне ли,Великому Кагану Хазарии, чего-то бояться, Михаил? Ты точно – тронулсярассудком, если так думаешь!
– СегодняВеликий Каган, а завтра – кучка пыли на обочине…
– А ты?
– Я – тоже.Но не завтра.
– А когда?
– Не знаюеще. Лет через тысячу.
– Вот я всесмотрю на тебя и думаю – ты сумасшедший или просто надо мной издеваешься?
– Какой мнерезон издеваться? Тем более перед смертью…
– Значитсумасшедший?
– Думай,как хочешь.
– Вот,принесли гвозди…
– Ну, иди…
– Михаил!
– Что,Последний Каган?
– Не говоритак, не кличь мне беду!
– Вот опятьты боишься правды. В правду нужно верить, потому что она есть то, чтодействительно будет! Как тебе еще это объяснить? Пойми, если ты веришь в то,что яма – это бугор, то обязательно окажешься в ней. Человеку нужно точно знатьи верить в реальность, в то, что есть на самом деле, чтобы правильно жить,Каган!
– В моейвласти засыпать яму и насыпать бугор. Даже не бугор, а горы! Понимаешь, ты, чтобудет так, как я хочу, как я верю!
– Ты веришьне в действительность, а в то, что ты сам перед собой насыплешь. Сколько можновсе время насыпать и закапывать? Ведь это – очень трудно – все время создаватьдоказательства! Не проще ли просто признать очевидность и не стараться всевремя ее переделать, оправдывая ошибочность своей веры? Посмотри в свои глаза,– в них тоска и усталость тысяч лет отчаянного труда по непризнанию истины.Тяжело ведь…
– Уж нерешил ли ты меня пожалеть?
– Да, мнежалко тебя. Ты без будущего. Как так можно жить?
– Безумец,как – ты сможешь жить, Михаил? Сколько будешь жить? Тебе ли меня жалеть? Себябы пожалел, это сейчас более насущно! Пусть тебя спасет сын блудницы!
– Тыповторяешься…
– За кем?
– За теми,которые говорили Ему, прибитому на кресте – спаси себя сам, если ты Христос!
– Ну и тыспаси себя, если ты с ним!
– Прощай,Каган!
– Прощай,безумец! Страшно же тебе будет узнать, когда умрешь, что именно ты верил вложь!
Михаилулыбнулся.
Каган встал инерешительно махнул рукой, чтобы начинали. А что ему оставалось делать? Все ужезаждались, беседа затянулась. Он понимал это. Как досадно, что нужно егоказнить, ведь эти глупые люди стоят и ждут от него разрешения убить Михаила!Ах, с каким бы наслаждением он прогнал бы весь этот сброд и простил бы,поговорил бы еще с Михаилом! Но он, Великий, всемогущий Каган был не в силахэто сделать! Прощать – удел слабых!
Почему он такне желал этой казни? Потому что Михаил почему-то никогда не ошибался. Ондействительно ничего не врал. Ему можно было доверять. Его совет был всегдаправильный. Неужели и сейчас он во всем прав? Нет, он не мог быть правым, и этохотелось доказать! Не хотелось отпускать этого руса в смерть с уверенностью вправоте. Необходимо было доказать обратное, пригласить Михаила лет через десятьи спросить – ну что, кто был прав?
Каган непонимал – что с ним происходит. Ощущение того, что он делает непоправимуюошибку, не покидало его. Нужно было как-то остановить казнь. Что же придумать?Неужели он слабее этой толпы? Он не в силах остановить ее. Что же предпринять?Что, Господи?
Он срастерянным видом отошел от креста, к которому уже примеряли Михаила, нонеожиданно для самого себя повернулся.
– Стойте!Стойте!
– Что, ВеликийКаган!
Он задумался.Все ждали от него каких-нибудь слов. Но он не знал – что говорить. Ситуациябыла глупой. Зачем он остановил палачей? Нужно что-то сказать, причем такое,что было бы уместно в этой ситуации. Уместно и значительно. Ведь он – Каган!Никто не должен усомниться в его решимости, в его правоте. Но как скрытьщемящую тоску, от которой хотелось выть? Как спасти этого человека, лежащего накресте? Нужно взять себя в руки. Нужно стать Великим Владыкой! Он стянул сосвоей руки перстень с огромным рубином и протянул палачам.
– Приколотитеего вместе с гвоздем к правой руке преступника. Я не расплатился с ним заслужбу!
– Славамудрому и справедливому Кагану!
Он сел вседло и понуро тронулся к себе в ставку.
Казалось, чтожара остановила все вокруг. Ни одна волна не плеснула на реке, ни одна травинкане качнулась на берегу, когда в ладонь Михаила вонзился первый гвоздь. Вначалебыло больно, потом, когда его уже вбили, стало терпимо. Тоже повторилось и с другойладонью. Гвозди очень хотелось сэкономить плотнику. Он предложил прибить ноги однимгвоздем. Так и поступили. Вот это было действительно очень больно. В ногах нетмест, где бы можно было проткнуть мягкие ткани, не задевая кости. Там –сплошные кости. Это – не руки…
О-о-о-о-ой,Господи, бо-о-о-ольно-о-о-о-а-а-а-а-й! Какая боль! Как терпеть? Как терпеть?Как терпеть? Как? Бог! Бог! Бо-о-о-о-о-о-г! А-а-а-а-а-а-а-а-а-аааааррррррр!
Крестподняли и воткнули в яму. В ногах суетились люди, втаптывая вокруг основаниякреста его кровь в песок. Вот люди ушли. Он остался один. Над лагерем хазар,над Волгой, над кустами, над песками, под небом, под солнцем… Вокруг девяностовосемь таких же крестов с мертвецами. Вонь! Им уже не больно! Счастливцы! Боже,Боже как больно! Одиноко!
Кто жепоможет? Господи, Ты мне поможешь! Я знаю – Ты мне поможешь!
Страшноболели раздираемые весом кисти рук. Казалось, что они сейчас не выдержат иоторвутся, как у Захарии. Не могут же они выдержать такую нагрузку! Слышно было,он чувствовал, как они трещали и рвались. Боже, какая боль! А-а-а-а-а-а-а-а-й!
Он пыталсяоблегчить нагрузку на кисти и приподнимался на ногах. Но там же гвоздь враздробленных костях! Он врезался все выше и выше, разрывая ступни пополам!А-а-а! Господи, усыпи меня! Кто-нибудь, ну хоть кто-нибудь помогите!Приподнимите, подержите меня хоть несколько секунд, чтобы отдохнули рваныераны! Чтобы не страдала так живая, чувствующая плоть!
Где же ты,Господи? Почему не помогаешь? У меня больше нет сил – чувствовать такую боль!Изволь, Изволь! Почему ты оставила меня? Почему не заберешь обратно? ПозовиСаню! Что же это такое вы делаете, а? Ну, зачем вы это делаете? Прекратите! Изволь,не оставляй меня-а-а-а-а-а!
Видимо онпотерял сознание. Потому что когда очнулся, солнце уже было в другой стороне.До вечера было еще долго. Лагерь жил своей жизнью. По Волге сновали какие-тосуда, люди, не спеша, куда-то ходили, разморенные жарой. Сильно хотелось пить.Голова висела как-то на боку. Тело искривилось и низко опустилось. Коленинеестественно согнулись почти до уровня прибитых ступней. Руки неимоверновытянулись. Распятые люди, оказалось, не были похожи на привычное изображениеРаспятия. На самом деле распятые напоминают коленопреклоненного человека своздетыми руками. Руки, чувствовалось, уже высохли там, где были прибиты.Завялились. Последняя влага из них ушла и сохранилась только где-то внизу. Вскорченных, отекших ногах. Раны на ступнях тоже высохли. Как бы запеклись. Наних сидело множество жирных мух. Дышать было тяжело. Рот не закрывался.Распухший язык, казалось, сильно увеличился и вывалился изо рта. На нем тожекишели мухи, ежесекундно садясь и сгоняя друг друга. Страшно хотелось пить.Пить и дышать. Легкие умирали. Они горели. Они высохли. Это было очевидно. Онине могли существовать в таком положении. Грудная клетка почти не раздвигалась.Было больно дышать. Наверное, он скоро умрет. Все умирало. Кожа в ожогах итрещинах. Не проходила и жила только боль!
Когда же,когда же она кончится, эта страшная, не прерывающаяся ни на секунду боль!М-м-м-м-м-м-м-м-м! Бог мой…
Изволь,Изволь! Где ты? Изволь, Саня, я тут умираю! Один умираю! Я устал уже умирать!Не могу больше умирать! Вы же в силах это прекратить! Почему все оставили меняодного здесь, на вонючем берегу, среди вздувшихся, облепленных мухами покойников?Почему бросили? Почему я всем безразличен? Почему всем безразличны мои такиеколоссальные, такие безразмерные ощущения, моя огромная боль! Почему никто из людей,которые ходят вокруг, не способны почувствовать, ощутить мою боль? Как же ееможно не почувствовать, не заметить, не услышать? Как же можно не заметить горуна своем пути? Ведь боли столько, что от нее стонет весь мир! Какие же вы люди– бесчувственные!
Почему никтоне придет ко мне? Почему никто не поможет? Как можно человека оставлять одногов таком страдании? Почему он никому во всей вселенной не нужен, не интересен?Эй, кто-нибудь! Хоть кто-нибудь! Господи, прекрати мои муки!
Онпочувствовал, что кто-то коснулся его ног. Ему было трудно посмотреть, мухизалепили склеенные коростами слез веки. Вот ведь как, и слезы бывают коростами!