[481]. Ну и, наконец, Мюрат, как всегда в самой залихватской манере, докладывал императору: «Отряд, которым я имел честь командовать, сражался со всей русской армией под командованием самого Кутузова. Никогда еще не бились с обеих сторон с таким упорством, но наконец русские были вынуждены уступить доблести гренадер под командованием Удино, которые ночевали на поле сражения, в то время как враг бежал в полном беспорядке…»[482]
К счастью, наряду с бравурными рапортами заинтересованных лиц обеих сторон имеются и другие источники. К числу подобных свидетельств относится дневник Фантена дез Одоара, одного из офицеров гренадерской дивизии Удино. Эти записки были сделаны для себя, а не для широкой публики и уж тем более не для начальства. Они будут опубликованы лишь спустя почти сто лет после смерти автора. Вот что Фантен дез Одоар написал сразу после произошедших событий: «Только уже глубокой ночью завершился бой… если бы отступление неприятеля не было скрыто темнотой, его потери были бы больше. Печальный бивак на поле сражения закончил для нас этот день. Земля была покрыта снегом, холодный ветер дул среди елей, и, несмотря на огромные бивачные огни, которые легко было развести в лесу, ночь показалась мне очень длинной и очень холодной. Поистине тяжел солдатский труд»[483].
Как видно из этого документа, гренадеры Удино остались к концу боя на поле сражения. По-видимому, войска обеих сторон отошли назад с поляны, на которой они сражались. Это подтверждается тем, что во французских источниках упоминается о деревне Цайлерн, поблизости от которой и был разбит бивак. Эта деревня находится примерно в километре к северу от дороги прямо на опушке леса, то есть на месте французского левого фланга. Французские аванпосты стояли ночью непосредственно на месте боя («на расстоянии пистолетного выстрела от неприятеля»). Соответственно, войска Милорадовича сохранили за собой лес, спиной к которому они стояли в начале боя, и естественно, что русские передовые посты также остались прямо на месте схватки. Это дало возможность обеим сторонам заявить с «полным основанием», что они сохранили поле боя, а неприятель «бежал».
Вообще авангардно-арьергардные бои труднее всего поддаются точной оценке. Дело в том, что скрыть победу или поражение в генеральном сражении невозможно. Тот, за кем осталось поле битвы, победил. Обычно также очевидно – за кем оно осталось. В генеральном сражении решалась участь войны, и поэтому войска вступали в бой с обеих сторон, надеясь разгромить неприятеля. Ушедший с поля битвы признавал, что вечером он оказался слабее, чем был утром, и более не мог противостоять противнику. Разумеется, каждый в описаниях большого сражения обращает внимание на отвагу своих войск, наиболее выгодные эпизоды битвы. Однако ее общий характер трудно скрыть.
В арьергардном бою все совершенно иначе. Очевидно, что отступающий оставляет заслон лишь для того, чтобы временно задержать наступление более сильного неприятеля. Всем понятно, что арьергард рано или поздно должен уйти с поля боя. Успех здесь определяется тем, насколько эффективно действовал арьергард. Сколь долго он сумел сдерживать неприятеля, какие потери нанес ему. Поэтому здесь все зависит от деталей: от соотношения сил и потерь, от времени начала и завершения боя, от поведения войск в ходе столкновения. Все это очень тонкие моменты, которые легко поддаются фальсификации. Плюс-минус час, на несколько сотен человек больше или меньше потери без труда могут полностью видоизменить облик произошедшего.
Обычно обороняющийся изображает дело так, что он успешно в течение долгого времени сдерживал натиск врага, конечно же, более многочисленного, а потом гордо и спокойно покинул поле боя. Наступающий всегда изображает произошедшее как стремительную неудержимую атаку своих войск, которая сокрушила оборону противника. Конечно же, арьергард был вдребезги разбит, а его остатки едва ушли с поля боя…
Не представляет собой исключение и бой при Амштеттене. Обе стороны уверенно говорят о своей победе.
Каковы же истинные результаты боя? Для начала о силах сторон и потерях. Общее количество войск французского авангарда, принявших участие в бою, приблизительно 8 тыс. человек. Общая численность отрядов Ностица, Багратиона и Милорадовича приблизительно 13 тыс. человек.
Генерал Удино докладывал в своем рапорте, что его дивизия потеряла 65 убитых и 157 раненых. О потерях кавалерии почти ничего не известно. Справочник Мартиньена указывает, что в полках, принявших участие в бою, пятеро офицеров было ранено. Это означает, что конница могла потерять около 100 человек убитыми и ранеными. В общем, с учетом некоторого количества неучтенных потерь (Удино, вероятно, вольно или невольно занизил свои потери) у французов, скорее всего, выбыло из строя около 400 человек.
Багратион довольно подробно сообщает о потерях своего отряда. Даже из его рапорта следует, что они были немалые. Согласно этому документу, убито и ранено было 472 солдата и офицера, без вести пропало (с высокой степенью вероятности попали в плен) 303 человека. У Милорадовича убито и ранено 205 человек, пропало без вести 57. В общей сложности 675 убитых и раненых, 360 пропавших без вести. Оба генерала, как кажется, точно сообщили количество убитых и раненых. Что касается 303 пленных из отряда Багратиона, эта цифра, по всей видимости, занижена. Французы, конечно же, преувеличивая это число, говорят о 1500–1800 австрийских и русских пленных.
Интересно, что потери отряда Милорадовича почти точно совпадают с потерями французов. Действительно, силы противников в этот момент были примерно равны, и бой шел с переменным успехом, так что и потери оказались равными. Что же касается Багратиона, то, скорее всего, застигнутые на марше по частям, его войска не оказали серьезного сопротивления. Французской коннице оставалось лишь рубить бегущих и подбирать пленных.
От места начала марша до места расположения на биваке авангард Мюрата прошел около 30 км. Почти половину этого пути Мюрат двигался, ведя почти непрерывный бой. Даже если под конец дня Милорадович удачно вступил в дело и отбросил на несколько сот метров французов, это мало что изменило в общем результате. Мюрат проявил максимум инициативы, и амштеттенский бой был его успехом.
Тем не менее у боя под Амштеттеном есть и другая сторона. Император получил рапорт Мюрата только на следующий день, и, вопреки ожиданиям маршала, в ответном письме он нашел не похвалу, а замечания. Дело в том, что авангард совершенно оторвался от главных сил. Только пехотная дивизия Сюше была в день амштеттенского сражения километрах в 15–20 позади полков Мюрата. Остальные войска отстали на целый переход и больше. Таким образом, в случае более серьезной контратаки русских войск полки Мюрата могли бы оказаться совершенно без поддержки. «Вы оставили меня вчера весь день без новостей, и только в девять часов утра сегодня я узнал о том, что произошло. Нужно мне писать два-три раза в день. Если бы я знал, что неприятель находится там, я принял бы необходимые меры. Пусть дивизия Сюше нагонит гренадер, и пусть эти две дивизии двигаются вместе… Нужно сомкнуть колонны на дороге, чтобы хвост мог поддержать голову»[484].
Это письмо Наполеона разочаровало эмоционального маршала, который был уверен, что его отвага и напористость в отчаянном бою будут отмечены. Император указывал на то, что надо двигаться с большей осторожностью. В результате Мюрат, который до этого просто летел вперед во главе своей конницы, стал идти медленнее, с несвойственной ему предусмотрительностью, зато засыпал своего царственного родственника подробными отчетами. Это уже буквально через несколько дней окажет значительное влияние на события войны.
Осторожность, которой Наполеон требовал от командира авангарда, объяснялась еще одним соображением. Император получил сообщение о том, что поблизости от Кутузова находятся идущая к нему на соединение армия Буксгевдена. Зная о том, что Франц II требовал от русских защищать Вену, французский полководец предполагал, что в случае объединения с подкреплениями Кутузов может решиться на генеральное сражение. Единственным местом, где такая битва могла бы произойти, Наполеон видел городок Санкт-Пельтен в 50 км к востоку от Вены. Здесь долина Дуная расширяется. Просторные поля позволяют маневрировать 100-тысячной армии. С другой стороны, в районе Санкт-Пельтена путь на Вену преграждает обширное плато, удобное для обороны и для контрнаступления. Все данные сходились на том, что именно здесь произойдет соединение союзных армий и именно здесь состоится решающая битва.
На самом деле, мифическая армия Буксгевдена была всего лишь 6-й отставшей от главных сил колонной Подольской армии Кутузова. Разумеется, что даже прибытие этих войск не могло серьезно изменить ситуацию, и Кутузов не собирался давать генеральное сражение на Санкт-Пельтенском плато.
Однако все распоряжения французского императора в эти дни исходили из соображений подготовки к подобной битве. Наполеону необходимо было, чтобы это сражение стало не просто успешным. Ему требовался полный разгром союзных войск, такой, чтобы разом покончить с силами коалиции и отбить у пруссаков всякое желание вступить в войну. Для этого император планировал атаковать союзников у Санкт-Пельтена со всех сторон. Маршал Даву из Штейера был направлен на город Гаминг. В его задачу входило продолжать преследовать отступающий корпус Мерфельда, а затем, обойдя позицию Санкт-Пельтена с юга, выйти в тыл Кутузова. Мюрат, Ланн и Сульт должны были двигаться прямо на Санкт-Пельтен. Бернадотт должен был стараться нагнать главные силы и обойти плато с севера. Наконец, для того чтобы не допустить переход Кутузова на левый северный берег Дуная, сюда были направлены дивизии из различных корпусов, объединенных под общим командованием маршала Мортье.