Сосабовский не был знаком с генерал-майором Томасом, командующим 43-й дивизией. Томас был самодовольным и, вероятно, самым непопулярным генералом во всей британской армии. За поистине маниакальную придирчивость и прусскую одержимость формой офицеры звали его «генерал фон Тома». Томас сорвал бы погоны с командиров, если бы в то время, когда их войска захватывали объект, выгребные ямы не соответствовали нормативным размерам. Еще его прозвали «Мясник» – за наплевательское отношение к потерям при достижении цели[1186].
Сосабовский спросил Хоррокса, может ли он взять с собой лейтенанта Дырду в качестве переводчика во избежание недопонимания. Хоррокс отказал, утверждал, что в этом нет необходимости. Но Дырда обратился к Браунингу, который знал его по предыдущим совещаниям, и Браунинг согласился. Ему Хоррокс перечить не мог, что отнюдь не улучшило его настроения. В палатке он не разрешил Дырде сесть рядом с Сосабовским и настоял на том, чтобы тот стоял позади генерала. Это было на удивление мелочно. Дырда заподозрил, что Хоррокс просто не хотел иметь в свидетелях еще одного офицера-поляка. Еще более поразило то, что Сосабовского и Дырду усадили с одной стороны стола, а все высшие британские чины заняли места напротив. Это было похоже на военный трибунал, а не на совещание союзников. Даже подполковник Стивенс, офицер связи, не сидел на польской стороне. Хоррокс сел между Браунингом и Томасом, лицом к Сосабовскому.
Отчет Дырды, единственный подробный источник сведений о совещании в Валбурге, полон негодования на отношение британских генералов к Сосабовскому. Он не помнил, что Сосабовский всегда открыто критиковал весь план операции «Маркет – Гарден», и теперь, когда его предостережения полностью оправдались, Браунинг и Хоррокс, вероятно, ожидали новых протестов против катастрофического британского планирования. Они явно были полны решимости с самого начала дать понять Сосабовскому, где его место.
Председательствовал Хоррокс. Он заявил, что по-прежнему намерен создать сильный плацдарм к северу от Рейна. В эту ночь предстояло совершить две переправы под командованием генерал-майора Томаса, в подчинение которого должна была перейти польская парашютно-десантная бригада. Затем он передал слово Томасу, и тот сообщил, что 4-му батальону Дорсетского полка и 1-му батальону польской бригады предстоит переправляться напротив паромной пристани в Хевеадорпе. С собой они возьмут дополнительные боеприпасы для 1-й воздушно-десантной дивизии. В то же время остальная часть польской бригады должна была переправиться примерно в том же месте, что и накануне вечером. «Обеими переправами должен был командовать бригадный генерал Уолтон, командир 130-й пехотной бригады, – заметил Дырда. – Лодками снабжает 43-я пехотная. Все указания давались в очень императивном тоне, с оттенком превосходства»[1187]. Томас не сообщил никаких подробностей о том, сколько и какие именно лодки будут предоставлены, укомплектованы ли они инженерами, и ничего не сказал ни о дымовой завесе, ни об артподдержке. По сути, информации было так мало, что Хоррокс мог бы сообщить обо всем Сосабовскому и в Дриле, не заставляя его ехать в Валбург.
Оба польских офицера были ошеломлены. Человек, которого Томас назначил командующим операцией, был не только младше Сосабовского по званию, но и вблизи реки никогда не был. Это выглядело как преднамеренная провокация. Когда Сосабовскому сообщили, что его 1-й батальон отдадут бригадиру Уолтону, он с невероятным самообладанием заявил, что командует Польской отдельной парашютной бригадой и сам решит, какой батальон будет выбран для выполнения конкретной задачи.
Британские источники, основываясь на официальной истории 43-й Уэссекской дивизии, утверждают, что Сосабовский в тот момент вышел из себя и сказал Хорроксу: «Я генерал Сосабовский, и я командую польской парашютной бригадой. Я делаю что захочу». Хоррокс якобы парировал: «Вы под моим командованием. Вы будете делать то, что прикажу вам я, черт возьми». «Хорошо, – вроде как уступил Сосабовский. – Я командую польской парашютной бригадой и сделаю то, что вы, черт возьми, прикажете»[1188]. Почти наверняка это апокриф, байка для офицерской столовой. Сосабовский, страстный патриот, не терпел глупцов любого ранга, и трудно поверить, что он сказал бы: «Я поступаю так, как вы, черт возьми, прикажете». В отчете Дырды нет ничего, даже отдаленно напоминающего этот обмен репликами.
У Дырды были веские основания подозревать, что Хоррокс и Браунинг хотят избежать ответственности за катастрофу и попытаются «доказать, что возражения Сосабовского, его упрямство и непримиримость мешали им оказать действенную помощь 1-й воздушно-десантной дивизии»[1189]. Но Дырда не признает, что Сосабовский неверно понял ситуацию. Сосабовский утверждал, что вместо плана, предложенного Томасом, нужно силами дивизии совершить масштабную переправу через Недер-Рейн дальше к западу и зайти в тыл немецким войскам, окружавшим 1-ю вдд. Это было невыполнимо, так как британцам не хватало лодок и мостового оборудования для своевременной переброски значительных сил, и в любом случае Томас мог выделить не больше бригады. Но Сосабовский был совершенно прав, указав, что план Томаса – высадка бойцов Дорсетского полка и его 1-го батальона на паромной пристани Хевеадорпа, прямо под захваченной немцами высотой Вестербоуинг, – был по меньшей мере безрассудным. Немецкие пулеметные позиции, накрывающие реку, означали, что только что описанная операция будет не переправой, а наступлением. (В своих мемуарах Хоррокс никогда не упоминал о совещании в Валбурге. Он утверждал, что отправился прямо из Дрила в Синт-Уденроде, к генералу Демпси. Что еще удивительнее, он писал: «Задним умом все крепки, но сейчас я думаю, было бы лучше предназначить 43-ю дивизию для иного направления. Вместо того чтобы пропускать их 22-го сквозь Гвардию, мне следовало приказать генералу Томасу зайти с левого фланга, через Недер-Рейн, гораздо западнее, и ударить по немцам, вовлеченным в бой с 1-й воздушно-десантной дивизией, с тыла»[1190]. Кажется, он забыл, что именно так советовал поступить Сосабовский и именно это он, Хоррокс, наотрез отказался делать. А еще стоит повторить, что план окружения с запада, предложенный Сосабовским, был единственным, который приняла Академия Генштаба голландской армии, отказавшая всем офицерам, предлагавшим наступление по дороге Неймеген – Арнем.)
Как только Дырда закончил переводить, генерал Томас встал и, игнорируя все, сказанное Сосабовским, заявил, что переправы проведут в 22.00 и в тех местах, которые он указал. До этого момента Сосабовский прекрасно владел собой, но намеренно грубый отказ офицера, равного ему по рангу, ответить на его предложение привел его в ярость. У него было больше опыта, чем у кого-либо из присутствующих, он гораздо лучше представлял себе местность. И он чувствовал, что Хоррокс, а с ним и Браунинг, который не произнес на совещании ни слова, не имели в действительности никакого желания продолжать сражаться за Арнем. Операция, о которой говорил Томас, просто позволяла им сохранить лицо.
Сосабовский не выспался, и это усугубляло его раздражение, которое он испытывал из-за этого плохо спланированного предприятия. Он встал и на своем ломаном английском предупредил, что жертвы Дорсетского полка и его 1-го батальона будут напрасными. Он снова подчеркнул, что солдат Дорсета, которых двинули на Вестербоуинг, отправили на верную смерть. Если у британцев нет сил нанести серьезный удар, пусть выводят дивизию Уркварта. Томас попытался его прервать, но Сосабовский ответил: «Не забывайте, что за последние восемь дней не только польские десантники, но и лучшие сыновья Британии, солдаты-добровольцы из вашей воздушно-десантной дивизии, напрасно гибнут на Рейне»[1191].
«Совещание окончено, – гневно объявил Хоррокс. – Приказ генерала Томаса должен быть выполнен. – Он повернулся к Сосабовскому. – А если вы, генерал Сосабовский, не желаете выполнять данные вам приказы, мы найдем для польской парашютно-десантной бригады другого командира, который будет наши приказы выполнять».
Офицеры 30-го корпуса вышли, не простившись с Сосабовским, но генерал Браунинг остался и пригласил его на обед в Неймегене. Это слегка рассеяло его угрюмость, и он согласился, в надежде, что сумеет убедить Браунинга изменить мнение Хоррокса. Но, когда он услышал от Браунинга, что в эту ночь лодок для переправы почти не осталось, взорвался и сказал все, что думает, о медлительности и некомпетентности 30-го корпуса. Позднее Дырда предупредил его, что это было неразумно. Браунинг и Хоррокс, старые друзья, держались бы вместе при любой критике британской армии. Сосабовский был зол и на лейтенанта Дырду, который, по его мнению, своей откровенностью перешел все границы дозволенного, и отказался с ним говорить. Но после войны он понял, что Дырда был прав. Он, Сосабовский, действительно играл на руку своим противникам.
Хоррокс, как уже упоминалось, находился в плохом физическом и психическом состоянии из-за своих серьезных ран и постоянно испытывал боль. Монтгомери не следовало возлагать на него столь серьезную ответственность. А Браунинг страдал от постоянной простуды, от которой никак не мог избавиться. У Сосабовского действительно был непростой характер, но это не оправдывало такого к нему отношения. Как признал Уркварт, было совершенно незачем наносить ему такое оскорбление – поставить его под командование молодого и неопытного бригадира. По всей видимости, Хоррокс, и Браунинг приложили руку к тому, чтобы убедить Монтгомери, будто польская парашютно-десантная бригада не хочет воевать.
За день до этого, вернувшись из Неймегена после встречи с генералом Браунингом, полковник Чарльз Маккензи сидел на южном берегу Недер-Рейна. «Я думал, что́ буду докладывать генералу, – писал он позже. – Я мог либо сказать, что, оценив ситуацию на обоих берегах реки, уверен, что переправа с южной стороны не будет успешной. Или я мог бы сказать, как приказали, что [30-й корпус] делает все возможное, чтобы переправиться, и мы должны держаться»