рху. «Говорил с Хорроксом по телефону, используя условный код, – записал генерал Демпси в своем дневнике. – Альтернатива была такая: “малыш” – отводим войска; “большой” – продолжаем переправу»[1238].
«Я думаю, должен быть малыш», – сказал Хоррокс.
«Я собирался сказать, что в любом случае это будет малыш», – ответил Демпси. Затем он сообщил фельдмаршалу Монтгомери, что отвод состоится этой же ночью, и получил согласие. Особого выбора у фельдмаршала не оставалось.
Официальный биограф Монтгомери в этот момент отметил, что «ставка Монти на проход в Рур через Арнем оказалась не чем иным, как безрассудством»[1239]. Офицеры в его тактическом штабе никогда не видели «Мастера» таким тихим и замкнутым. Жертва 1-й воздушно-десантной дивизии была чревата последствиями. Более того, в ходе операции «Маркет – Гарден» ударные силы 2-й армии оказались в тупике Бетюве, где она ничего не могла предпринять. Даже горячий сторонник Монтгомери фельдмаршал Брук пришел к выводу, что стратегия фельдмаршала была ошибочной. «Вместо того чтобы наступать на Арнем, он должен был в первую очередь закрепиться в Антверпене», – написал Брук в дневнике[1240]. Неспособность оборонять устье Шельды, ведущей к этому чрезвычайно важному порту, теперь выглядела как явная ошибка.
После того как Модель в штабе фюрера предсказал, что они сокрушат этот «котел», Kessel, как немцы назвали осажденный район Остербека, в этот день им пришлось нанести масштабный удар. Огонь – минометный, артиллерийский, штурмовой, танковый – достиг беспрецедентной интенсивности. Теперь в боевой группе Шпиндлера была танковая рота – пятнадцать «Королевских тигров» из 506-го батальона тяжелых танков[1241]. Американский офицер поста наведения истребителей лейтенант Брюс Дэвис «насчитал 133 взрыва снарядов у отеля [ «Хартенстейн»] с 07.20 до 08.05». «Истерички Мими» – Nebelwerfer – сильнее всего били по нервам защитников. Но уже второй день подряд, к удивлению и радости бойцов, прилетали истребители-бомбардировщики Королевских ВВС, а «Тайфуны» своими ракетами уничтожали немецкие минометы.
В 07.50 штаб Биттриха доложил группе армий «B»: «Враг в осажденном районе Остербека все еще держит оборону. Каждый дом превращен в крепость»[1242]. В 09.00 Уркварт сообщил полковнику Уорреку о решении отступить через Недер-Рейн. Вывезти раненых было невозможно, поэтому оставляли и медслужбу – помогать бойцам в плену. Уоррек не стал роптать: такой была роль медкорпуса. Он отправился на командный пункт Легкого полка, удостовериться, что артиллерия 30-го корпуса на юге знает точное положение всех перевязочных пунктов и санитарных постов. Предполагали, что только один снаряд 64-го полка среднекалиберной артиллерии попал в медцентр[1243].
На противоположном берегу реки обстреливали польский штаб и санпост в Дриле. «В первый день сражения, – писал лейтенант Владислав Стасяк, – врачи выглядели так же, как их коллеги, работающие в обычных больницах. Теперь они сменили свои белые шапки на десантные каски и надели бронежилеты под халаты»[1244]. По крайней мере, среди раненых на их передовом эвакопункте было не так уж много случаев невроза – боевой усталости. Только двое польских десантников перенесли «полное нервное расстройство», а еще один покончил с собой в щелевом окопе[1245].
В 10.30 немцы начали наступление южнее отеля «Хартенстейн» – со стороны «Тафельберга», который они захватили накануне. «Обнаружили сотню немцев в лесу между “Хартенстейном” и рекой, – доложил Брюс Дэвис. – Опасаясь, что они пронюхают о нашем плане, я по рации навел артиллерию 43-й дивизии, чтобы она накрыла их в окрестных лесах, особенно на южной стороне, между “Хартенстейном” и берегом»[1246]. Радиосвязь с 64-м полком среднекалиберной артиллерии поддерживал подполковник Лодер-Симондс. «Мы били средним калибром в радиусе ста ярдов [немного больше 90 м] от наших собственных войск, что было очень сложно», – заметил он позднее[1247]. Фактически они стреляли более или менее в центр периметра. Майор Блэквуд и остатки его 11-го парашютно-десантного батальона находились слишком близко и вряд ли могли чувствовать себя в безопасности. «Наши артиллеристы, стремясь подавить опасную контратаку, вызвали шквальный заградогонь среднекалиберных орудий 2-й армии. Бывало, орудия били рядом, и нам доставалось, как говорится, по полной. От взрывов содрогалась и земля, и мы тоже». В то утро дождь поливал с такой же интенсивностью, что и пушки. «Мы стащили зонтик из разрушенного дома и раскрыли, – отметил Блэквуд. – Не военный, но пригодился»[1248].
К полудню полковник Уоррек вернулся в «Схонорд». Раненых эвакуировали на тридцати немецких «скорых», на джипах и даже на ручных тележках. Стрельба продолжалась. Затем в «Схонорд» привезли раненых из других мест, уже переполненных. Скалка настаивал на том, чтобы начать с одного только «Схонорда», хотя и в «Тафельберге» было много тяжелораненых. Уоррек, желая скрыть, насколько серьезно ослаблена дивизия, на первой же встрече сказал ему, что у него всего 600 раненых, однако на самом деле их было втрое больше.
Немцы доставляли раненых англичан в казармы Виллема III в Апелдорне – там британские врачи и санитары устроили импровизированный госпиталь. Хендрика ван дер Влист решила, что должна пойти с ними и помочь. Были там и голландцы-эсэсовцы. «Мне было стыдно за земляков перед англичанами, но пришлось с ними ладить»[1249]. Она ничего не могла сделать, когда те обнаружили у британских раненых запрещенную на оккупированной немцами территории голландскую валюту с портретом королевы Вильгельмины. Эсэсовцы обыскивали всех подряд и забирали деньги. Британцы подняли крик. «Объясни им, сестра. Мы отбираем не деньги, – сказали они. – Это просто мусор»[1250].
Прибытие поляков существенно укрепило силы англичан, и они сумели захватить ряд позиций, где в живых оставалась лишь горстка защитников. Госпожа Кремер-Кингма на своем опыте убедилась, что поляки, взявшие на себя защиту ее дома, очень отличаются от англичан. Их офицера убили, и поляк, принявший командование, указал на вход. «Когда немцы войдут в этот дом, – заявил он, – будем биться до конца в подвале»[1251].
«А как же мы?» – в ужасе спросили голландцы.
Поляки задумались и согласились не сражаться в подвале и пустили туда семью. В другом доме, находившемся под защитой поляков, плакали родители: их сынишке шрапнель сорвала почти все мясо с ягодицы. Офицер-кадет Адам Небещаньский отдал ему последний кусочек шоколадки, и отважный паренек сумел даже благодарно улыбнуться[1252].
Капитан Зволяньский, офицер связи в «Хартенстейне», переплывший Недер-Рейн в обе стороны, теперь страдал от обезвоживания. «Мы уже два дня не пили воды, – писал он. – То немногое, что у нас осталось, только для раненых». Он решил бежать к ближайшему колодцу, как только стихнет артобстрел. Двое британских солдат согласились пойти с ним, но, зная, что за выходом следит снайпер, они прекрасно понимали, что придется бежать всем вместе, а любая остановка позволит ему прицелиться. «Мы то бежим от дерева к дереву, то падаем в канавы и наконец добираемся до кустов у колодца. Два англичанина, укрывшись за небольшой насыпью, подползают ближе к колодцу. Как только они вытаскивают ведро и ставят на землю, один из них осматривается и сразу же получает ранение в руку. Мы все равно наполняем наши фляги и бежим обратно к развалинам штаба, прежде чем начнется артобстрел»[1253].
Одному человеку жизнь спасло курение. Во время одной из самых интенсивных бомбежек британский лейтенант из узкого окопа рядом с лейтенантом Смачным подбежал к нему попросить сигарету. Когда огонь усилился, лейтенант не смог вернуться и решил покурить вместе со Смачным. Пара мгновений – и минометный снаряд, ударив в нескольких метрах от них, попал в самый центр щелевого окопа лейтенанта и разнес его на куски[1254].
Вскоре после полудня началась главная атака немцев на восточном фланге у церкви Остербека. Немцы пытались отрезать британцев от реки. Опергруппа Лонсдейла и отряд планеристов угодили в самое пекло. Эсэсовцы, саперы с огнеметами, САУ и несколько «Королевских тигров» угрожали гаубицам Легкого полка. Некоторые артиллеристы вели огонь прямой наводкой ближе чем с полусотни метров. Одну батарею захватили. Последние оставшиеся противотанковые орудия были приведены в боевую готовность. «Мало звуков страшней, чем лязг и грохот танка, что надвигается на тебя», – написал в тот день майор Блэквуд из опергруппы Лонсдейла. Но они удержались. «Есть что-то мрачно-комическое, – добавил он, – в зрелище лихорадочных метаний гунна, напрасно пытающего спастись, когда пули выбивают грязь у него из-под ног»[1255].
Майор Кейн из Южно-Стаффордширского полка, заметно приободрившийся после нежданной возможности побриться, снова проявил себя необычайным храбрецом. Когда у него закончились снаряды для PIAT, он схватил 2-дюймовый миномет. «Благодаря умелому обращению с оружием и смелому руководству теми немногими бойцами, что все еще были под его командованием, – говорилось в документе о его представлении к награждению Крестом Виктории, – он полностью деморализовал противника, беспорядочно отступавшего после более чем трехчасового боя»