боды, данной оперативному соединению в плане права открывать огонь, не могла не вызывать уважения. Проект правил применения силы от сэра Теренса Левина, проведенный через препоны при содействии наполовину постоянного комитета чиновников в секретариате кабинета министров, в конечном счете предоставил капитанам широчайшие полномочия. Сам документ, в сочетании со способностью выжать из военного кабинета согласие одобрить его, послужил поводом для величайшего восхищения Левином со стороны Нортвуда и оперативного соединения.
И все же другие спорили о возможности военно-морской блокады островов как об альтернативном варианте высадке или — как об операции, развернутой предварительно. Блокада выглядела привлекательно для ряда политиков, в том числе для Джона Нотта, которого крайне беспокоил риск штурма перед лицом вражеского противодействия и последующей за ним войны на суше в очень трудных климатических условиях. Блокада освобождала от необходимости перебрасывать десант на юг с острова Вознесения, по крайней мере, на какое-то время, как бы тормозя этим неизбежный следующий политический шаг на пути к открытой войне. И даже победа на суше грозила Британии огромными расходами на гарнизон в будущем, когда закончатся бои. На самом деле Министерство обороны не менее чем Министерство иностранных дел жаждало договорного разрешения конфликта вокруг Фолклендских островов. Но Левин с его коллегами из разных видов вооруженных сил не допускали двусмысленности. Опасность понести потери из-за скверной погоды и от действий неприятеля снимала для них с обсуждения вариант с блокадой.
Первым спорным стратегическим моментом стала для членов военного кабинета операция на Южной Георгии. Остров лежал на расстоянии 800 миль (около 1500 км) от главной цели — 800 миль постоянно взволнованного холодного моря и опасности со стороны вражеских подлодок. Остров, по сути, не представлял значения для процесса захвата Фолклендов, и засевший на нем противник, скорее всего, сдался бы автоматически после крушения основной аргентинской обороны. Отправка Томпсона с целой бригадой на Южную Георгию казалась этаким отвлечением внимания от генеральной линии, напрасной тратой сил, какой бы желанной репетицией перед захватом более крупного объекта она ни сулила послужить для морских пехотинцев. С другой стороны, использование только небольшого отряда, погрузившегося на борт «Антрима» и «Плимута», представлялось слишком рискованным. Британцы проиграли бы дважды, покажи они несостоятельность или прояви неспособность достигнуть победы в такой небольшой операции в Южной Атлантике с самого начала боевых действий. Едва ли не весь штаб ВМС, включая Лича и Филдхауза, высказывался против данного варианта.
Решение развивать наступление против закрепившегося на Южной Георгии неприятеля, как и многие другие решения в ходе кампании, диктовалось в первую очередь политическими соображениями. На протяжении двух недель, прошедших после выхода оперативного соединения в море, британская публика все активнее требовала действий. Политика Буэнос-Айреса оставалась бескомпромиссной. В Вашингтоне задавались вопросом, готова ли на деле Британия на настоящее столкновение. Бывший глава ЦРУ, адмирал Стэнсфилд Тернер, высказал по телевидению мнение о вполне реальной возможности для Британии потерпеть поражение. Британской дипломатии остро требовались военные акции для демонстрации неослабевающей решимости довести дело до конца. Для политиков в военном кабинете Южная Георгия казалась способной дать значительный выигрыш на скромную ставку. Группа «Антрима» получила приказ продолжать продвижение с целью захвата острова.
14 апреля отдельная эскадра, возглавляемая кэптеном Брайаном Янгом на фрегате «Антрим», встретилась с «Эндьюрансом» в тысяче миль (1800 км) к северу от Южной Георгии[164]. Британцы полагали найти на унылом, покрытом ледниками острове лишь малый аргентинский гарнизон. Субмарина «Конкерор», вышедшая из Фаслейна 4 апреля, отправилась прямо к острову, чтобы провести разведку для группы «Антрима». Поскольку поступили сведения о наличии в данном ареале айсберга размером 35 на 15 миль (56 на 24 км) и высотой 500 футов (150 метров), лодка пробиралась в прибрежные воды крадучись. Ее командир доложил об отсутствии признаков присутствия в зоне патрулирования аргентинских военно-морских сил. Затем субмарина повернула и пошла курсом в северо-западном направлении, чтобы выйти на позицию, с которой могла вступить в боевые действия в запретной зоне или оказать поддержку операции по захвату Южной Георгии, либо выступить против аргентинского авианосца в случае его появления. Данные, полученные от «Конкерора», подтвердились в результате пятнадцатичасового вылета одного из «Викторов» КВВС[165], чей экипаж также сообщил об отсутствии противника на пути к Южной Георгии.
21 апреля с кораблей Янга увидели первые айсберги и в условиях очень скверной погоды снизили скорость приближения к острову. Капитан вызвал на мостик офицеров морской пехоты и САС, чтобы те лично полюбовались на бесчинство разбушевавшейся стихии. И все же вертолеты «Уэссекс»[166] с корабля поднялись в воздух и через снежную бурю понесли к берегу горный взвод эскадрона «D» 22-го полка САС под командованием двадцатидевятилетнего капитана «Грин Хауардз» Джона Хэмилтона[167]. Перед тем вертолет доставил на борт «Антрима» ученого из команды Британской антарктической службы (БАС), сумевшего не даться в руки аргентинцам на протяжении трех недель их оккупации Южной Георгии[168]. Человек этот высказывался всецело против предполагаемого района десантирования САС высоко на леднике Фортуна, где сама погода выступала худшим врагом человека. Лейтенант Боб Вил, военно-морской офицер с большим знанием данной местности, придерживался того же мнения. Однако другой эксперт в Англии, весьма хорошо знакомый с Южной Георгией, полковник Джон Пикок, считал Фортуну проходимой и подходящей, и его совет передали на «Антрим». САС не признает существования преград, недоступных для одоления решительным людям. После одной неудачной попытки, когда снег вынудил вертолеты вернуться на корабли, Хэмилтон со своими людьми и огромным запасом снаряжения высадился на острове для рекогносцировки и подготовки к десантированию основных сил Королевской морской пехоты. Одному дозору САС предстояло действовать вокруг Стромнеса и Хусвика, другому — продвигаться по суше в направлении к Литу, а третьему — разведать возможный подход для высадки морского десанта в бухте Фортуны.
С самого момента, когда бойцы САС ушли в ревущую бурю, поглощенные тайной покрытого снегом глетчера, они столкнулись с беспощадным врагом — стихией. «Морская пена забивала подающие лотки пулеметов, — писал потом один унтер-офицер. — Во второй половине первого дня три капрала, занимавшиеся разведкой местности среди расселин в леднике, проходили по 500 метров за четыре или пять часов…» От попыток тянуть сани, каждые с почти 100 кг груза военного снаряжения, пришлось отказаться из-за белой мглы — порывов снежной бури, делавших невозможным любое продвижение. «К счастью, теперь мы подошли близко к выступу на леднике и сумели спрятаться от атак ветра в расселине…» Бойцы принялись ставить палатки. Одну из них тут же выдрало из рук и унесло ветром в дальние снежные дали. Шесты остальных стихия вырвала за какие-то секунды, но люди забирались внутрь под материал и заставляли палатки держаться, опираясь на их стенки телами. Каждые сорок пять минут приходилось выползать наружу и убирать снег, заносивший вход, дабы не оказаться полностью похороненными. Им довелось иметь дело с нисходящими ветрами, дувшими со скоростью свыше 100 миль в час (более 160 км/ч). К 11 часам утра следующего дня, 22-го числа, физическое состояние личного состава стало ухудшаться с заметной быстротой. Командиру горного взвода САС пришлось рапортовать о неспособности удержать занимаемую позицию и запросить разрешение на возвращение.
Первый из двух приблизившихся к леднику вертолетов «Уэссекс» HU.5 неожиданно попал в выброс белой мглы. Пилот потерял ориентацию в пространстве, машина стала падать, он попытался поднять ее рядом с землей, но хвостовой пропеллер ударил в снег. Вертолет перевернулся и остался лежать грудой металла на снегу. Пришел второй «Уэссекс». С большим трудом экипажу потерпевшего катастрофу летательного аппарата и всем бойцам САС удалось погрузиться на него, бросив, однако, все снаряжение. Не прошло и нескольких секунд с момента подъема, как новый клок белой мглы накрыл «Уэссекс». Машина тоже рухнула на ледник.
В Лондоне стрелки часов показывали около 3 часов пополудни. Фрэнсис Пим поднимался на борт «Конкорда», чтобы вылететь в Вашингтон с новым ответом британцев на мирные предложения Хэйга. Левин, с тревогой ожидавший новостей от вооруженных сил о первой крупной операции в рамках кампании по освобождению Фолклендских островов, получил сообщение с «Антрима». Разведывательная партия попала в серьезную переделку на берегу. Два вертолета, посланные для вывоза личного состава, потерпели аварию, потери неизвестны. Для начальника штаба обороны этот момент стал одним из самых мрачных на протяжении всей войны. Теперь ему — после всех усилий вселить в души членов военного кабинета уверенность в полнейшей компетенции военных, которые знают дело, — приходилось идти через Уайтхолл и докладывать обстановку премьер-министру. Вторая половина того дня стала почти траурной для Даунинг-стрит.
Но спустя час Левин получил известия о спасительном чуде. Совершив отважный полет, настоящий подвиг, за который он впоследствии удостоился ордена «3а выдающиеся заслуги», лейтенант-коммандер Йэн Стэнли посадил вертолет «Уэссекс» HAS.3[169] на леднике Фортуна. Там он обнаружил уцелевшими всех военнослужащих с потерпевших аварию вертолетов. Пилот поднял сильнейшим образом перегруженную машину с семнадцатью людьми в ней, довел «Уэссекс» до «Антрима» и посадил тяжелый вертолет на мокрую палубу. Донельзя вымотанных и страшно замерзших пассажиров увели вниз, в кают-компанию и в медицинский пункт для оказания экстренной помощи.