Судя по всему, число потерь, понесенных французской армией, было большим, чем указанное в рапортах, с той разницей, что пленными французы понесли не слишком большой урон. Австрийцы считают его 1710, французы 525. Скорее всего, можно сказать, что обе армии потеряли примерно по 4 тыс. человек убитыми и ранеными, сверх того порядка 1,5 тыс. австрийцев и около 1 тыс. французов попало в плен.
В любом случае, поле сражения являло собой страшное зрелище. «Оно было буквально завалено трупами, – вспоминал полковник Гонневилль, тогда молодой лейтенант. – Наши кони, несмотря на то что они старались идти по земле, вынуждены были наступать на тела убитых. Мы останавливались чуть не каждую секунду, а когда мы проезжали по дороге, идущей в углублении, кроме трупов, которые попадались под ноги моего коня, я увидел тела, которыми были завалены скаты с обеих сторон дороги… Они были полностью раздеты, и были видны ужасающие раны. Те, которые лежали на дне дороги, были раздавлены колесами пушек. Волосы на головах убитых большей частью стояли дыбом… Я признаюсь… что мои волосы также невольно стали подражать тем, которых я видел…»[688]
На следующий день с восходом солнца войска стояли на прежних позициях. По предложению эрцгерцога было объявлено перемирие на несколько часов для того, чтобы подобрать раненых, оставшихся на поле сражения, и похоронить убитых. С восьми часов утра до полудня французы и австрийцы подбирали павших воинов. Офицеры обеих сторон обменивались вежливыми фразами. Но едва колокола Кальдиеро пробили полдень, как раздались два выстрела из пушки, и снова началась война…
Впрочем, бой начался скорее для очистки совести, чем для того, чтобы достичь ощутимых результатов. С обеих сторон войска были измотаны предыдущим днем. Массена ввел в дело только дивизию Вердье, которая накануне пострадала меньше других. Генерал Вердье наконец навел мост через Адидже у Зевио и, переправившись на другой берег, тотчас же атаковал крайний левый фланг австрийцев. Ему удалось отбросить войска генерала Нордмана, однако эрцгерцог Карл со своей стороны подтянул к югу новые силы. В результате вокруг деревни Саббионара закипел отчаянный бой.
Массена не хотел посылать в бой остальные дивизии, но зато он лично прискакал к месту схватки и со своим эскортом бросился на австрийскую пехоту. Определенно маршал умел и любил дать несколько добрых ударов саблей и не рассматривал свой эскорт как неких «бессмертных», которые должны украшать своими пышными мундирами официальные церемонии. Рядом с ним отважно сражался и генерал Вердье. Конь под ним был убит, и на него налетели хорваты, но адъютанты главнокомандующего Штрольц и Пеле оказались вовремя на месте, и вражеские солдаты упали под бешеными сабельными ударами. Пеле был ранен, но продолжал сражаться. Две пули пробили мундир маршала, а его шляпу снесло то ли картечью, то ли пистолетным выстрелом.
Французские солдаты последовали за своими отважными командирами, и австрийцы вынуждены были отступить. Генерал Нордманн был ранен. В этот день французы потеряли примерно 315 человек убитыми и ранеными, примерно столько же выбыло из строя у австрийцев.
На следующий день, 1 ноября, французские войска оставались на своих позициях. Маршал не решался возобновить атаку, тем более что ему доложили, что у него в тылу появились колонны неприятельских войск. Это был генерал Розенберг, который получил от эрцгерцога Карла приказание отвлечь на себя часть войск французов. Впрочем, демонстрации генерала Розенберга закончатся неудачно. На следующий день один из его отрядов под командованием генерала Геллингера подошел близко к Вероне, где его тотчас же атаковали французы. От имени главнокомандующего адъютант Сибюэ потребовал Геллингера капитулировать, заявив ему, что он окружен со всех сторон. На самом деле у Геллингера было шесть с половиной батальонов, а у французов только два батальона 22-го полка, но на помощь им шли четыре батальона гренадер Партуно, а также несколько эскадронов драгун и кирасиры. Геллингер не отважился сопротивляться и добровольно сложил оружие. По французским данным, было взято в плен 70 офицеров и 5 тыс. солдат. Австрийцы утверждают, что в плен попало только 2 тыс., остальные разбежались в горах. Так или иначе, отряд Геллингера перестал существовать.
Демонстрации на тылах и туман, окутывавший поле сражения, позволили эрцгерцогу днем 1 ноября незаметно сняться с позиции и начать отступление. На редутах был оставлен только арьергард под командованием генерал-майора Фримона из четырех батальонов и 12 эскадронов. Ночью австрийцы развели множество огней, поддерживая впечатление, что на позициях находится вся армия. Только на следующий день, 2 ноября, разобравшись с Геллингером, Массена отдал распоряжение о преследовании австрийцев.
На этом пятидневная операция у Кальдиеро завершилась. Ее результаты трудно охарактеризовать одной фразой. Обе стороны приписывали себе победу. Австрийцы потому, что они удержали основную позицию. Французы потому, что эрцгерцог в конечном итоге отступил. В рядах французской армии некоторые считали, что Массена дал бесполезное сражение. Сам Наполеон был не особенно доволен его результатами. 13 ноября он написал своему брату Жозефу: «Будет неплохо, если вы через общих друзей сообщите ему, что я не слишком-то доволен. Разумеется, речь идет не о доблести, но о его военных дарованиях»[689].
С другой стороны, нельзя не заметить, что эрцгерцог действовал крайне пассивно. Имея полуторакратное превосходство, он не осмелился контратаковать со всеми своими силами, а бросал в бой лишь отдельные отряды. У него были все шансы добиться настоящей победы, но он их не реализовал.
Французская армия сражалась с отчаянной отвагой, а ее главнокомандующий действовал по-настоящему дерзко и даже рискованно. Он не добился блестящей победы, но и не проиграл, а самое главное, он убедил и своих солдат, и солдат неприятеля в моральном превосходстве французов, что очень важно. Ведь война – это не только пространственные и численные соотношения, но, прежде всего, моральные факторы, которые пронизывают ее насквозь. В своей знаменитой книге «О войне» в главе «Смелость» Клаузевиц, словно говоря о действиях Массена, написал: «…То, что упорядочивается в массе порядком службы, вошедшим в плоть и кровь, то у вождя должно упорядочивать размышления, и здесь смелость отдельного поступка может легко превратиться в ошибку. Но все же это будет красивая ошибка, на которую нельзя смотреть теми же глазами, как на всякую другую ошибку. Благо той армии, в которой часто проявляется несвоевременная отвага, – это буйная растительность, она – признак могучей почвы. Даже безрассудную смелость, то есть смелость бесцельную, нельзя ценить низко; в основе своей она является той же душевной силой, только проявляющейся в виде особого рода страсти…»[690]
Еще до начала сражения эрцгерцог Карл знал обо всем, что случилось на германском театре военных действий. Как только затихли пушки, его единственной мыслью было как можно быстрее идти на спасение Вены. Путь отступления австрийской армии пересекало множество естественных препятствий: реки Баккильоне, Брента, Пьяве, Ливенца, Тальяменто и Изонцо. На берегах многих из них можно было найти выгодную оборонительную позицию. Однако эрцгерцог не думал более об обороне. Он стремился двигаться безостановочно, но тем не менее стремился задержать продвижение французов с помощью небольших арьергардов, оставленных на удобных для защиты пунктах.
В Виченце, на берегах Баккильоне, он выставил арьергард генерал-майора Фогельзанга с четырьмя гренадерскими батальонами. 3 ноября здесь разгорелся жаркий бой, так как Фогельзанг, используя старинные укрепления Виченцы, оказал отчаянное сопротивление. Французам пришлось ждать тяжелую артиллерию. Но на рассвете 4 ноября, когда она прибыла, австрийцев в Виченце уже не было. 5 ноября главные силы эрцгерцога перешли реку Пьяве.
Здесь, как и в Виченце, австрийский арьергард оказал сопротивление. Капитан Дебеф вспоминал: «Австрийские колонны, не имея более возможности защищать переправу, отступали. Равнина была покрыта движущимися войсками. Гремели пушечные выстрелы, трещала ружейная пальба. Мое внимание было привлечено этим шумом и блеском оружия, которое сверкало в клубах дыма и облаках пыли. Вдруг Массена в окружении своего штаба появился перед нами. “Да здравствует император! Да здравствует Массена!” – закричали солдаты. Маршал поднял свою шляпу и прокричал также “Да здравствует император!” и пустил своего коня в галоп»[691].
8 ноября австрийские войска переправились через реку Тальяменто и на следующий день собрались у города Кодроипо, где они наконец получили возможность передохнуть. По дороге эрцгерцог выделил несколько батальонов для усиления гарнизона Венеции. Этот знаменитый город на берегах Адриатики был отныне единственной крепостью, которую австрийцы контролировали на территории Италии. Все остальные гарнизоны уходили вслед за отступающей армией.
Со своей стороны, Массена, выделив для блокады Венеции часть своих сил, продолжал движение за эрцгерцогом. Утром 12 ноября французский авангард был на берегах Тальяменто. К вечеру подошла пехота. Массена надеялся, что здесь, где в 1797 г. армия Бонапарта уже один раз побила войска эрцгерцога Карла, он сможет нанести очередной удар по неприятелю. Однако на следующий день на рассвете австрийские арьергарды исчезли с противоположного берега. Новая битва при Тальяменто не состоялась.
14 ноября утром французская кавалерия под командованием генерала д’Эспаня достигла крепости Пальманова. Мощные укрепления были брошены, Армия эрцгерцога Карла оторвалась таким образом от преследования. В это время эрцгерцог Иоанн во главе Тирольской армии, усиленной остатками отряда Гиллера, шел на соединение с войсками своего брата по долине реки Дравы через Клагенфурт. Эрцгерцог Карл двигался навстречу ему через Лам-бах. В районе городка Виндишфейстриц, неподалеку от Маренберга (сейчас Марибор), 26 ноября войска обоих братьев соединились. Под командованием эрцгерцога Карла сосредоточилось 155 батальонов и 96 эскадронов – более чем 80-тысячная армия. Главные силы Массена остались в 150 км позади, а до Вены было 200 км.