Ней настолько не сомневался в том, что австрийцев на левом берегу не осталось, что он отдал распоряжение 2-й и 3-й дивизиям своего корпуса перейти на правый берег у Гюнцбурга и идти на Ульм с юга. Сюда же маршал направил драгунскую дивизию Бурсье, которая находилась в его оперативном подчинении, и свою собственную легкую кавалерию. Единственным отрядом, которым Ней решил подкрепить Дюпона, была дивизия спешенных драгун Барагэ д’Илье.
В три часа утра в полной темноте из штаба корпуса в Гюнцбурге выехал адъютант Нея капитан Риппер. Он должен был сначала добраться до местечка Стоцинген, где находился штаб Барагэ д’Илье, а затем направиться в Альбек, где располагался Дюпон. Обратим внимание, что, так как генерал Дюпон находился совсем близко от крепости (деревня Альбек расположена в 11 км от Ульма), адъютант должен был сначала передать приказ драгунам, которые располагались примерно в 16 км позади дивизии Дюпона. Хотя Ней почти не сомневался в отсутствии крупных сил австрийцев в Ульме, но как опытный командир он предпочел подстраховаться и двинуть как можно раньше драгун Барагэ д’Илье, чтобы те в случае чего помогли дивизии Дюпона.
Можно себе представить задачу, которая стояла перед адъютантом, которого в глухую ночь послали по раскисшим от грязи дорогам через леса и болота передать срочный приказ! Ему, правда, дали местного провожатого, но тот, не особенно желая попасть чего доброго под пули, улизнул при первой возможности, скрывшись в непроницаемой тьме. Как не вспомнить здесь слова одного из адъютантов маршала Нея: «…Сколько сложностей, сколько трудностей приходилось испытывать нам, исполняя наши обязанности. Было мало того, что день и ночь в любую погоду, несмотря на усталость, лишения и страдания, мы отправлялись в путь с пакетами, самое главное то, что нас мучило сознание, что мы можем не исполнить задание… Нас не спрашивали, есть ли у нас лошадь, которая в состоянии передвигаться, в то время как нам нужно скакать галопом, знаем ли мы край, где нам нужно будет проехать, есть ли у нас карта (а у нас ее никогда не было). Приказ должен был быть исполнен, и никто не задумывался о средствах»[384].
Случилось то, что должно было случиться: капитан Риппер совершенно заблудился, проплутал всю ночь и только утром смог хотя бы примерно сориентироваться. Оказалось, что он находится недалеко от Альбека. В результате капитан подумал, что будет проще передать приказ сначала Дюпону, а потом только отвести его Барагэ д’Илье. Сказано – сделано. Примерно в восемь утра Риппер вручил генералу Дюпону приказ, а затем поскакал в Стоцинген. Ясно, что лошадь капитана совсем выбилась из сил и он оказался на месте лишь где-то около половины одиннадцатого, преодолев 16 км за два с половиной часа. Таким образом, Барагэ д’Илье прочитал приказ о выступлении лишь около 11 часов утра.
В результате Дюпон выступил с бивака в 11 часов утра, а дивизия Барагэ д’Илье, которая была рассеяна на огромном пространстве, собралась только к трем часам дня и, не торопясь, направилась в сторону Альбека.
Эти, казалось бы, незначительные подробности приведены здесь потому, что они сыграли важную роль в дальнейших событиях и послужили предметом тщательного разбирательства, проведенного через несколько месяцев после окончания войны.
Пройдя примерно 6 км в сторону Ульма, Дюпон вдруг с удивлением увидел австрийские полки, идущие ему прямо навстречу. У Дюпона было только 6200 человек и 14 пушек[385]. Силы австрийцев французский генерал определил примерно в 10–12 тыс. человек. На самом деле это были только передовые части. За ними появлялись все новые и новые полки. Всего австрийцы соберут на поле у деревни Хаслах, где столкнутся противоборствующие войска, почти 23 тыс. человек.
Дюпон правильно оценил обстановку: австрийская армия не уходит в Тироль, она прорывается на северо-восток. Отступить – значит открыть для нее дорогу на Нордлинген. Генерал решает дать бой, и не просто бой, а самому атаковать неприятеля! Он надеялся, что за ним следом где-то поблизости идет Барагэ д’Илье, а может, и другие отряды корпуса Нея и что он сможет своей дерзостью ошеломить врага…
Командир французской дивизии развернул в линии три пехотных полка между небольшими рощицами перед деревнями Обер и Унтер Хаслах, поставив в резерве драгун, а левое крыло прикрыл гусарами. Едва головные части австрийцев прошли деревню Юнгинген и попытались развернуться против правого крыла французов, как Дюпон бросил на них в атаку 96-й линейный полк, удар которого был поддержан наступлением 9-го легкого.
Неприятель смешался и обратился в бегство… «Батальоны полков Людвига, Райнера и Кауница повели себя жалким образом и были взяты в плен горстью стрелков»[386], – с горечью будет вспоминать об этом эпизоде австрийский офицер.
Дюпон избрал единственно возможную тактику: не дать неприятелю изготовиться к общему наступлению, бить его войска по частям стремительными контратаками. В течение двух-трех часов это удавалось. Но к австрийцам подходили все новые и новые батальоны и эскадроны, отброшенные полки собирались вокруг своих знамен, артиллерия начинала наносить серьезные потери французской пехоте. Пушки Дюпона частично были сбиты с лафетов, лошади во многих упряжках убиты.
Однако французы дрались как сумасшедшие. На правом фланге 9-й легкий полк вновь и вновь бросался в контратаку, на левом 32-й линейный полк бился насмерть с наседающей пехотой и кавалерией. Однако австрийцы развернули наконец в боевые порядки большую часть своих сил, и сдерживать их стало физически невозможно. А от дивизии Барагэ д’Илье, на которую так надеялся Дюпон, не было никаких вестей.
Австрийская пехота, ведомая Лаудоном, кавалерия во главе с генералами Шварценбергом и Кленау бросились в атаку. Сам Макк вел в бой кирасир своего имени, кирасир эрцгерцога Альберта и знаменитых шеволежеров Латура. Восемнадцать эскадронов австрийцев обрушились на правое крыло Дюпона. Шесть эскадронов французских драгун отважно бросились в контратаку, на какое-то мгновение им удалось остановить австрийцев, но силы были слишком неравны.
Поток людей и коней захлестнул ряды французов. Полковник 17-го драгунского полка Сен-Дизье, окруженный дюжиной врагов, не сдался и пал, зарубленный палашами. Его солдаты, поражаемые со всех сторон, хлынули назад, к лесу…
Бой под Хаслахом, 11 октября 1805 г.
На левом фланге знаменитая австрийская конница также компенсировала нерешительность своей пехоты. Австрийские эскадроны охватили горстку пехотинцев и гусар, дравшихся здесь. Лейтенант Керморван, командир маленькой батареи из двух орудий, стоял до последнего, защищая картечью пехоту, и его канониры пали, изрубленные на лафетах своих пушек. Старые гусары 1-го полка, знаменитого еще до революции под именем полка «Бершени», исступленно дрались, но и здесь врагов было слишком много… В результате австрийские всадники прорвали фланги и вышли в тыл дивизии Дюпона, рубя обозников, отдельных артиллеристов и пехотинцев.
Однако в этой, казалось, безвыходной ситуации французы не пали духом. Пехотинцы Дюпона, кто построившись в каре, кто сгрудившись в группы по несколько десятков человек, проложили себе дорогу среди разбушевавшегося урагана конной атаки и вышли с честью с поля битвы. Более того, отразив огнем австрийских всадников, не подпуская к себе вражескую пехоту, французы сумели увести с собой даже значительное количество пленных[387], взятых в бою.
С наступлением темноты сражение прекратилось. Его итог довольно трудно охарактеризовать одним словом. С одной стороны, победа осталась за австрийцами: они заняли поле боя, взяли 800–900 пленных, два орла драгунских полков, девять орудий, значительную часть обоза и даже личные экипажи Дюпона.
С другой стороны, малый по численности отряд задержал движение целой армии, сражаясь, по самым скромным подсчетам, с троекратно превосходящими силами. Французам удалось нанести неприятелю не меньший урон, чем они понесли сами. Австрийцы потеряли около 1000 убитых и раненых и, вероятно, несколько сот пленных.
Сам Дюпон рассматривал или, по крайней мере, хотел, чтобы этот бой рассматривали как победу. В рапорте Нею он писал: «Я не могу Вам выразить все восхищение, которое вызывает во мне храбрость наших войск: результат битвы показывает, что не было боев, столь дерзких и столь решительных: 5100 человек сражались с армией в 25 тыс. человек и полностью ее разбили»[388].
Объективный анализ показывает, однако, что ситуация была не совсем такой, как говорится в рапорте Дюпона. В своем отчете императору Барагэ д’Илье говорит, что когда, обогнав на марше свои части, он в 16 часов прискакал в Альбек, его глазам предстала картина, мало похожая на победное ликование. Он «…нашел дорогу, покрытую повозками, багажами, испуганных солдат и женщин [маркитанток. – Примеч. авт.], а прямо на улицах Альбека ему вместе с адъютантом пришлось выхватить саблю, так как они были атакованы вражескими легкоконными»[389].
Конечно, Барагэ д’Илье тоже не следует безоговорочно доверять. Его войска вследствие нерасторопности их генерала так и не прибыли на помощь Дюпону. Поэтому Барагэ д’Илье пришлось долго оправдываться в ходе начатого разбирательства этого дела. Разумеется, что ему выгодно было несколько сгустить краски, доказывая, что прибытие его дивизии не могло спасти дивизию Дюпона в постигшей ее катастрофе.
Со всеми оговорками, рассматривая итоги этого дня, его нужно квалифицировать все-таки как успех австрийской армии, хотя он и принес славу Дюпону. Нет сомнения, что после боя под Хаслахом моральный дух, совсем было упавший в австрийских войсках, был в определенной степени восстановлен.