Но очень скоро я убедился в том, что для выполнения этого задания сил моей армии совершенно недостаточно.
К тому же пришлось бросить в тяжелые бои с американцами на Эльбе все соединения еще до того, как было закончено их формирование, так как события слишком быстро сменяли друг друга. Ни в одном подразделении солдаты не имели возможности в ходе совместных учений привыкнуть друг к другу. Кроме того, две дивизии, предназначенные для 12-й армии, так никогда у нас и не появились. Или они вообще не были сформированы, или же оказались в других армиях. К тому же в армии не было ни одного танка, только штурмовые орудия. У нее почти не было зениток, а самолеты германских люфтваффе так никогда и не появились над ее районом боевых действий. <…>
Противник уже так далеко продвинулся с запада и занимал такие прочные позиции, что нельзя было и думать о том, чтобы задействовать мою армию в направлении Рурского котла. Поэтому сначала нам оставалось только мешать американцам и англичанам наступать на Берлин. Наши дивизии сосредоточились восточнее Эльбы в районе Цербст – Дессау – Биттерфельд – Виттенберг – Бельциг.
Вскоре американцы перестали наступать. Какое-то время нам доставляла много хлопот только их штурмовая авиация. Я понял, что они рассматривают Эльбу как демаркационную линию: очевидно, территорию восточнее реки они оставляли русским. А когда 16 апреля Красная армия перешла широким фронтом в наступление на Одере и явно наметился их двусторонний охват Берлина, я решил отвести от Эльбы основные силы 12-й армии и развернуть их фронтом на восток».
Гитлер послал генерал-фельдмаршала Вильгельма Кейтеля, начальника штаба Верховного главнокомандования вооруженных сил Германии, в штаб 12-й армии в Бельциг. Венк пишет:
«Он прибыл после полуночи. «Освободите Берлин, – потребовал он. – Разверните все имеющиеся у вас силы. Соединитесь с 9-й армией. Пробейтесь к Берлину и спасите фюрера. Его судьба – это судьба Германии. Вы, Венк, должны спасти Германию! Все в ваших руках!»
Кейтель приказал: «Удар должен осуществляться из района Тройенбритцен – Бельциг».
Я знал, что 9-я армия окружена. Она отступала от Одера и с 19 апреля пыталась пробиться на запад. У нее уже почти не осталось боеприпасов. Я вынужден был сказать Кейтелю, что, кроме того, его план был составлен с учетом дивизий, которые давно прекратили свое существование или еще не были даже сформированы. Я смог лишь заверить его в том, что в кратчайшие сроки передислоцирую свои дивизии на восток и затем перейду в наступление.
Прежде чем покинуть меня, а уже было около трех часов ночи, Кейтель заверил меня в том, что сейчас главное – продержаться и не раскисать, так как рано или поздно русские и американцы поссорятся.
В эти часы мне стало ясно, что этот человек, а вместе с ним и глава государства, которого он консультировал, давно уже не имели истинного представления о положении, сложившемся на данном этапе войны. После совещания со своим штабом я решил с этого момента идти своим путем».
«Идти своим путем», другими словами, – проигнорировать невыполнимый, бессмысленный приказ – решил еще один военачальник. Обергруппенфюрер СС Феликс Штайнер (Штейнер), который в апреле снова был переведен на Восточный фронт севернее Берлина, в ночь с 20 на 21 апреля получил из рейхсканцелярии следующий приказ:
«Единственная задача армейской группы Штайнера заключается в том, чтобы атакой с севера силами 4-й полицейской дивизии СС и как можно более сильными частями 5-й егерской дивизии и 25-й танковой дивизии, позиции которых должна занять 3-я дивизия морской пехоты, установить связь с находящимися под городом Вернойхен и юго-восточнее от него силами LVT танкового корпуса (дивизией СС «Нордланд», 18-й моторизованной дивизией, 20-й танковой дивизией, танковой дивизией «Мюнхеберг» и частями 9-й парашютной дивизии) и при любых обстоятельствах удерживать эту связь.
Отступление на запад всем частям категорически запрещено.
Те офицеры, которые безоговорочно не подчинятся этому приказу, подлежат аресту и расстрелу на месте.
Вы сами отвечаете головой за выполнение этого приказа.
От успешного выполнения этого задания зависит судьба столицы германского рейха.
Адольф Гитлер»
В своих мемуарах Штайнер дает такую оценку приказа Гитлера:
«Немногочисленных войсковых соединений и частей, имевшихся для выполнения этого приказа в моем распоряжении, едва хватало, чтобы прикрыть южный фланг германских войск, сражавшихся в Мекленбурге [то есть 3-й танковой армии]. Для наступления в сторону Берлина их было совершенно недостаточно.
Тем не менее теперешний начальник Генерального штаба сухопутных войск генерал пехоты Кребс требовал наступать, и его в этом поддерживали все нижестоящие командные инстанции.
В насколько драматичном, настолько и тяжелом разговоре по пока еще действующей линии радиорелейной связи на дециметровых волнах Кребс проинформировал командующего «армейской группой Штайнера» о том, что теперь начнется решающая битва за Берлин под личным руководством Гитлера. Он сказал, что 12-я армия под командованием генерала Венка развернется на Эльбе и снимет осаду с Берлина с юго-запада. По его словам, 9-я армия под командованием генерала Буссе получила задание отходить к Берлину с востока и оттуда разорвать кольцо окружения. «А вы, – продолжал генерал Кребс, – будете наступать с севера на Шпандау и тем самым вскроете кольцо окружения вокруг Берлина с севера».
Мой ответ был следующим: «Мне же положение представляется совершенно другим. У Венка слишком мало дивизий, и ни одна из них не является полностью боеспособной. Буссе, насколько мне известно, сам попал в окружение, и ему придется очень постараться, чтобы прорвать кольцо окружения вокруг собственной армии. Если ему это удастся, то спастись смогут лишь жалкие остатки его армии. В настоящее время в моем распоряжении находятся всего лишь три дивизии. Этими силами организовать наступление невозможно, и оно не имеет смысла».
В этот момент разговор прервался».
В эти самые дни войска 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов добились решающего успеха в битве за Берлин. Армии и ударные группы на левом фланге 1-го Белорусского фронта уже подходили к восточным пригородам Берлина. Танковые соединения 1-го Украинского фронта продолжали наступление на северо-запад. Их целью являлись южные подъездные пути к Берлину. Поскольку оба фронта действовали в основном согласованно, то они добились успеха и на своих флангах, в частности, удалось осуществить окружение 9-й армии генерала Буссе в районе Губен – Мюлльрозе – Фюрстенвальде – Кёниге – Вустерхаузен – Люббен. В этой ситуации активизировался и третий советский маршал, Константин Рокоссовский. Его 2-й Белорусский фронт – три общевойсковые армии и несколько танковых и механизированных корпусов – готовился в ночь на 20 апреля форсировать Одер между городами Штеттин и Шведт.
«За пять часов до начала наступления во всех подразделениях и частях состоялись собрания, на которых было зачитано обращение военного совета фронта к солдатам, сержантам, офицерам и генералам. В нем, в частности, говорилось: «Родина ожидает от солдат Красной армии окончательной победы над фашистской Германией! Силы врага иссякают. Он уже не сможет долго оказывать сопротивления! Советские воины! Вас ожидает победа! Вперед для окончательного разгрома врага!»
Советские солдаты поклялись с честью выполнить приказ родины.
В ночь на 20 апреля бомбардировочная авиация подвергла массированной бомбардировке главную полосу обороны противника, а утром после артиллерийской подготовки, которая на отдельных участках фронта продолжалась от 45 до 60 минут, войска перешли в наступление.
65-я армия под командованием генерал-полковника П.И. Батова под прикрытием артиллерийского огня начала форсировать западный рукав Одера в 6.30 утра». (Восточный рукав Одера был преодолен 65, 70 и 49-й армиями 18 апреля, 19 апреля войска этих армий уничтожали войска противника в междуречье восточного и западного рукавов реки. – Ред.)
Батов свидетельствует:
«Через 36 минут после начала форсирования западного рукава Одера командир батальона 238-го полка донес по радио: «Ворвался в первую траншею, захватил пленных – четырех солдат и одного офицера». Обычно я лишь слушал радиопереговоры, не вмешиваясь в распоряжения командиров полков и дивизий. Контроль нужен, но опека мешает. Однако на этот раз я приказал в микрофон: «Пленных доставить ко мне».
Их привели часа через два. Допросили. Подтверждены данные о вражеских частях. Немецкий офицер заявил, что удар был внезапным: «Туман, много огня – и сразу бросок в наши траншеи».
С восходом солнца видимость улучшилась. Отчетливо слышался все более и более нарастающей силы ближний бой на западном берегу Одера. <…>
Войска 65-й армии к 8.30 захватили опорные пункты на плацдарме в три километра по фронту. К полудню были взяты высота 65,4 и предмостное береговое укрепление автострады. <…>
18-й корпус Н.Е. Чувакова к 8.30 форсировал западный рукав Одера силами четырех полков. Первая траншея захвачена, гвардейцы 37-й гвардейской дивизии движутся на Колбитцов после тяжелого рукопашного боя с 8-м полком СС в районе высоты 65,4. 15-й Сивашской дивизии сопутствует наибольший успех: два ее полка очистили от противника населенный пункт Шиллерсдорф на левом крыле армии и уже взяли с боем Ной-Розов. Но вскоре дивизия почувствовала возросшее сопротивление противника. Герой Советского Союза полковник А.П. Варюхин докладывал:
«Жмут проклятые собаки от Унтер-Шёнингена!»
«Соседа слева чувствуете?» – спросил я.
«Там же никого нет, товарищ командующий. Потому противник и подсекает меня во фланг и тыл. Отбиваем танки». <…>
«Помогу огнем… Держитесь крепче».
Едва были отданы необходимые распоряжения, позвонил командующий фронтом. Насколько помню, это было в 11.15. По голосу чувствовалось, что он озабочен.
– Как идут дела у вас? – поинтересовался Рокоссовский.