ичто не угрожало ни границам, ни экономическим интересам Британии. Оперативное соединение было, вероятно, необходимым средством для спасения тори на следующих всеобщих выборах или, по крайней мере, — как палочка-выручалочка администрации Тэтчер перед лицом неизбежного крушения. Однако подобные вещи не должны становиться причиной войны,
Миссис Тэтчер не уйти от признания своей доли ответственности за поражение на начальном этапе. Премьеру не нравился план последней попытки Ридли разрешить проблему Фолклендов с помощью дипломатического компромисса. Она не понимала, чего он хочет достигнуть и чего опасается. В то же самое время Тэтчер никогда не считала нужным усилить оборону Фолклендских островов даже в свете провала инициативы Ридли предостережений Каррингтона. Она слишком хорошо сознавала угрозу со стороны своего же партийного правого крыла в случае согласия на дипломатические уступки и компромисс, но в то же время не хотела и платить экономической цены за военную готовность. Фактор нехватки опыта в вопросах обороны и международных отношениях осложнялся обстоятельством отсутствия согласия премьера с лордом Каррингтоном и Джоном Ноттом. На Даунинг-стрит, совершенно очевидно, очутились куда более уязвимыми перед лицом внешнего кризиса, чем следовало.
Даже самый опытный премьер-министр все равно находится в зависимости от соответствующих служб в плане поставляемой ему информации. В первые месяцы 1982 г. ОКРС не снабдил миссис Тэтчер особыми сведениями, позволявшими сделать вывод о неминуемости грядущего кризиса в Южной Атлантике. Когда ее известили об инциденте на Южной Георгии, она быстро снарядила в плавание «Эндьюранс», хотя, похоже, пребывала в сомнениях относительно дальнейших действий в части применения корабля. Миссис Тэтчер отправила в поход субмарины, когда ее предупредили о серьезной опасности для спорной территории в выходные накануне вторжения. И все же только в четверг, 1 апреля, полагаясь на твердость сэра Генри Лича, премьер начала нащупывать свой путь в направлении ответа на угрозу со стороны Аргентины — ответа, полного драматизма и решительности.
Почему миссис Тэтчер не послала ультиматум Аргентине — есть одна из загадок недели перед вторжением, каковая, как известно, до сих пор не дает покоя некоторым из тех, кто присутствовал на различных кризисных совещаниях премьера. Обычно принято считать причиной сего странного пробела взгляд на отправку оперативного соединения как на дипломатический, а не военный ход. По общему мнению многих, даже если бы Британия предупредила Буэнос-Айрес в самых определенных выражениях о неизбежности масштабной акции возмездия в случае вторжения, хунта все равно не поверила бы. Однако это взгляд в ретроспективе. Есть резон в доводе одного высокопоставленного аргентинского чиновника: «Мы и на минуту представить себе не могли, что вы пошлете оперативное соединение. Знай мы тогда то, что знаем сейчас, скептики встали бы мощной стеной, чтобы выступить против предложения Анайи о вторжении». Никак нельзя отделаться от ощущения, что в ту первую неделю кризиса две страны сползали к войне почти против собственного желания, отчего весь конфликт выглядит лишь более трагичным. В эру доступности «полного спектра коммуникаций» отсутствие обмена ясными и четкими сигналами «не делай этого!» между Британией и Аргентиной просто поразительно — говорит оно никак не в пользу обоих правительств.
Как только миссис Тэтчер убедилась в целесообразности и осуществимости отправки оперативного соединения, премьер заняла твердую позицию. Будучи едва ли не одинокой среди коллег, она с самых первых дней настаивала, что только оперативное соединение, а не дипломатия сможет привести к достижению заявленной кабинетом цели полностью очистить острова от захватчиков и вернуть туда британскую администрацию. Лишь однажды она заколебалась и показала готовность сойти с выбранного пути — во время разгоревшихся в кабинете споров по поводу перуанской инициативы. Во всех же прочих случаях ее твердая уверенность в непременном желании Аргентины добиться своего на военном поприще, полностью оправданная в данном случае, отражала достойную восхищения способность премьера понимать ход мыслей хунты. Хэйг в своем штабе неоднократно высказывался о поразительной и пугающей близости противников в плане их непримиримости. Миссис Тэтчер чувствовала ненадежность политической позиции Галтьери, понимала, что он точно так же не может вывести войска и при этом усидеть у власти, как и она, не пошли Британия в поход оперативное соединение.
Суждение миссис Тэтчер о ее собственной позиции есть вопрос спорный. Если бы она отнеслась к потере Фолклендских островов как к неизбежной трагедии — некоему fait accompli, — приняла бы отставку команды Министерства иностранных дел и мобилизовала всю возможную поддержку со стороны международного сообщества для обеспечения наилучших условий населению островов, она бы, безусловно, перенесла немало болезненных и травмирующих моментов в парламенте. Как бы там ни было, исходя из имеющихся в распоряжении выводов военных о высокой степени риска, связанного с отправкой в поход оперативного соединения, премьер, несомненно, заручилась бы поддержкой большинства в парламенте. Конечно, свои партийные «заднескамеечники» пришли бы в гнев и ярость, однако они едва ли отказали ей в доверии в пользу «фракции оперативного соединения», против которой выступили бы депутаты от партии лейбористов. Рисковать идти на всеобщие выборы при таком раскладе сил для тори равнялось бы самоубийству. Даже сочти нужным миссис Тэтчер подать в отставку, что она бы, как предполагал Уайтлоу, сделала, тори все равно бы удержались на властном верху.
В любом случае дорогостоящие и разрушительные войны не могут оправдываться партийными соображениями. 2 апреля любому ответственному правительству следовало задать себе три вопроса: разумна ли в военном отношении отправка в плавание оперативного соединения? Будет ли жизненно необходимым отдать должное обязательствам Британии перед жителями Фолклендских островов? И будет ли желательным с политической точки зрения создать прецедент против агрессора, восстановить самоуважение британского народа и поддержать его доверие к обороноспособности страны?
Первоначальные сомнения по первому пункту Джона Нотта и некоторых из начальников штабов вполне обоснованы. Трудно избавиться от ощущения, что энтузиазм сэра Генри Лича в отношении отправки соединения ВМС в Южную Атлантику, пусть только подсознательно, подкреплялся его острым стремлением доказать способность своего вида вооруженных сил сделать это. Миссис Тэтчер снаряжала в плавание оперативное соединение, полностью осознавая этот акт как часть игры и ставку в ней, но не оценивая точного расклада сил — истинных «за» и «против» успеха. Решение это лишь более осложнялось тем фактом, что 2 апреля, похоже, еще не сказывались должным образом тонкости аспектов стратегического баланса. Премьер, возможно, с самого начала верила в неизбежность вступления Британии в боевые действия. Однако большинство коллег миссис Тэтчер, в поддержке которых она нуждалась для отправки флота, не предусматривали и не предполагали ничего большего, нежели просто игру мускулов — демонстрацию силы ВМС в Южной Атлантике. Если бы игра провалилась или даже если бы дело выгорело без усилий со стороны миссис Тэтчер, к авантюре с посылкой оперативного соединения вполне мог бы приклеиться ярлык безответственного использования вооруженных сил Британии. Но коль скоро все увенчалось успехом, причем в значительной мере из-за качеств премьер-министра как руководителя, ей по праву принадлежат лавры удачливого и дальновидного победителя. Крайне сомнительно, будто какой-то другой британский премьер-министр со времен Идена, за исключением, вероятно, только Джеймса Каллагэна, отправил бы в поход амфибийное оперативное соединение и поддерживал бы избранную линию до самой победы. Разумность операции в этом случае надлежит измерять мерилом ее успешности.
Касательно же обязательств по отношению к жителям Фолклендских островов, тут судьями быть только им самим. Что они чувствуют? Как считают, отдано им должное или нет? Население территории не без основания может заявлять, что обязанность британского правительства заключалась прежде всего в недопущении вторжения аргентинцев, а не в превращении их родного дома в поле сражения. Ведь, как совершенно ясно, война почти неизбежно грозила разрушить хрупкий уклад жизни островитян, который они так надеялись сохранить. Да в самом деле так и получилось.
Самоопределение нельзя рассматривать как некую абсолютную концепцию. Если не брать в расчет более широких моментов, совершенно очевидна неразумность и несоразмерность отправки даже 1000 чел. на войну рисковать жизнями только из готовности позволить 1800 британским гражданам (и наполовину гражданам) находиться под управлением больше нравящегося им государства. Очевидна неизбежность — отбитое силой придется силой же и удерживать, причем на протяжении весьма длительного периода времени, вследствие чего несостоятельны любые надежды сохранить на островах прежние жизнь и порядки фактически отдельной страны. По данному вопросу можно заключить лишь следующее: если жители островов и теперь хотят оставаться сами по себе, они должны ухватиться за решение, предложенное в 1981 г., то есть за вариант «обратной аренды». Только в таком случае они смогут обеспечить собственную безопасность без риска нового нападения и в отсутствии масштабного военного присутствия британцев. Однако данный вариант потребует со стороны населения островов воли к позитивному действию.
Тут содержится и ответ на третий вопрос, который будет диктовать претензии миссис Тэтчер на создание достойного уважения исторического прецедента. Аргументы в пользу войны, основанные на принципе «продемонстрируем всем пример», всегда опасны. Ибо они могут послужить оправданием для совершенно несоразмерных ответных действий, как происходило в Юго-Восточной Азии в 1960-х и 1970-х годах. К тому же доводы демонстрируют тенденцию к избирательному применению: почему, например, Британия не использовала силу в 1965 г. для отстаивания концепции приоритета самоопр