ньше мы ждали быстрой победы, но теперь стали с большей готовностью прислушиваться к советам военных».
В данном контексте новые шаги по направлению к мирному урегулированию не имели и малейшего шанса на успех. Безусловно, ведомственные интересы в предотвращении битвы за Порт-Стэнли вполне заслуживают права называться значительными: как Министерство иностранных дел, так и Министерство обороны наряду с начальниками штабов хорошо осознавали неизбежность тяжелых потерь в предстоящем сражении, а также степень ущерба, каковым в долгосрочной перспективе грозило оно любым надеждам на итоговое разрешение кризиса вокруг Фолклендских островов. Военная победа, казавшаяся недавно единственным путем к свету в конце тоннеля в фолклендском вопросе, теперь, похоже, сулила удлинить этот тоннель. Для министров вроде Нотта и Пима казалось приемлемым все, лишь бы не пришлось дислоцировать на спорной территории постоянный британский гарнизон и держать ухо востро перед неизбежными поползновениями аргентинцев с материка. Если Британия изъявляла готовность принять администратора ООН до начала войны на суше, не лучше ли будет согласиться на сей вариант теперь, дабы избежать дальнейших людских потерь?
Американский военный историк, Фред Икл (которому случилось служить заместителем секретаря в Пентагоне в пору Фолклендской войны), отмечал, что момент неизбежной победы или поражения часто есть самый иррациональный аспект любого конфликта[444]. Те, кто вот-вот проиграет, призывают свои войска предпочесть «погибнуть с честью», но не допустить стыда принятия поражения за столом переговоров (приказы обычно исходят из находящихся в безопасности штабов). Те же, кто стоит на пути к победе, убеждают своих в том, что «кровь наших павших на войне» велит не давать никакой пощады врагу и отказать ему в какой бы то ни было возможности компромисса. Подобное применимо к ограниченной войне в той же мере, как и к глобальной. Отказывающийся от переговоров во время битвы, как заметил в ходе Корейской войны Омар Брэдли, «перескочит от сравнительно малого конфликта к куда большему тупику, заплатив еще более высокую цену». Точно следуя представленному выше мрачноватому сценарию действий, генерал Галтьери приказал своим войскам на Фолклендских островах «сражаться до последнего солдата». По его заявлению, сражению за Порт-Стэнли суждено было стать лишь одной из битв в долгой войне. Между тем 6 июня Сесил Паркинсон выступил по британскому телевидению и поведал зрителям, что «после высадки десанта в Британии произошла радикальная смена настроений». По его словам, «аргентинцам не будет места на этих островах или в тамошней новой администрации». Ни о каком вопросе совместного суверенитета не может быть и речи. «Мы должны приготовиться удержать вновь обретенное». Иначе говоря, пользуясь широко цитируемыми британской прессой словами сержанта-знаменщика, участвовавшего в боях за Фолклендские острова: «Если стоило воевать за них, то стоит и удерживать». Поступательное ужесточение позиции Британии по мере продолжения войны на суше вело ее к очередной неделе мучительной агонии и смертей. Оно в конечном счете не позволило достигнуть длительного решения проблемы Фолклендских островов, явившегося бы частью плодов победы.
15ТРИУМФ НА ГОРЕ КЕНТ, ТРАГЕДИЯ В ФИЦРОЕ
«Высадка морского десанта — это вам не битва на европейской равнине».
Солдат Королевской морской пехоты в Фицрое
Победа 2-го батальона Парашютного полка при Гуз-Грине неизмеримо подняла моральный дух сухопутных сил. После многих дней проволочек они достигли очевидного успеха, заявив аргентинцам о своей совершенной готовности отвоевать у них Фолклендские острова любой ценой и любой кровью. Как бы там ни было, битва развеяла существовавшие у британцев надежды запугать и одолеть неприятеля с помощью лишь демонстрации военных мускулов. Тогда словно бы сложилась образцовая схема, применимая ко всем действиям на протяжении оставшегося периода войны: какую бы позицию ни занимали аргентинские защитники, для разгрома противника требовался упорный и последовательный натиск. Британское командование утратило весь энтузиазм в отношении шансов на успех подготовленного на скорую руку и проведенного без должной поддержки наступления на врага в Порт-Стэнли. Бригадир Томпсон и его штаб считали крайне важным обеспечить каждый батальон артиллерийским прикрытием с максимально возможным количеством боеприпасов — вероятно, около 500 выстрелов на каждое орудие. Ведение боев за Гуз-Грин несоизмеримо облегчилось бы, имей 2-й парашютный более сильную огневую поддержку. Ошибку ни в коем случае нельзя было повторить. Но вертолет «Си Кинг» обладал способностью нести за раз не более 60 снарядов на ствол. Передвижение четырех батарей из шести артиллерийских орудий каждая вместе с боеприпасами через весь Восточный Фолкленд для битвы с противником на его основных позициях представляло собой огромную по сложности задачу. Это и в самом деле стало главной проблемой тылового обеспечения в течение оставшегося времени боевых действий, каковая только возросла с прибытием на поле сражения 5-й бригады.
Все планы, строившиеся до потери «Атлантик Конвейера» с его тяжелыми транспортными вертолетами «Чинук», полностью потеряли актуальность. Перспективой для 3-й бригады коммандос оставался длинный марш пешим порядком через Восточный Фолкленд в направлении к грядам возвышенностей, окружавших Порт-Стэнли. 45-й отряд коммандос, выступивший из Сан-Карлоса вместе с 3-м батальоном Парашютного полка 27 мая, упорно продвигался через холмы, бесчисленные ручьи и болотца по направлению к поселку Даглас. В 10 часов вечера того дня морские пехотинцы «повалились спать от усталости» после того, как покрыли более 13 миль (20,9 км) по отвратительной местности, при этом потери от вывихнутых лодыжек, растяжения жил и тому подобных случаев составили пятнадцать человек. Утром, когда после ночи на холмах под леденящим дождем промокшие бойцы приготовились продолжить движение, подполковник Уайтхед твердо намеревался к началу следующей ночи достигнуть какого-нибудь укрытия. Десантники оставили огромные рюкзаки и зашагали в боевом порядке, но отнюдь не налегке, а тяжело нагруженные оружием и боеприпасами. Возможно, самым ободряющим открытием, сделанным в процессе марша, стали продемонстрированные гусеничными машинами «Вольво» 202 — или «BV», как их все называли, — способности поразительно успешно преодолевать трудную местность. На каждый отряд их насчитывалась всего горстка, однако и тех хватало для транспортировки тяжелого оружия, основного снаряжения связи и отбившихся и отставших от своих формирований военнослужащих. Аналогичным образом показали себя и боевые разведывательные машины «Скорпион» и «Симитар», отправленные вместе с двумя пехотными подразделениями. С тех пор легкие танки покрывали поразительные расстояния, катаясь туда-сюда по острову и появляясь в расположении того или иного батальона, когда в них возникала потребность.
Бойцы шли в длинных колоннах, в 10 ярдах (9,1 м) друг от друга, а потому отряд коммандос растягивался по Восточному Фолкленду на 3 мили (4,8 км). Даже если в течение ночи удавалось высушить обувь, она вновь промокала утром через считанные минуты, когда солдаты шлепали в темноте через очередное болотце, преодолевали ручей или просто шагали под проливным дождем. Брезентовые лямки выкладки становились жестче ~~ сильнее давили на плечи, спутанные мокрые волосы прилипали к черепам, мучительное напряжение трудных шагов по склонам с гранатами, оружием и пулеметными лентами поперек груди отражалось на лице каждого из воинов уже задолго до наступления вечера. В разговоре они по большей части использовали незатейливые слова и выражения вроде е…й дождь, е…е «вертушки», летавшие где-то там и не спешившие сюда, е…е «арджи»[445] и е…е Фолкленды.
Голым холмам не хватало богатства дикой природы, так украшающей нагорья Шотландии. Попадались гуси, иногда овцы или стада крупного рогатого скота, пугавшиеся звуков вертолетов и обращавшиеся в бегство. Иногда доводилось увидеть чарующие красотой реки, где, как говорили, водился лучший лосось в мире, — один молодой парашютист как-то утром руками поймал пятикилограммовую рыбину. Иногда просматривалось пустое далекое и приятное глазу побережье. Каждый ручей и холм носил какое-нибудь сугубо местное название — Долина Индейцев, Конский Выгул, Пещерка на Полпути, Холм Почтовый Ящик[446]. В глубине сердец бойцы испытывали огромную гордость от того, что вряд ли другие пехотинцы в мире смогли бы столько самоотверженно делать свою работу в таких условиях. Однако холод, длинные ледяные ночи, борьба с собой, чтобы заставить тело двигаться дальше после «600 секунд отдыха» каждый час, — ничего не добавляло счастья. Каждый день унтер-офицеры считали себя обязанными подгонять бойцов все сильнее, стремясь побороть в некоторых тягу плюнуть на все и остаться на месте, когда другие идут. Все больше десантников не чувствовали себя в состоянии терпеть вздувшиеся мозоли, растянутые жилы и вывихнутые лодыжки, «хотя это всего лишь плоть», как лаконично заключил полковой старший сержант из 45-го отряда коммандос. Самое худшее, — и не похожее на предыдущий опыт, — они даже и понятия не имели, когда все закончится. Пусть теперь всем совершенно очевидно — ждать нападения аргентинцев на марше не приходилось, да и битвы, когда та состоится, они выдержать не могли. В ту пору, однако, такой ясности еще не было.
45-й отряд коммандос достиг маленькой деревушки Даглас, где нашел обрадовавшихся их приходу жителей одних. Группа вражеских солдат отступила оттуда за день до прихода десантников. Уайтхеда тронула необычайная выдержка бойцов — «коммандос выглядели столь впечатляюще, что мое сердце было готово выпрыгнуть из груди от гордости за них». Однако после нескольких суток холода и сырости, проведенных с постоянно промоченными ногами, воинам для приведения себя в порядок потребовались тридцать шесть часов. Утром 30 мая они вновь пустились в путь, сопровождаемые