– Юра, жми по ложбинке направо! – приказал Степан Никифорович.
Он развернул башню, выжидая, когда можно будет открыть огонь.
– Короткая!!! – Стеценко вжал спусковую педаль в пол башни. Первые очереди «ДШК» достались отнюдь не «Ханомагам», а прожекторным установкам.
Нужно было во что бы то ни стало погасить этот проклятый, мертвенно белый свет! От нескольких очередей передвижные прожекторные установки на полугусеничных броневиках разлетелись мириадами осколков. Самим броневикам тоже не повезло: броня в двенадцать миллиметров для крупнокалиберных пуль «ДШК» преградой была чисто номинальной, даже с учетом рациональных углов наклона. Так получилось даже страшнее – тяжелые пули весом в пятьдесят два грамма теряли большую часть своей энергии на пробитие брони, и в тела в серых мундирах с имперскими орлами человека влетали, как экспансивные. Такая пуля не просто пробивала, скажем, грудную клетку, а выворачивала ее содержимое наизнанку, кровавыми ошметками!
Подавив зенитные «скорострелки», Степан Никифорович перевел огонь на вражескую пехоту. Теперь все повторялось с точностью до наоборот: солдат вермахта пули пригвождали к развалинам. Для 12,7-миллиметрового боеприпаса с бронебойным термоупрочненным сердечником прошить кладку в полтора кирпича – не проблема. И еще оставалось достаточно кинетической энергии, чтобы проделать дырку, в большинстве случаев – сквозную, в тех, кто за этими стенками прятался.
Стеценко стрелял, поливая тонущие во тьме развалины смертоносными «светляками» трассеров. Благодаря его заградительному огню красноармейцам удалось отойти и перегруппироваться.
С обеих сторон в ночное небо взмыли осветительные ракеты и повисли яркими «люстрами». Но все же их призрачное сияние позволяло спрятаться в мечущихся в неверном свете тенях. Не то что в слепящих потоках света зенитных прожекторов, которые «добивают» на многие тысячи метров высоты.
Внезапно с верхнего этажа полуразбитого дома застрочили немецкие пулеметы. Яркие росчерки трассеров снова стали поливать свинцовым дождем наших пехотинцев. Для обычного стрелкового оружия и даже для танковых пушек они были недосягаемы – слишком крутой угол возвышения.
Но – не для советского зенитного танка Т-90! Угол возвышения его спаренной пулеметной установки составлял 85 градусов – с вполне очевидными последствиями. Степан Никифорович довернул башню, корректируя прицел по вспышкам трассирующих пуль. Подавляющий огонь сделал свое дело: вспышки ответных попаданий замелькали в оконных проемах, откуда гитлеровцы вели пулеметный огонь. Особой точности здесь и не требовалось, короткая, всего из трех патронов на ствол, очередь насытила ограниченное пространство крупнокалиберным свинцом до предела. Повторить подвиг Троцкого [17] гитлеровские пулеметчики в принципе не могли. Если пуля не убила сразу, то полсекунды спустя прилетела рикошетом в арийский затылок. А от куска свинца весом 52 грамма и каска не спасет…
Смертоносные очереди двух крупнокалиберных пулеметов зенитного танка Т-90 просто раскидали солдат вермахта, которые устроили эту засаду. Под прикрытием заградительного огня красноармейцы отступили.
Поднявшееся из-за задымленного горизонта блеклое осеннее солнце застало штурмовую группу майора окапывающейся в развалинах к западу от Центрального вокзала Сталинград-1. Так образовался еще один плацдарм, и на его усиление командование 62-й армии бросило свежее подкрепление. Подошли три танка Т-70 и огнеметчики. Майор Валентинов грамотно разместил бойцов, определил секторы обстрела, приказал тщательно замаскироваться.
До гитлеровских позиций было не более двухсот-трехсот метров.
Чтобы лишить моторизованные и штурмовые части вермахта преимущества артиллерийской и авиационной поддержки, командующий 62-й армией генерал-лейтенант Василий Иванович Чуйков приказал максимально, на бросок гранаты, сокращать расстояние между боевыми порядками советских и немецко-фашистских войск. В результате германскому командованию пришлось отказаться от артобстрелов и массированных авианалетов на передний край, чтобы не поразить ненароком собственных солдат. А зная, как любят немецкие пилоты кидать бомбовый груз в чисто поле…
Однако в плотной городской застройке повышенную опасность представляли «воздушные охотники». Пикировщики «Юнкерс» Ju-87B могли очень точно поражать точечные и малоразмерные цели, что делало их настоящими «воздушными снайперами». Среди всех пилотов Люфтваффе они имели репутацию самых отчаянных вояк и нередко наносили на свои самолеты эмблемы с перекрещенными штык-ножом и гранатой – это знак рукопашной схватки, которая выдавалась пехотинцам за храбрость. Двухмоторные «Zerstorer» – «Мессершмитты» Bf-11 °C – обладали подавляющей огневой мощью: в носовой части были установлены две 20-миллиметровые скорострельные пушки MG-FF со 180 снарядами на ствол и четыре пулемета MG-17 с боезапасом в тысячу патронов. Обладая неплохой маневренностью у земли, они атаковали цели с бреющего полета. Также они нередко несли мелкие 50-килограммовые осколочно-фугасные бомбы. «Мессершмитты» Bf-109 тоже использовались как истребители-бомбардировщики.
Все это прекрасно знал Степан Никифорович Стеценко.
– Товарищ майор, – обратился он к командиру штурмовой группы. – Разрешите мне с танком передвинуться вон туда – ближе к перекрестку.
Майор Валентинов хмыкнул:
– Ты, Степан Никифорович, в бою показал себя смелым и грамотным бойцом, объявляю тебе благодарность!
– Служу Советскому Союзу! Ну, так как?
– Делай, как считаешь нужным. Там у тебя обзор лучше?
– Точно так, товарищ майор. Вкруговую, на триста шестьдесят градусов. С любого направления заходить будут – срежу гадов!
– Молодец, командир. Я тебе еще в подмогу снайперов дам, чтоб тебя прикрыли.
– Есть.
Подошел старший сержант – неприметный мужик лет под сорок, похожий на сельского учителя или агронома. Одет он был тоже вполне обычно: в гимнастерке и галифе, на ногах – кирзовые сапоги, кобура с трофейным «парабеллумом» на брезентовом поясном ремне, за ремень заткнута граната-«колотушка» на длинной ручке.
Необычным было его вооружение: трофейный карабин Gewechr Kar-98K с цейссовским оптическим прицелом.
– Трофейная, – коротко пояснил он. – Более точная, чем наша «мосинка», патрон более качественный и оптика – что надо!
Винтовка была обмотана, вразрез со всеми уставами, неряшливыми пропыленными кусками мешковины, обвязанными бечевкой и шпагатами. В итоге смертоносный, как укус гадюки, Kar-98K напоминал все, что угодно, но только не оружие. Для маскировки, как понял Степан Никифорович. Со снайперами, тогда еще вражескими, бывший старшина познакомился еще в Финскую, зимнюю войну 1939–1940 годов. Тогда «кукушки» наводили настоящий ужас на красноармейцев, кадровых военных. Командование Красной Армии сделало соответствующие выводы. И движение «Ворошиловских стрелков» широко развернулось по всему Советскому Союзу.
И еще – необычными были глаза «учителя-агронома». Где-то на их темном дне плескалась черная настороженность, словно он не человеку в душу заглядывал, а в дуло заряженного ружья. Что видели эти глаза, которые привыкли сводить мушку, целик и объект, на который они наведены.
Такими же были глаза и у бойцов особого снайперского взвода. Мешковатая камуфляжная одежда и накидки из серой, крашеной мешковины напрочь скрывали очертания фигур, винтовки тоже были замаскированы обрывками серых тряпок. Они молча рассредоточились, сразу же растворившись в окружающем нагромождении обломков кирпичей, полуразваленных стен разрушенных домов, в воронках от бомб и снарядов, рытвинах и траншеях. Аксиома уличной войны: хочешь выжить – стань невидим…
Степану Стеценко и его механику-водителю Юре Иванову пришлось попотеть, чтобы тоже стать невидимыми, но Т-90 оказался замаскирован на славу! В трех шагах пройдешь и не заметишь. Бесформенные куски цемента, битый кирпич, пропыленные и вытертые лоскутья мешковины превратили грозную боевую машину просто в еще одну, ничем не выделяющуюся деталь ландшафта. И при этом – обстрел на все триста шестьдесят градусов. Но это была только одна из возможных позиций, ведь Стеценко хотел использовать не только огневые возможности зенитного Т-90, но и преимущества танка в маневре.
Атака началась со шквального минометного огня. Стреляли шестиствольные «скрипачи» – так прозвали наши солдаты реактивные минометы вермахта Nebelwerfer-42. При стрельбе они издавали характерный воющий звук, за что и получили такое название у красноармейцев.
Разработка реактивного оружия была начата в Германии еще в 1929 году, поскольку по Версальскому мирному договору, подписанному после окончания Первой мировой войны, Германии запрещалось разрабатывать и производить тяжелую артиллерию. Однако в любом законе всегда найдется лазейка – и в этом договоре не было ни слова о ракетных установках. Собственно, тогда всерьез никто и не думал их использовать в бою, хотя ракеты были уже в войсках Наполеона, задолго до современных войн!
В гитлеровской Германии сначала были разработаны и приняты на вооружение одноствольные реактивные 105-миллиметровые минометы 10-cm Nebelwerfer-35/40, но потом на смену им пришли более эффективные шестиствольные 15-cm Nebelwerfer-41. Официально они должны были использоваться для постановки дымовых завес, даже само название «Nebelwerfer» переводится как «метатель дыма». Даже были созданы спецподразделения, носящие название «Nebeltruppen» – «подразделения задымления».
Первоначально Nebelwerfer предполагалось использовать в качестве мортиры для создания химических и дымовых завес. В ходе боев были даже захвачены химические снаряды для этого оружия, подтверждавшие его первоначальное назначение. Однако фактически реактивный миномет использовался для стрельбы осколочно-фугасными минами. По штатам военной техники вермахта проходил под названием «реактивная пушка».
Низкая дальность – чуть меньше семи километров – компенсировалась мощью снарядов и применением войскового прикрытия.