«Более сотни сильных прожекторов освещали поле битвы. Хотя наше наступление проходило точно по плану, но реальность внесла свои собственные поправки. Мощные лучи прожекторов уперлись в плотную клубящуюся завесу из гари, дыма и пыли, поднятую над позициями противника. Они проникали сквозь эту завесу не далее чем на сто пятьдесят – двести метров. Согласно приказу атака началась до восхода солнца. Свет прожекторов должен был помочь вести бой в темноте. Но с моего выдвинутого вперед наблюдательного пункта, который находился на высоте 81,5, в нескольких сотнях метров позади выстроенных в ряд прожекторов, мы не могли наблюдать за полем битвы. Только по взрывам артиллерийских снарядов мы могли предполагать, что же там происходило. Как на грех, еще и ветер дул навстречу. В результате непроницаемая мгла окутала и нашу высотку. Прожектора помогали атакующим подразделениям относительно мало. Их поочередно включали и выключали; солдатам казалось, что перед ними возникают препятствия, поэтому они часто теряли ориентацию. Зрение человека не в состоянии быстро приспособиться к быстрой смене света и темноты. Даже тогда, когда в темном помещении загорается обычная лампочка, человек на мгновение теряет зрение. При выключении света или при выходе из ярко освещенного помещения в темноту он не может ничего увидеть до тех пор, пока его глаза не привыкнут к темноте. Поэтому при атаке прожектора не могли сыграть ту роль, которую им предназначал их «изобретатель» маршал Жуков. Вместо пользы они приносили даже вред. На многих участках в полосе атаки подразделения останавливались перед ручьями и каналами, которые пересекали долину, и дожидались рассвета, чтобы рассмотреть препятствия, которые им предстояло преодолеть.
Атака (1-го Белорусского фронта) проходила в полосе фронта шириной 120 километров; участок главного удара находился в районе города Зелов на Зеловских высотах. Чуйков пишет: «Первые полчаса после начала нашего наступления противник почти не вел огня. Его наблюдательные и командные пункты, а также огневые позиции были подавлены нашей артиллерией и авиацией. Сопротивление оказывали лишь немногие уцелевшие пулеметы, самоходки и орудия, укрытые в каменных домах и отдельных окопах».
С большим успехом был применен план обороны генерала Хейнрици, согласно которому подразделения и части, занимавшие передний рубеж обороны, своевременно отводились назад еще до начала артиллерийской подготовки противника, оставляя под обстрел русской артиллерии пустые позиции. Таким образом, солдаты 9-й армии генерала Буссе были готовы встретить атаку пехотинцев 1-го Белорусского фронта почти без потерь в своих рядах. (Автор не прав. В ходе артподготовки немцы понесли тяжелые потери. На их головы артиллерия 1-го Белорусского фронта обрушила 0,5 млн снарядов (или 1 тыс. железнодорожных вагонов снарядов), а за весь первый день наступления 1 млн 236 тыс. снарядов (2,5 тыс. вагонов). Советская авиация, нанося удары по узлам сопротивления, пунктам управления и резервам в глубине обороны немцев, за первый день сбросила свыше 1500 т бомб. – Ред.)
Среди защитников Зелова, этого со стратегической точки зрения важного пункта немецкой оборонительной линии, находился и восемнадцатилетний Герхард Кордес. Его поспешно сформированный парашютный полк окопался на восточной окраине цепи высот. Солдаты были вооружены ручными гранатами, автоматами, карабинами и фаустпатронами. Их поддерживали полдюжины тяжелых зенитных орудий и несколько противотанковых пушек.
«В три часа утра русские орудия и минометы внезапно открыли огонь на участке фронта шириной около 120 километров. Наибольшее сосредоточение артиллерии наблюдалось непосредственно перед городом Зелов на Зеловских высотах. У Герхарда Кордеса сложилось впечатление, что снарядами был перепахан каждый квадратный метр земли.
Неожиданно ураганный огонь прекратился, и яркие конусообразные пучки света уперлись в шоссе Кюстрин– Берлин. Сотни русских танков устремились вперед. В сером сумеречном свете появились толпы солдат, занимавших передний рубеж обороны на равнине, примерно в шестистах метрах от подножия высот. С криком «Русские идут!» они в панике пробегали мимо Кордеса, стремясь укрыться в тылу. Кордес осторожно выглянул из-за бруствера своего окопа, и от того, что он увидел, у него кровь застыла в жилах от ужаса: насколько хватало глаз, перед ним была сплошная лавина тяжелых танков. Когда первый ряд танков приблизился к немецким позициям, Кордес заметил за ним второй ряд, а позади него толпы бегущих пехотинцев.
Потом над его головой с ревом понеслись немецкие снаряды. С гребня цепи холмов сотни зениток открыли смертоносный огонь прямой наводкой по советским танкам. Русские танки вспыхивали один за другим, словно спички, а часть рассеянных артиллерийским огнем пехотинцев отступила назад. Однако те из них, кто пережил огонь немецкой артиллерии, с громкими криками продолжали бежать вперед. Бойцы подразделений, сформированных из военнослужащих люфтваффе, открыли огонь по толпе красноармейцев, и атака начала захлебываться. И хотя несколько русских Т-34 прорвались на флангах, они были тут же подбиты, когда попытались подняться по склону высоты к шоссе, ведущему в Берлин».
Чуйков описывает те же события, увиденные с русской стороны:
«Под прикрытием ураганного огня первые два километра наши стрелковые части и танки наступали за огневым валом успешно, хотя и медленно. А потом, когда путь преградили ручьи и каналы, танки и самоходные орудия начали отставать от пехоты. Взаимодействие между артиллерией, пехотой и танками нарушилось. Огневой вал, точно расписанный по времени, пришлось остановить и переключить артиллерию на поддержку пехоты и танков методом последовательного сосредоточения огня. Уцелевшие орудия и минометы противника ожили на рассвете и начали обстреливать дороги, по которым густо шли наши войска и боевая техника. В некоторых полках и батальонах нарушилось управление. Все это сказалось на темпе наступления. Особенно упорное сопротивление противник оказал на канале Хаупт, который проходил по долине, огибая подножие Зеловских высот. Весенние воды сделали его глубоким и непроходимым для наших танков и самоходных орудий. А немногочисленные мосты обстреливались артиллерийским и минометным огнем из-за Зеловских высот и прямой наводкой закопанных и хорошо замаскированных танков и штурмовых орудий.
Здесь наше наступление еще больше замедлилось. Пока саперы наводили переправы, войска стояли на месте. Произвести какой-либо маневр автомашинам и танкам было нельзя: дороги забиты, а двигаться напрямик по болотистой пойме и заминированным полям было невозможно.
Спасибо нашей авиации. Краснозвездные бомбардировщики, истребители, штурмовики господствовали над полем боя. Они успешно подавляли артиллерию в глубине обороны противника и не позволяли вражеским самолетам атаковать наши боевые соединения. Наконец Хаупт был преодолен. Наши войска начали штурм Зеловских высот».
Юный солдат парашютной части Кордес находился в самой горячей точке боя.
«Когда стало светло, атака противника с тяжелыми потерями для Советов была отбита. Потери среди юных парашютистов оказались незначительными: они были уверенными и почти веселыми. Кордес подумал, что все было не так уж и плохо. Тем не менее он и его боевые товарищи были рады, когда пришел приказ отползать к вершине высоты. На полпути к вершине, в небольшой роще, им было приказано занять новые позиции. Здесь у них был хороший сектор обстрела, а со спины их надежно прикрывали деревья. Они чувствовали себя в безопасности и не знали, что по-прежнему находились на главном рубеже обороны войск генерала Хейнрици и что через несколько часов войска Жукова снова пойдут на них в атаку.
Благодаря тому, что до начала ураганного огня русских он отвел назад большую часть своих подразделений, Хейнрици не только спас жизнь тысячам солдат, но ему удалось также выиграть и время. Когда русские вели огонь по практически покинутым окопам и траншеям, они, очевидно, ожидали засады и поэтому остановились, вместо того чтобы всеми силами продолжать наступление».
Чуйков вспоминает:
«К 12 часам дня войска 8-й гвардейской армии прорвали первые две оборонительные полосы противника и подошли к третьей, которую с ходу захватить не могли. Скаты Зеловских высот оказались так круты, что наши танки и самоходки не могли на них взобраться и вынуждены были искать более пологие подъемы. Эти подъемы шли вдоль дорог на Зелов, Фридерсдорф и Долгелин. Но здесь противник создал сильные опорные пункты обороны. Для подавления и захвата этих опорных пунктов требовался точный и сильный огонь орудий. Артиллерия должна была перейти на новые позиции, ближе к Зеловским высотам.
Я приказал подтянуть артиллерию, организовать взаимодействие между пехотой, танками и артиллерией и в 14 часов после 20-минутного огневого налета атаковать Зелов, Фридерсдорф, Долгелин и захватить Зеловские высоты. Я не сомневался в успехе этой атаки, но и здесь в дело снова вмешались высшие силы, которые победить было невозможно.
Командующий фронтом маршал Жуков, который находился на моем командном пункте, решил ускорить взятие оборонительных позиций противника на Зеловских высотах путем ввода в действие 1-й гвардейской танковой армии генерала Катукова. К этому шагу его, вероятно, побудил телефонный разговор со Сталиным. Этот разговор состоялся в моем присутствии. Жуков доложил, что атака хотя и медленно, но развивается успешно. Правда, я не знаю, что Сталин сказал ему, но, очевидно, он был не очень доволен темпом наступления при нашем подавляющем превосходстве в живой силе и технике. После окончания разговора маршал Жуков отдал устный приказ генералу Катукову и генералу Ющуку, командиру 11-го отдельного танкового корпуса, обогнать части 8-й гвардейской армии, с ходу захватить Зеловские высоты и развить наступление на Берлин.
Я умолял маршала Жукова отменить этот приказ, так как моя армия располагала достаточными силами, чтобы самостоятельно выполнить поставленную перед ней задачу. Я придерживался мнения, что до атаки моей армии на Зеловские высоты нельзя бросать в бой танковые соединения, так как они не смогут выполнить свою задачу и не ускорят темп наступления. Но маршал Жуков не любил отменять свои приказы».