[914]. Одновременно часть кавалерии союзников выдвинулась, угрожая флангу драгун. В результате дивизия остановилась и повернула назад.
«Он [Наполеон. – Примеч. авт.] заметил, что французская драгунская дивизия, которая имела приказ опрокинуть русский арьергард, – вспоминал Сен-Шаман, адъютант Сульта, – шла вперед слишком осторожно. Она произвела несколько атак, которые не были доведены до конца. Это рассердило императора. В этот момент ему на глаза попался офицер штаба, который прибыл от драгунской дивизии. “Возвращайтесь туда, – сказал ему император, – и передайте генералу, который ею командует, что он размазня!” Хорошенькое поручение для адъютанта!»[915]
Император послал генерала Гарданна, своего адъютанта, чтобы тот взял командование дивизией, а маршал Сульт поспешил предложить своих адъютантов, чтобы они возглавили атаку драгунских полков.
«Маршал послал меня, – вспоминал Огюст Петие, – а также моих товарищей Ламета и Сен-Шамана. Мы должны были передать генералу приказ атаковать, а если он его не исполнит, мы должны были передать приказ непосредственно полковникам… Император прокричал нам, когда мы уже посылали в галоп наших коней: “Скажите генералу, что… [мемуарист не говорит что, но можно предположить, что последовала непереводимая игра слов. – Примеч. авт.]. Принимайте командование дивизией, атакуйте и привезите мне русскую артиллерию!”»[916]
Что произошло дальше, не совсем очевидно. Сен-Шаман описывает в своих мемуарах, как он с драгунами лихо опрокинул все, что стояло у них на пути. Зато другой адъютант, Петие, запомнил эту атаку несколько иначе. Если верить его воспоминаниям, драгунам, ведомым молодыми адъютантами, удалось ворваться на батарею и обратить в бегство отряд казаков. Однако, достигнув первого успеха, «драгуны то ли потому, что неприятельский огонь стал сильнее, то ли потому, что они были обескуражены предыдущим поведением генерала во время всего боя, вместо того чтобы использовать свой успех, повернули коней назад и ускакали галопом, несмотря на то что мы всеми силами пытались остановить их… Генерал Гарданн… сумел собрать дивизию и построить ее развернутым строем, но этот достойный и доблестный офицер не больше преуспел в своих действиях, чем мы. Нерешительность драгун вернула уверенность русским, их огонь стал усиливаться с каждым мгновением. Гранаты влетали в наши ряды, ядра, падая рядом, засыпали нас землей и вырывали целые ряды драгун, стоявших в бездействии»[917].
Как ни странно, официальный рапорт начальника штаба драгунской дивизии подтверждает вторую, более прозаическую версию: «Дивизия произвела несколько атак на русскую кавалерию и казаков. Но они были прикрыты с одной стороны озером, а с другой стороны – деревней… где собралась вражеская пехота. Поэтому противник не был опрокинут до тех пор, пока не подошла пехота»[918].
Таким образом, образцовые действия батареи Сиверса оттянули на целый час «момент истины» для союзной армии. Отважные действия русских артиллеристов позволили генералу Буксгевдену с частью пехоты форсировать Литтаву в Ауэзде и выйти из-под удара. Император, очевидно, мог бы бросить в бой гвардейскую пехоту, пока части Вандамма не были еще окончательно собраны, но он предпочел сохранить этот резерв на случай непредвиденных осложнений и ввел в бой только гвардейскую артиллерию, которая открыла огонь с Праценского плато. Однако завершение боя за Сокольниц высвободило почти полностью дивизию Сент-Илера и бригаду Левассера.
План прудов Зачан и Мениц
Приближение этих частей к месту описываемых событий послужило сигналом к атаке. Полки дивизии Вандамма, давно ждавшие приказа идти вперед, обрушились со склонов плато на отступающие колонны. Атака французов была яростной и неудержимой. «Солдаты уже не просто шли в атаку, они летели на врага. Их командиры вынуждены были сдерживать их пыл. Не было ни одного, кто остался бы позади, и все пылали желанием отличиться еще больше. Невозможно было отличить новобранцев от старых воинов; этот день словно дал молодым солдатам десять лет опыта»[919].
Отчаянно дрался и 4-й линейный полк, жаждавший взять реванш за потерю своего орла. «Мы устремились на русских в тот момент, когда они проходили через деревню, – вспоминал майор Бигарре. – Московский полк под командованием полковника Сулима был захвачен в плен моим вторым батальоном, а первый батальон взял в плен роту гренадер из того же полка и два знамени»[920].
Стремительное наступление Вандамма было началом разгрома войск левого крыла союзников. Ланжерон вспоминал: «Рядом с Ауэздом был плохой мост через канал. Граф Буксгевден прошел через него один из первых вместе со своей свитой. Вскоре после этого мост проломился под австрийской пушкой, и в то же время сильный французский отряд (это был Вандамм) ворвался в деревню Ауэзд и пробился к самому мосту. Батарея, стоявшая на высотах, била по нам при переходе через канавы»[921].
Было около 15:30. Войска, которые еще некоторое время тому назад отступали, сохраняя относительный порядок, охватила паника. Беспорядочные толпы, не слушая офицеров, бросились назад в сторону Тельница. Настигнутые французами уже больше не оказывали сопротивления и толпами сдавались. «Здесь случилась паника, и 4000 человек были взяты в плен вокруг Ауэзда»[922], – бесстрастно отметил в своем описании битвы Штуттерхайм.
Поражаемые со всех сторон ядрами и картечью, атакованные кавалерией и пехотой огромные толпы устремились в сторону пруда Зачан. Другие – к мосту через реку Литтаву между Ауэздом и Зачанским прудом. Однако под тяжестью орудий мост провалился. Совершенно обезумевшие, охваченные паническим страхом пехотинцы, кавалеристы, артиллеристы со своими упряжками искали спасения в бегстве вдоль пруда. В это же время 24 орудия гвардейской конной артиллерии под командованием полковника Куэна вылетели в галоп на край плато и обрушили на беглецов град ядер и картечи. Они били с такой короткой дистанции, что ни ядра, ни картечные залпы не терялись даром, а врезались в плотную толпу. Паника еще более усилилась, толкая и давя друг друга, тысячи беглецов бросились тогда на лед Зачанского пруда.
Лежен, свидетель этой сцены, живописно рассказывал: «Некоторым удалось перейти по льду, но, когда основная масса дошла до середины, лед начал трескаться под их весом, и они остановились. Задние продолжали напирать, и в скором времени целая масса более чем в шесть тысяч человек, скользя и толкаясь, скопилась на льду. Внезапно под этой толпой, нагруженной оружием и снаряжением, проломился лед, и она исчезла в две секунды, так что ни один человек не смог спастись. Только кипение волн, вызванное тем, что тысячи людей были поглощены пучиной в одно мгновение, заставило нас затрепетать от ужаса»[923].
Самое удивительное то, что… этого не было. Десятки свидетелей этой сцены оставят драматические описания о том, как пучина озера поглотила тысячи людей. Те, у кого было наиболее богатое воображение, будут говорить о 10 и даже о 20 тыс. человек! Но дело в том, что Зачан был не озером, а огромным прудом для разведения рыбы. Его глубина была такова, что провалившиеся под лед оказались максимум по грудь в воде. Что касается артиллерийских упряжек, то они застряли в иле, и брошенные артиллеристами пушки остались в ледяной воде вместе с барахтающимися, почти намертво прикрепленными к ним лошадьми. Последние действительно погибли, но не оттого, что утонули, а оттого, что замерзли, не имея возможности отцепиться от упряжек.
Рассказ Лежена приведен здесь в качестве примера того, как даже очевидцы произошедшего попадали под влияние последующих рассказов и наслоения вымыслов. Почти во всей популярной исторической литературе ярко повествуется о том, как пучина поглощала целые полки и батальоны. Однако после публикации документов местных архивов, которая в начале XX в. была осуществлена краеведом А. Словаком, а также подробного разбора обстоятельств этих событий, произведенного Коленом, сомнений быть не может – эпизод с гибелью тысяч людей в озере является вымыслом.
Через несколько дней после битвы под наблюдением генерала Сюше, назначенного к этому времени губернатором Брюнна, был произведен слив воды из прудов. Вот что он докладывал в документе, датированном 16 декабря 1805 г.: «Исполняя приказ Вашего Величества, я осуществил спуск воды из пруда поблизости от Ауэзда. Эта операция заняла 5 дней… Уже в первые дни понижение уровня воды позволило извлечь 12 русских пушек, и общее количество тех, которые были найдены в пруду, составило 36. 138 конских трупов и 3 человеческих тела – вот что нам удалось обнаружить»[924].
Итак, фантасмагорическая сцена потопления в озере целого корпуса относится к области легенд. Зато нет сомнения, что те, кто провалился под лед, пусть даже и по грудь, в ледяную воду, больше не были бойцами. Они бросали оружие и амуницию и кто как мог бежали прочь от опасности. В это время часть войск генерала Дохтурова и авангарда Кинмайера только еще выдвигалась из Тельница. Увидев то, что происходит впереди, Дохтуров приказал немедленно повернуть назад оставшимся еще под своими знаменами батальонам и отступать вдоль берега Зачанского озера к Тельницу, чтобы, пройдя между озерами Мениц и Зачан, отходить в юго-восточном направлении. Одновременно Дохтуров отдал распоряжение Кинмайеру с Гессен-Гомбургскими гусарами и русскими казаками скакать вперед, пройти по плотине, разделявшей озера, а затем развернуться на высотах к югу от За-чана. Это было сделано для того, чтобы прикрыть отступающие колонны от возможной атаки французов на южном берегу Литтавы со стороны Ауэзда. Генерал Штуттерхайм с полками Орелли Шеволеже и Шеклерским гусарским должен был встать с северной стороны плотины, чтобы прикрыть проход от французов, надвигавшихся со стороны Сокольница.