«Неподалеку от Тельница, между этой деревней и деревней Мениц, находится довольно большой холм, который соприкасается с озером. Русская пехота отошла на этот холм под прикрытием австрийской кавалерии, которая, защищая ее, была засыпана картечью. Деревня Тельниц, как уже упоминалось выше, окружена рвами, и потому это обстоятельство использовали для обороны, чтобы дать возможность остаткам колонны уйти от преследования. Полк русской пехоты под командованием генерал-майора Левиза встал за этот ров. Его атаковали, и он доблестно сражался»[925].
Действительно, солдаты Дохтурова и их генерал проявили удивительную стойкость. «Невозможно в конце проигранной битвы и в положении столь отчаянном держаться столь хорошо, как генерал Дохтуров. Это позволило ему спасти последний путь к отступлению»[926], – написал впоследствии об этом генерал Матье Дюма, известный историк и очевидец событий.
Несмотря на упорную оборону, Тельниц не мог держаться долго. Его атаковала дивизия Вандамма, которая прошла по северному берегу Зачанского пруда. Одновременно дивизия Фриана с драгунами Бурсье двинулась на Мениц, обходя обороняющихся слева. Русская пехота была вынуждена оставить Тельниц. Ее отступление было прикрыто поистине самоотверженными действиями полка Орелли Шеволеже и австрийской батареи полковника Дегенфельдта. Шеволежеры понесли тяжелые потери, «но ничто не помешало этому храброму полку, – написал Штуттерхайм, – бесстрашно прикрывать отступление русской армии»[927]. Рядом с ними так же стойко сражался гусарский Шеклерский полк, который, не колеблясь, стоял под градом картечи. Полковник гусар был тяжело ранен картечной пулей в голову. В конце концов, последние группы русских пехотинцев переправились через плотину. Вслед за ними отошли гусары и шеволежеры. Однако часть русской пехоты не смогла выйти к плотине и бросилась по льду Меницкого пруда. Здесь, так же как и на Зачане, лед провалился, и сотни людей оказались в ледяной воде.
Было около 16:30. Вечерняя мгла спускалась на поле сражения. «Мокрый холодный снег начал падать уже примерно за час до этого, – вспоминал Ланжерон, – Местность вокруг каналов была болотистой, и мы проваливались в грязь по колено. Не было ничего, чего бы недоставало, чтобы сделать наше положение совершенно ужасным»[928].
Войска обеих сторон совершенно выбились из сил, и продолжать битву уже ни у кого не было ни желания, ни возможности. Только генерал Жюно получил приказ взять дивизию драгун Буайе, два полка конных егерей, «чтобы преследовать многочисленные отряды русских, которые отступали по другую сторону озер. Он пересек деревню Ауэзд, не останавливаясь, – сообщает журнал дивизии, – затем преодолел многие препятствия, которые встретились по выходу из деревни, и наткнулся на русских около восьми часов вечера. Он преследовал их до девяти часов, и только ночь помешала ему двинуться дальше»[929].
Впрочем, действия этого кавалерийского отряда были исключением. На поле боя стало совершенно темно уже к пяти часам вечера. Люди и кони падали от усталости. Великая битва завершилась…
Глава 15. Итоги
Из всех форм боя оборонительно-наступательное сражение – самое действительное… С классическим примером оборонительно-наступательного сражения мы познакомились на примере Марафона. Современным воспроизведением его может служить Аустерлиц.
«Я был уже свидетелем проигранных битв, но я не мог даже себе представить такого разгрома, – вспоминал Ланжерон. – Нужно было быть очевидцем сумятицы, царившей в нашем отступлении, или скорее в нашем бегстве, чтобы составить о ней понятие. Не оставалось двух человек одной и той же роты вместе, все было перепутано и перемешано, солдаты бросали ружья и не слушались больше ни офицеров, ни генералов. Последние кричали на них, но совершенно бесполезно, и бежали так же, как и те»[930].
Действительно, это было полное поражение союзников. За исключением войск Багратиона, отступивших в относительном порядке, и части гвардии, вся остальная союзная армия представляла собой нестройные толпы беглецов. Армия понесла огромные потери убитыми и ранеными. Но самое главное, она была сокрушена морально.
Нет сомнения, что и материальные потери были также тяжелыми. Точно их оценить очень сложно. Как уже не раз отмечалось, даже потери в небольших боях порой трудно поддаются точному учету, тем более сложно подсчитать с точностью до одного человека потери в сражении, после которого армия пришла в полный беспорядок. Михайловский-Данилевский – первый историк, который, опираясь на русские архивы, посчитал численность урона русских войск и привел следующие данные: безвозвратные потери русских составили, по его мнению, 21 тыс. человек. Так как потери австрийцев, по данным австрийских архивов, составили 5922 человека, результирующая цифра потерь союзников при Аустерлице, писал историк, 27 тыс. человек. Со страниц его книги эта цифра перешла в большинство трудов по истории кампании 1805 г., по крайней мере русских.
Нужно сразу отметить, что уже с точки зрения формальной в этом подсчете заложена грубая ошибка, так как 21 тыс. – это безвозвратные потери, то есть убитые и пропавшие без вести, а 6 тыс. (в округленном подсчете) – это убитые, раненые и пленные. Поэтому складывать эти два числа – это примерно то же самое, что складывать метры и килограммы. Тем не менее, как ни удивительно, эта явно несуразная цифра до сих пор гуляет по страницам почти всех русских исторических книг.
Знаменитый французский историк Колен очень скептически отнесся и к численности безвозвратных потерь русской армии, которую дает Михайловский-Данилевский. Он привел данные по количеству пленных, русских и австрийцев, взятых французской армией. Согласно архивным источникам, исследованным Коленом, общее количество взятых в плен русских и австрийских солдат составило 9767 и 1686 человек соответственно. Сохранились также данные по принадлежности к полкам взятых пленных. Известно, что среди пленных оказалось
Курского полка – 736 человек,
Галицкого – 874,
Бутырского – 791,
Нарвского – 954,
Подольского – 477,
Азовского – 482,
Новгородского – 250,
Гвардейцев – 110.
«Можно заметить, что потери, которые дает Данилевский для 3-й колонны, абсолютно неточны, – пишет Колен. – 1100 человек в Галицком полку, 1600 – в Бутырском, 1300 – в Нарвском, 180 – в Подольском и 400 – в Азовском… Потери Бутырского полка, таким образом, слишком велики, а потери Подольского и Азовского – слишком малы»[931].
На самом деле больших расхождений нет, ведь количество потерь, которое приводит Данилевский, – это не только пленные, но также убитые и разбежавшиеся. Поэтому нет ничего странного, что Бутырский полк понес почти в два раза большие потери, чем число зарегистрированных пленных этого полка. С другой стороны, очевидные расхождения данных в отношении Подольского полка еще ничего не доказывают. Нет сомнения, что при учете пленных также могли допускать ошибки.
Согласно ведомости от 25 декабря 1805 г. (6 января 1806 г.) «Об убитых и без вести пропавших в 20-е число ноября воинских чинах и строевых лошадях»[932], пехота и кавалерия русской армии потеряла при Аустерлице 19 311 человек (убитыми и без вести пропавшими). С другой стороны, существует ведомость по потерям артиллерии[933]. Согласно этой ведомости, при Аустерлице было убито и без вести пропало 815 русских артиллеристов. Наряду с этим имеется другая ведомость по потерям артиллерии[934], которая указывает на урон в 2024 человека. Это та ведомость, которая была прислана архивом Артиллерийского департамента по просьбе Михайловского-Данилевского. Как видно, данные очень расходятся. Однако можно предположить, что сюда были включены потери и инженерных частей, а также нестроевых, которые отсутствовали в предыдущем документе. Наконец, современными исследователями установлено количество безвозвратных потерь русской гвардии при Аустерлице[935] – 871 человек. Если сложить эти цифры (взяв потери артиллеристов по 2-й ведомости), получается 22 206 человек. Получается почти то же самое, что дает Михайловский-Данилевский.
Чтобы проверить, насколько порядок этих чисел соответствует истине, нужно обратиться к еще одной ведомости, составленной 8 (20) февраля 1806 г. Она называется «Ведомость о происшедшей убыли людям во время бывших с французами сражений, с означением оставленных за болезнью в австрийских госпиталях»[936]. Согласно этому документу, русские войска – пехота, кавалерия и артиллерия (без гвардии) – потеряли в ходе всей кампании 24 791 человека убитыми и пропавшими без вести, а 6440 было тяжело ранено и осталось в австрийских госпиталях. Если учитывать потери русской армии на марше, а также в сражениях при Амштеттене, Кремсе и Шенграбене, на долю Аустерлица останется не более 21–22 тыс. человек безвозвратных потерь, а то и меньше.
Ведомость от февраля 1806 г. можно считать наиболее достоверным документом, так как составлена она по возвращении в Россию, когда можно было провести точный подсчет потерь. Она доказывает, что порядок величины безвозвратных потерь, который дает Михайловский-Данилевский, вполне соответствует действительности, и подтверждает, что предыдущая ведомость составлена достаточно точно. При этом не следует забывать, что было бы абсурдом пытаться с точностью до одного человека оценить потери русской армии. Это было абсолютно невозможно сделать ни тогда, ни сейчас. Следует помнить, что значительное количество солдат сбилось ночью с дороги, покинуло армию на марше на следующий день, но некоторые из них, проплутав много дней, в конечном итоге догнали свои полки. Подытоживая, можно сказать, что русская армия действительно потеряла при Аустерлице около 21