нта Дэйвида Смита на звено из четырех «Миражей» V. приближавшихся к точке севернее острова Пеббл[361]. Заметив «Си Харриеры», пилоты «Миражей», как и обычно, сбросили бомбы и подвесные топливные баки, после чего развернулись в направлении дома. Британские истребители спикировали для набора жизненно важной скорости при погоне за более быстрыми аргентинскими самолетами — как и в случае со многими боевыми столкновениями войны, этот бой проходил на высоте 500 футов (152 м). Олд интенсивно маневрировал в погоне за ускользающими машинами до тех пор, пока не услышал «акустический сигнал» и не выпустил две ракеты. Тщетно пытаясь сблизиться и срубить из пушек третий летательный аппарат, он радировал Смиту: «Этот не достану, а ты?», и как раз в тот момент «Сайдуиндер» с самолета Смита пролетел мимо командира. Два вражеских истребителя взорвались, а третий рухнул вниз, теряя хвост и часть стабилизатора[362]. Олд связался с оператором РЛС на «Бродсуорде» для сверки по экрану: «проверь на шесть часов — мы только что искупали три «Миража». «Замечательно, — отозвались с «Бродсуорда». — Итого пока восемь на сегодня». «Ну стало быть на сегодня все, — подал голос Смит. — Можем возвращаться и мы». Подумав, Олд подытожил: «Да, он, пожалуй. прав. Они не могут позволить себе терять машины такими темпами».
Пилоты были измотаны, страшно измотаны из-за необходимости проводить в кабинах по шесть часов кряду. «Дорогой пилот «Харриера», — писала дама из Сканторпа, пославшая авиагруппе «Гермеса» фруктовый пирог, — надеюсь, вы живы и сможете прочитать мое письмо…» В боях с применением ракет класса «воздух-воздух» они не потеряли ни одного летательного аппарата, но в предыдущую ночь один пилот плюхнулся в море в пяти милях (9,26 км) впереди по курсу авианосца, когда осуществлял ночной вылет. Всего соединение лишилось четырех самолетов, ставших жертвами несчастных случаев, и трех, сбитых зенитным огнем с земли[363]. Когда с наступлением ночи пилоты выбирались из машин, то бывали слишком утомлены даже для того, чтобы послушать по трансляции вечерний доклад командира о текущей обстановке и о произошедших за день событиях. Летчики жили в своем собственном мире, состоявшем из взлетов по тревоге, патрулирования в небе и посадок. Иногда позволяли себе баночку пива, но и то только те, кто не включался в списки для полетов по тревоге ночью. В остальном они спали да посещали инструктажи утром за два часа до взлета. «Обычно мы питали склонность исключать все плохое, поскольку нельзя было позволить мыслям о нем отразиться на качестве боевой работы, — говорил лейтенант-коммандер Дэйвид Брейтуэйт, летавший в составе 809-й эскадрильи с борта «Инвинсибла». — Мы сознавали только, что холодно, что устали. Поначалу все немного боялись, но даже и это скоро пропало. Надо быть внимательным — вот что важно». Бригады техобслуживания добивались поразительных результатов — 80 процентов эксплуатационной годности парка. И это в условиях, когда в сутки каждый «Си Харриер» или «Харриер» совершал в среднем по шесть девяностоминутных боевых вылетов[364]! Британцы располагали лишь горсткой пилотов, но среди них находились только самые опытные летчики во всей морской авиации. Такие люди демонстрировали тенденцию добиваться высоких результатов, высочайшей эффективности в бою, отчасти из-за способностей, а отчасти — если прислушаться к шутливому замечанию Энди Олда — «потому, что мы научились угадывать, когда и где произойдет нечто, и старики из пилотов добивались таких дежурств для себя».
На всем протяжении войны аргентинцы испытывали огромные затруднения из-за скверной координации собственных войск. Отвечавшему за действия военно-воздушных сил командиру, бригадиру Эрнесто Кресло[365], ВМС или армия официально сообщили о британской высадке в Сан-Карлосе не ранее 10 часов утра 21 мая, то есть через два часа после того, как об этом стало известно командованию других родов войск. Он вообще отправил в полет первые машины по собственной инициативе, когда услышал какие-то отрывочные данные о неких действиях британцев в заливе. Контр-адмирал Хуан Хосе Ломбардо, размещавшийся в Порто-Бельграно, намеревался осуществлять функции общего руководства операциями аргентинских сухопутных, морских и воздушных сил в противостоянии вокруг Фолклендских островов, как делал сэр Джон Филдхауз в британском стане. Однако когда обстановка в войне для Аргентины осложнилась, взаимодействие между видами вооруженных сил значительно ухудшилось. Армия и ВВС все с меньшей охотой терпели руководство военно-морского офицера, особенно когда корабли ВМС без толку простаивали в портах. Похоже, командование аргентинскими ВМС отправило в воздушные рейды против британского флота свои «Супер-Этандары» и прочие машины даже без консультаций с начальством военно-воздушных сил. После войны в ВМС утверждали, будто помешательство на престижных целях заставляло пилотов ВВС атаковать британские военные корабли вместо куда более важных транспортников, хотя военно-воздушные силы в свою очередь валят все на плохую работу разведки по предоставлению им данных, а также на вынужденную необходимость наносить удары по первым попавшимся на глаза объектам в районе Сан-Карлоса.
Более всего в тактическом плане британцы боялись, что аргентинцы начнут посылать в рейды самолеты-бомбардировщики с сопровождением, но ничего подобного так и не случилось. Даже небольшие эскорты для отвлечения внимания пилотов «Харриеров» могли бы заметным образом поднять результативность боевых вылетов вражеской авиации против британцев в Сан-Карлосе. Но аргентинцам, располагавшим только двумя самолетами-заправщиками С-130 «Геркулес», попросту не хватало ресурсов для обслуживания эскортов. Командиры военно-воздушных сил, с ужасом подсчитывая потери, перенаправляли летательные аппараты с их собственных баз на другие аэродромы, дабы не допустить осознания личным составом истинных масштабов урона. Некоторые летательные аппараты с баками, поврежденными зенитным огнем с кораблей, доползали домой только присосавшись к самолету-заправщику. После войны в аргентинских источниках утверждалось, будто бы из всех 223 летательных аппаратов, числившихся на балансе военно-воздушных сил, только восемьдесят одна машина располагала оборудованием для дозаправки в воздухе и боевым радиусом для участия в полетах против британцев в Сан-Карлосе с материка — «Миражи» III и V[366], «Канберры» и некоторые из версий «Скайхока». Аргентинцы признали факт потери 41 процента этих самолетов, действовавших как ударная сила фронтовой авиации, т. е. тридцати четырех машин, что значительно меньше британских подсчетов. Вдобавок к этому «Аэрмакки» и «Пукары» продолжали действовать из Порт-Стэнли и Гуз-Грина. О степени неэффективности британской воздушной блокады говорит то обстоятельство, что между 1 мая и 14 июня аргентинцы доставили на Фолклендские острова 435 тонн грузов и вывезли 264 раненых. По данным по ударной авиации, действовавшей с материка, на протяжении этого же временного отрезка планировались 505 боевых вылетов, выполнялись 445, но засчитаны были 302. Аргентинцы не скрывали глубины своего разочарования в отношении мощи британской ПВО в районе якорной стоянки. С течением времени «Харриеры» все чаще обращали в бегство волны вражеских штурмовиков прежде, чем те успевали приблизиться к островам. Натиск и целеустремленность пилотов противника начали уменьшаться буквально на глазах. Хотя в те времена британцы не осознавали произошедшего в битве перелома.
Между тем обстановка на якорной стоянке вызывала озабоченность у британцев. В условиях продолжавшихся противником налетов с воздуха наращивание запасов военных материалов службой тыла шло с удручающей медлительностью. Одни из важнейших и поучительнейших уроков войны состоят в том, что даже самые близкие к реальности учения в мирное время не заставляют службы тыла работать на полную катушку, не показывают того, насколько уязвимы войска на поле боя перед проблемами со снабжением. Движение кораблей только в темное время суток радикальным образом сокращало мощность потока военных грузов, поступавших на сушу. От «концепции дрейфующей службы тыла», о которой договорились на острове Вознесения, прошлось отказаться перед лицом угрозы с воздуха. Корабли с находившимся на них крайне необходимым на берегу снаряжением и прочим имуществом прятались далеко в открытом море. Ночной конвой приводил их обратно только после непростой процедуры обмена сигналами с ударной группой. В ВМС с неприятным удивлением открыли вдруг, что, например, жизненно важные генераторы 3РК «Рэйпир» работают на бензине, а топлива на якорной стоянке и так всегда хронически не хватало. Сложности вновь послужили пищей для роста напряженности между «Гермесом» и бригадой коммандос. Многие морские офицеры в частном порядке или официально вопрошали о том, чем занимается десант. Почему он продолжает сидеть на плацдарме? Почему ВМС ежедневно приходится отражать налеты, в то время как кампания на берегу буксует на месте?
Каждый день бригадир Томпсон проводил много времени на спутниковом терминале в Эйджэкс-Бэй. Прождав соединения несколько часов, он говорил с Нортвудом. В каждой беседе комбригу задавали одни и те же вопросы. Чем он занят? Когда наконец двинется? Томпсон же понимал дело так: его задача оборонять плацдарм и ждать прибытия генерал-майора Мура и 5-й бригады. Однако тем временем приоритеты быстро смещались. Общественное внимание в Британии целиком концентрировалось на битве в воздухе и на море, в каковой на долю Королевских ВМС выпадали столь суровые испытания. Военный кабинет и Нортвуд все в большей степени проявляли нетерпение в отношении отсутствия признаков активности войск, достижений британского оружия, дабы как-то оправдать потерю кораблей и гибель людей. Они считали крайне необходимым для британцев побыстрее взять верх над аргентинцами, причем приступить к этому без промедления. «Испытываем неоправданное давление из Соединенного Королевства, — записал офицер штаба бригады в дневнике 25-го числа. — Они недооценивают фактора угрозы с воздуха и демонстрируют тенденцию не считаться с ней. Довод ВМ