Сколько-нибудь точные разведданные с островов по-прежнему текли тоненькой струйкой, не в последнюю очередь потому, что группы САС и СБС на берегу — иногда по двенадцать дней подряд сидевшие без пополнения снабжения или вовсе без контакта с кораблями — не располагали мощностями для «импульсных передач», позволявших бы передавать длинные сообщения в эфире за какие-то считанные секунды. На Фолклендских островах британским командам приходилось ограничиваться короткими выходами на связь и пользоваться ключом, дабы избежать риска обнаружения аргентинцами с их превосходной современной аппаратурой перехвата. Случались и перебои со связью. Парни Томпсона изрядно рассердились, открыв однажды факт создания КВВС сверхсекретной разведывательной ячейки на острове Вознесения, которая не передавала полученные данные никому, резервируя информацию только для экипажей «Вулканов». Один из примеров проявления старой как мир проблемы «местничества» родов войск.
Примечательно и то, как мало планирующие органы морского десанта знали о замыслах Нортвуда или о деятельности ударной группы. «Думаю, у Джулиана темно и нерадостно на душе, — писал в дневнике офицер морской пехоты. — Пусть нам скажут что-то одно. Допустим: «Вперед, выполнить задачу» или «Собирайтесь по домам». Офицеры десанта отчаянно жаждали четких инструкций. Но откуда им было взяться в условиях, когда ситуация находилась в политическом и дипломатическом тупике? 22 апреля на острове Вознесения произошел незапланированный «шухер», когда Томпсона неожиданно спросили, сможет ли бригада приготовиться к отплытию в течение шести часов или, если нет, хотя бы к следующему утру. Все мероприятия по подготовке тут же свернули, начали в спешке собирать личный состав с берега, готовить корабли к выступлению. В ту же ночь, опять без всяких объяснений, тревогу отменили. По всей видимости, Лондон замышлял использовать, но потом отложил в сторону новый инструмент для усиления дипломатического давления. «Шухер» возымел некий побочный эффект со значительными последствиями в будущем: пришлось отказаться от испытания установок ракет «Рэйпир» класса «земля-воздух». Все необходимые подстройки и исправления пришлось делать потом, после высадки на Фолклендских островах. И все же командование десантников и сам адмирал Вудвард с этаким просто-таки мистическим образом свято верили в способность ЗРК «Рэйпир» послужить надежным щитом перед лицом налетов вражеской авиации в первые несколько часов после высадки на сушу.
В условиях монотонных буден на якорной стоянке у острова Вознесения службу скрашивали звучавшие иногда ложные тревоги. 25 апреля «шухер» подняли из-за вероятности присутствия в данном ареале неприятельской подлодки. С тех пор каждую ночь основные части оперативного соединения выходили в море и часами в темноте кружили вокруг острова. Также поспешно по тревоге отправили фрегат для преследования аргентинского торгового судна, маячившего поблизости в районе дислокации флота. Какое-то время ввиду берегов острова крутился русский разведывательный корабль, и целые процессии советских самолетов наблюдения летали туда и сюда над британскими кораблями, каковой момент вызывал серьезные опасения в отношении передачи данных Буэнос-Айресу, хотя после войны аргентинские офицеры всех рангов упорно отрицали получение какой-то информации из Москвы. 27 и 28 апреля 45-му отряду коммандос пришлось в буквальном смысле изрядно попотеть на жаре, целых двое суток карабкаясь по лишенным растительности скалам в попытках выловить партию вражеских диверсантов, как доносили, высадившихся на острове. Опасность какого-то саботажа на острове Вознесения неизменно оставалась источником беспокойства для британцев. Примерно в то же время, но в другом важном для морских операций британцев месте, на Гибралтарской скале, жизнь разнообразили сходные сообщения.
На кораблях у острова Вознесения дни проходили в постоянных физических упражнениях, занятиях по стрельбе из ручного огнестрельного оружия, проверках снаряжения, слушании лекций и ознакомлении с видеоматериалами о Фолклендских островах и живущих там людях, а в свободное время — в приеме солнечных ванн вокруг бассейнов и просмотрах кровавых боевиков. «Канберра», несомненно, была куда комфортабельнее, чем любой войсковой транспорт, но на четвертую неделю плавания и она превратилась в унылую тюрьму. По судну во множестве циркулировали слухи. В каждом уголке корабля эхом отдавались лязг затворных механизмов и громкие выкрики команд, топот ног на палубах и трапах. Основная вещательная система внутри судна разносила всюду металлический, с упорством робота повторяющий одни и те же слова голос: «Команду к вертолетам! Команду к вертолетам! Отставить травить за борт баланду!» Положенное круизному лайнеру оборудование, предназначенное для обеспечения комфорта и развлечений, с судна по большей части сняли перед выходом в море из Саутгемптона. Каждый час живые и бодрые звуки «Лиллибуллеро» доносились из-под сотен дверей кают, возвещая о начале выхода в эфир выпуска последнего информационного бюллетеня «Всемирной службы», сообщавшего о спотыкающемся процессе дипломатии и о деятельности ударной группы. Все это, казалось, происходило на другой планете. Штаб бригады вряд ли сильнее полюбил адмирала Вудварда, когда в процессе борьбы за выбор места для высадки получил довольное резкое сообщение. «Площадь Фолклендских островов всего 4500 квадратных миль[277] и там только 10 000 аргентинцев, то есть примерно по два на квадратную милю, — нетерпеливо вещали с «Гермеса». — Какие еще трудности?»
Трудность, или проблема Томпсона, обдумывая которую он сломал себе всю голову, состояла в том, что он — всего лишь бригадир — нес ответственность за действия, важные для Британии настолько, что она в тот момент возлагала на них все свои надежды. Провал обещал стать абсолютным. Второго шанса никто не даст. Между тем вера комбрига в отношении умения Королевских ВМС руководить операцией и принимать решения все уменьшалась. Уже в первые дни мая становилось очевидным, что ударной группе на юге не удалось покончить с вражеской угрозой с воздуха. Ни на одном этапе кампании никто официально не объявлял Томпсону, что обещание ВМС достигнуть господства в небе выполнено не будет. Но он со своим штабом, раз за разом мрачнея от новостей, осознавал истинное положение дел. «Если бы кто-нибудь должным образом оценил масштабы угрозы с воздуха, сомневаюсь, что наверху вообще дали бы старт всему предприятию», — высказывался позднее один офицер из окружения комбрига. К 7 мая Нортвуд уже с нетерпением ждал отправки десанта в поход с острова Вознесения. Пять относительно тихоходных снабженческих кораблей вышли в море 30 апреля. Томпсон настоятельно требовал времени для обучения только прибывшего на пароме «Норланд» 2-го батальона Парашютного полка высадкам из десантных катеров. Он получил несколько дополнительных часов. 8 мая в Чекерсе военный кабинет отдал приказ десантной группе отправляться на юг с острова Вознесения. В 10 часов вечера они отправились в плавание, взяв курс на Южную Атлантику. До окончательного распоряжения подготовиться к десантированию на сушу оставалось более десяти суток. Однако с того самого момента, когда корабли оставили позади остров Вознесения, мало кто на борту сомневался, придется или нет морской пехоте высаживаться на берег.
Первостатейным участком высадки выступала северная оконечность залива Беркли, выше Порт-Стэнли. Некоторые из командиров подразделений мало радовались данному обстоятельству: план десантирования казался сложным, базирующимся основополагающим образом на способности обеспечить высоты над якорной стоянкой с помощью перебросок сил вертолетами. Если какой-то неожиданный момент нарушит распланированное течение действий, — более всего, если погода не позволит подниматься в воздух, — аргентинцы получат шанс захватить горы и легко развернуть внушительную контратаку с их расположенной рядом базы. Некоторые офицеры как будто бы пришли к убеждению о приемлемости риска, поскольку считали аргентинцев слишком некомпетентными в подобного рода вопросах и неспособными быстро выдвинуться против британцев. Если бы схема высадки в заливе Беркли сработала, бригада коммандос очутилась бы в одном шаге от Порт-Стэнли, что Булило завершение войны в течение недели. Все данные, поступавшие от команд САС о состоянии дел у противника и о его поведении, единодушно говорили: «Стоит только поднажать, как они дрогнут». Те же самые доводы приводились и в поддержку замысла высадиться дальше на севере, в ареале Кау-Бэй — Волонтир-Бэй, для какого случая штабы также провели детальное планирование.
Штаб морского десанта потратил немало часов на обсуждение плюсов высадки в заливе Сан-Карлос, ближе к западу, на противоположной стороне острова. Длинная узкая бухта словно бы двумя пальцами уходила вглубь суши. У кончика одного находилось небольшое селение Порт-Сан-Карлос. У второго — поселок Сан-Карлос, а на другой стороне, в селении Эйджэкс-Бэй[278], располагался заброшенный комбинат по замораживанию овечьих туш. Против Сан-Карлоса говорила его удаленность от Порт-Стэнли, к тому же близко оказывался сильный вражеский гарнизон, дислоцированный в 13 милях (20,9 км) к югу, в поселках Дарвин и Гуз-Грин. Да и берега не назовешь идеальными для высадки большого количества людей и имущества. Кроме того, существовала опасность, что, коль скоро залив вполне очевидно годился как возможная точка для десантирования, аргентинцы заминировали подходы с моря. К тому же поблизости имелись высоты, откуда неприятель — расположись он там — мог бы простреливать британские позиции губительным огнем.
Однако решающим послужило обстоятельство получения защищенной якорной стоянки, максимально удаленной от расположения аргентинской артиллерии. В военно-морском штабе крайне беспокоились, поскольку разведка доносила о вероятном факте минирования противником залива Беркли и, вероятно, так же и залива Кау-Бэй. На всем протяжении последней недели апреля и первой — мая планировщики на «Фирлесс» постоянно сносились с Нортвудом, докладывая о своих разработках. В Британии же к концу апреля мнения начальников штабов сошлись на Сан-Карлосе, как, пожалуй. на с