[410]. Тех, кто не сдался, скосила картечь. Полк потерял 33 убитых, 128 раненых и 169 пленных.
Наполеон приказал остановить эти неподготовленные разрозненные атаки и подтянуть все войска для окружения крепости. К вечеру Ульм был полностью блокирован. На левом берегу стояли части Нея, Ланна и гвардии, на правом – корпус Мармона.
В наступившей ночи Ней послал двух парламентеров, потребовавших у Макка капитуляции. Австрийский главнокомандующий принял посланцев маршала в окружении всех своих генералов. Он заявил, что и речи не может быть о капитуляции. Макк объявил также подчиненным, что назовет изменником того, кто будет говорить о сдаче. Он составил документ, где излагал причины, по которым крепость не должна быть сдана: «Если мы останемся хозяевами Ульма… неприятель вынужден будет отойти за Рейн, и наше счастье навсегда обеспечено. Он не сможет держать нас блокированными более восьми дней, потому что русские подойдут сюда и его участь будет предрешена»[411].
В ответ генералы написали послание, где говорилось, что свободный выход из Ульма с оружием и знаменами куда более предпочтителен, чем бесплодное сидение в обреченной крепости. Не спросив Макка (хотя возможно, напротив, с его тайного согласия), Риш, Лаудон и Гиулай направили князя Лихтенштейна в штаб Нея с требованием предоставить гарнизону свободный выход и отступление за реку Лех. Ней тотчас обратился к Бертье, но последний сообщил, что император желает сдачи не только крепости, но и ее гарнизона.
Ночью пришел ответ австрийцев: «Гарнизон Ульма, с сожалением констатируя, что маршал не принял достойных условий, на которые гарнизон, рассчитывая на справедливость, надеялся, решил ожидать случайностей войны»[412]. Бумага была подписана генерал-лейтенантами Ришем, Гиулаем, Лаудоном.
Новый день 16 октября 1805 г. стал еще более безрадостным для австрийцев. Все высоты вокруг крепости были заняты французскими войсками, а жерла их орудий наведены на укрепления.
Ульм, лежащий почти целиком на левом берегу Дуная, был когда-то весьма сильной крепостью, поскольку высокие холмы, опоясывающие город на расстоянии примерно километра, в Средние века не имели решающего тактического значения. Однако с появлением артиллерии ситуация изменилась. Крепость стала уязвимой. В наполеоновскую эпоху, когда вся атака и оборона фортификационных сооружений строилась на применении артиллерии, а дальнобойность тяжелых орудий достигала 2–3 км и более, ульмские укрепления уже не являлись защитой против серьезной артиллерийской атаки. Оборона могла быть успешной лишь в том случае, если бы имелось достаточно сил для защиты не только городских стен, но и укреплений на Михельсберге и Гайсберге. Но эти фортификационные сооружения были взяты французами накануне. Теперь артиллеристы Наполеона при желании могли сровнять с землей город и без особого труда пробить бреши в крепостных стенах.
Кроме того, численное соотношение и моральный дух войск были абсолютно несоразмерны. В крепости было заперто около 25 тыс. потерявших отвагу солдат, у французов только под Ульмом было не менее 70 тыс. воинов, уверенных в победе и беззаветно преданных своему полководцу.
Наполеон прекрасно понимал это и в случае отказа австрийцев от капитуляции решил штурмовать город. Впрочем, прежде чем пойти на такой шаг, император стремился сделать все, чтобы добиться нейтрализации неприятельской армии без страшного кровопролития.
Утром 16 октября артиллерия Нея открыла огонь по крепости. Эта стрельба носила в основном предупредительный характер – в городе были лишь небольшие разрушения, и погибли двое солдат гарнизона. Вскоре после этого прибыл парламентер от французов с приглашением князю Лихтенштейну прибыть к Наполеону для переговоров. Беседа Наполеона с князем, несколько писем, которыми французское командование обменялось с австрийским в этот день, ничего не дали. Макк отказывался капитулировать, утверждая, что на помощь Ульму идут многочисленные армии, а крепость прекрасно готова к обороне. Тем не менее вечером, видя нависшую опасность, Макк пошел на компромисс и предложил свой, очень странный вариант капитуляции, обратившись со следующим посланием к Нею:
«Господин маршал… я повторяю, что крепость не будет сдана никогда и никому, кроме как лично Его Величеству. Желать, чтобы гарнизон сдался в качестве военнопленных, – это значит желать его обесчестить. Мы совершенно определенно ждем помощи. Однако, желая заслужить высокое уважение Его Величества и Вашей светлости, я предлагаю сделать иначе. Буду счастлив принять Его Величество в городе, чтобы выразить ему все мое глубокое почтение и восхищение… Что же касается австрийской армии, она сложит оружие на два дня, то есть до послезавтра, когда снова возьмет оружие и сможет выйти из города»[413].
Ночью Наполеон отправил ответ, подписанный маршалом Бертье. Под проливным дождем, остановившим все боевые действия, граф де Сегюр, адъютант императора, повез это письмо Макку. Нарочный из штаба с трудом нашел необходимого для такой миссии «трубача артиллерии, наполовину утонувшего в грязи под зарядным ящиком, куда тот забрался от дождя», и направился к городским укреплениям. Сегюра встретил австрийский офицер, завязал ему глаза и проводил к Макку.
«Мы вошли на постоялый двор, где располагался главнокомандующий, – рассказывал Сегюр. – Было, очевидно, около трех часов ночи. Меня принял старый генерал высокого роста, он показался мне весьма бледным. По его лицу было видно, что у него богатое воображение. На нем отпечатались душевные муки, которые генерал пытался скрыть…»[414]
К сожалению, из последующего увлекательного рассказа Сегюра о беседе с Макком можно оставить только эти несколько строк, так как остальные не подтверждаются документами следствия о капитуляции Ульма, начавшегося в Вене несколько месяцев спустя, в ходе которого были вскрыты все мельчайшие подробности этого события. И если образ трубача артиллерии, наполовину утонувшего в грязи, наверняка до конца жизни отпечатался в голове известного мемуариста, то его театрально-драматическая беседа с Макком, скорее всего, плод воображения и чтения позднейших исторических произведений.
Адъютант императора, по всей видимости, всего лишь передал письмо Наполеона, датированное 17 октября, с предложением Макку отсрочить капитуляцию на пять дней. Австрийский главнокомандующий согласился утром сдаться, но требовал большего срока. Ему были посланы новые предложения, на которые он ответил коротким письмом:
«Свободный выход гарнизона без плена. Иначе – срок восемь дней или смерть. Вот мой последний ответ. Ульм, 17 октября 1805 г. Макк».
Наполеон принципиально согласился на это предложение, и капитуляция была подписана в тот же день. По ее условиям 18 октября австрийские войска должны были передать крепостные ворота французам и «вещь, неизвестная дотоле, – рассказывал австрийский офицер, – принять в городе одну из их бригад. В девять часов утра Новые ворота были переданы французам, и мы с болью в душе видели, как под звуки музыки их бригада с маршалом Неем во главе вошла на центральную площадь, где не замедлила получить направления на расквартирование… Нужно было быть в Ульме, чтобы представить все наше унижение… Наши солдаты смешались с французскими и, зная о своей участи, с презрением смотрели на офицеров… Французские генералы с их многочисленной свитой скакали в галоп по улицам, обрызгивая нас грязью с ног до головы…»[415]
19 октября в два часа дня Макка пригласили в Обер Эльхинген, где находился штаб императора. Австрийский главнокомандующий встретился с Наполеоном, который любезно принял своего гостя и изложил ему действительную ситуацию на театре военных действий, показав на карте расположение всех корпусов. Он рассказал, что русская армия еще стоит за Инном, Бернадотт вступил в Мюнхен, генерал Вернек капитулировал в Трохтельфингене, а Мюрат неотступно преследует эрцгерцога.
«…Эти удары судьбы потрясли несчастного главнокомандующего, силы оставили его, мы видели, как он побледнел и был готов упасть без сознания. Чтобы удержаться, ему было необходимо опереться о стену…»[416] – рассказывал Сегюр. Макк согласился на все. На следующий день австрийская армия должна была сложить оружие.
20 октября на равнине перед крепостью Ульм состоялась одна из самых величественных и драматических церемоний военной истории. По склонам холмов, окружавших крепость, в полной парадной форме встали полки корпусов Нея, Мармона и Императорской гвардии. Погода изменилась. Из-за свинцовых туч вышло яркое солнце, заигравшее тысячами огоньков на стали штыков, начищенных касках и жерлах орудий. Впереди своих победоносных легионов на небольшом возвышении стоял император, окруженный пышным штабом, блиставшим золотом эполет и шитья генеральских мундиров, галунами шляп, увенчанных целым лесом колышущихся плюмажей.
Ровно в два часа дня забили барабаны, заиграла военная музыка. По этому сигналу ворота Фрауэнтор распахнулись, и оттуда появилась длинная колонна австрийских войск, впереди которой ехали восемнадцать генералов… Австрийские полки, выйдя из города, двигались вдоль всего амфитеатра французских войск и складывали оружие неподалеку от возвышения, где стоял император. Артиллеристы передавали свои орудия и упряжки французским артиллеристам, кавалеристы отдавали своих коней французской кавалерии. Затем австрийские солдаты уже без оружия и почти без строя возвращались в Ульм через Новые ворота… Церемония длилась три часа!..
«Подобное зрелище невозможно описать, – рассказывал Мармон, – и чувства, охватившие меня тогда, я помню до сих пор. В каком счастливом опьянении находились наши солдаты! Какая награда за месяц их лишений! Какой пыл, какое доверие вызвали у войск эти сцены. Для такой армии не было ничего невозможного. Любая битва ей была по плечу»