«Что тут сработало, — размышлял он впоследствии, — так это здоровый инстинкт. Он меня спасал в продолжение всего боя. Это точно. Если бы я долго рассуждал, тогда кто знает, остался бы живым или нет. Там все решили буквально секунды».
Схватка за эту позицию продолжалась, и вокруг нее, кроме Катана, собрались почти все парашютисты Додика. Они забросали ее гранатами, одолели и спустились в кольцевую траншею. Под ними в укромном месте склона и располагался тот самый Большой бункер.
Покончив с трудной позицией, Додик решил, что бой за холм закончен, и ему следует его покинуть и присоединиться к командиру полка Иосефу, который в это время продвигался вглубь иорданского Иерусалима и успешно выполнял конечную боевую задачу своего полка: овладеть кварталом Шейх-Джарах и проложить путь к горе Скопус. Додик не мог знать, что одновременно с его уходом с холма разгорится упорный бой за Большой блиндаж. Он также не знал, что в эту минуту его заместитель Нир находится на расстоянии считанных метров от Большого блиндажа, в ведущей к нему траншее, и участвует в кровопролитной схватке.
Как Нир оказался поблизости от Большого блиндажа — рассказ особый.
В то время, как Додик вместе со взводом своей роты собирался атаковать восточную сторону холма, другой взвод, под командованием Нира, начал штурм с западной стороны холма. Как упоминалось, между двумя отрядами находился взвод Иоава Цори, первым устремившийся вперед и пока еще не достигший конца той мелкой траншеи, что у подножия холма. Напротив высилась каменная насыпь-терраса, замаскированные блиндажи и огневые точки которой не так давно уничтожили отважные солдаты из отделения Малмуди.
Добравшись до мелкой траншеи, Иоав обнаружил, что у него осталось всего семь солдат. Остальных бойцов взвода не оказалось. Позже выяснилось, что они отстали от наступающих уже в самом начале, когда в их рядах разорвалась противотанковая граната, поразившая одного из солдат и ранившая двух командиров отделений. Это привело к остановке.
Иоав поднялся в атаку, и блиндажи, укрытые в насыпи, встретили его бешеным огнем. Атака захлебнулась. «Я наткнулся на сильное сопротивление и не в состоянии продвинуться!» — закричал Иоав Додику, двигавшемуся уже к центру холма. — Левые блиндажи у насыпи не дают пошевелиться». Додик отдал распоряжение продвигаться во что бы то ни стало. Иоав предпринял новую попытку и, после того как снова был встречен неистовым огнем, начавшим косить солдат, решил оставаться со своим взводом на месте, пока огонь не ослабеет и не появится возможность пойти вперед. Он понимал, что продвижение под таким огнем равносильно самоубийству.
Нир оставался позади, целиком сосредоточившись на радиопереговорах. Он слышал обмен мнениями между Иоавом и Додиком и тотчас радировал последнему: «Додик, я бегу на помощь Иоаву».
Он соскочил в мелкую траншею и, двигаясь зигзагами, начал преодолевать простреливаемое пространство. Добравшись до сосен, которые росли между траншеей и каменной насыпью, он увидел Иоава, быстро бегущего назад в нарушение отданного ему приказа атаковать. «Куда ты бежишь?» — возмутился Нир. «Привести людей моего взвода, — отвечал Иоав. — У меня осталось только семь человек». — «Пошлешь за ними связного», — скомандовал Нир и остановил отступление остальных солдат взвода, сбитых с толку и растерянных. «Стрелять по блиндажам! — закричал он. — Никто не отступит!» Пулеметы безостановочно изрыгали огонь из высоко расположенных укрытий, держа вогнутый под ними склон под абсолютным контролем. Люди Иоава прижались к земле, прячась в складках рельефа. Тем временем на западе у подножья холма появились десятки легионеров. Они вышли из западных траншей и блиндажей и предпринимали теперь обходной маневр, намереваясь ударить по взводу Нира с тыла. Нир вернулся к взводу и оказался вынужденным, точь в точь как Иоав, остановить своих солдат и оставаться на месте. «Нафтали, — приказал он одному из бойцов — беги назад и обеспечивай тылы траншеи. Заметишь там подозрительное движение, тотчас же мне доложишь». Одновременно он приказал пулеметчику Цуриэлю открыть огонь по блиндажу, укрытому в каменной насыпи, возвышающейся над приникшими к земле людьми Иоава. «Диалог огня» между Цуриэлем и иорданским пулеметчиком развивался следующим образом: «Он вскакивал, выпускал в меня очередь и прятался, — говорит рыжий Цуриэль. — Тогда вскакивал я, стрелял в него и прятался сам. Он падал и вставал, я падал и вставал. Так это продолжалось несколько минут, пока я не всадил в него пулю, и он исчез».
Во время этой операции «всаживания» Цуриэль стрелял стоя, не скрываясь, на виду у снайперов, которые со всех сторон вели по нему огонь («Творец вселенной — защита наша»).
«Уже когда я дрался в первой траншее, — говорит Цуриэль, — я знал, что здесь, быть может, и укокошат нас всех, но только не остановят. Ничто в мире не могло нас в то утро остановить. Люди переступали через своих лучших товарищей и бежали вперед, вперед, не глядя по сторонам».
В нескольких шагах от Цуриэля поднялся Иоав и стремительными перебежками двинулся к каменной стене, расположенной параллельно центральному шоссе, ведущему на холм. Он надеялся найти по ту сторону стены пропавших солдат своего взвода. На подходе к стене сопровождавшие его пулеметные очереди превратились в ураганный огонь. Иоав застыл на месте, не имея возможности поднять голову и увидеть, что вокруг него происходит.
На западном фланге раздался крик Нира: «Иоав, собери людей и иди ко мне. Иоав, ко мне!» Но Иоав не мог пошевелиться. Сосредоточенный на нем огонь тяжелого пулемета пригвоздил его к месту. Нир продолжал его звать, но эти крики не возымели никакого действия. Тогда он собрал своих солдат в западной траншее, с тем чтобы двинуться дальше. «Еще немного, и у нас кончатся боеприпасы, — размышлял он. — Что же тогда от нас останется? Горсть подавленных людей без гранат и при пустых магазинах. Еще раз надо попытаться установить связь с Додиком. Что с ним стряслось? — уже полчаса от него ни слуху ни духу. И теперь опять никакого ответа. Жив ли он вообще? Может быть, уже убит? А может быть, движется по кольцевой траншее навстречу нам и мы с ним ведем перестрелку?» Нира продолжали грызть сомнения, пока он вдруг не услыхал шум танков, донесшийся с шоссе, которое ведет на холм к Гив’ат-Хатахмошет (это были танки, посланные заместителем командира полка с заданием подавить на холме наиболее упорные очаги сопротивления). «Посмотри, «шерманы» ли это с белой полосой или «паттоны», — крикнул Нир одному из солдат. Он не был уверен, что это за танки — из-раильские или иорданские. «Приготовиться к отражению танковой атаки!» — скомандовал он.
Поблизости от громыхающих танков по-прежнему находился Иоав, как и прежде, под ураганным пулеметным огнем. Он собрал горсточку оставшихся у него людей и готовился рассредоточить их для атаки на насыпь с блиндажами, которые не так давно обратили его в бегство. Впереди маячили окровавленные тела четырех солдат Малмуди, павших около получаса назад от огня тех же блиндажей. Вид этих тел не сулил ничего хорошего.
Иоав поднял людей из траншеи и повел в атаку. И снова их окатило таким огнем, что всякое продвижение вперед стало невозможным. Положение было отчаянным и совершенно безвыходным.
Внезапно Иоав, повернувшись спиной к рокочущему пулемету и не пригибаясь, побежал во все лопатки на юг. Он, по-видимому, считал, что из блиндажей перестреляют всех оставшихся с ним, и в последнюю минуту решил позвать на помощь один из приближающихся танков, который мог бы несколькими снарядами разделаться с врагом. Иоав, разумеется, был немедленно засечен. Застучала очередь, которая его чуть было не уложила. Он мигом нагнулся и так, низко согнувшись, побежал назад. Теперь он окончательно убедился, что уйти от фронтальной атаки не удастся. Он поднялся первым, закричал, увлекая за собой людей: «На штурм! Вперед! За мной! Не бояться!» — и побежал. Солдаты последовали за ним, растянувшись в шеренгу, ловя любую возможность укрыться за стволами сосен — единственное, что на короткие моменты спасало сейчас от убийственного огня. Атака снова захлебнулась. Добежав до следующей траншейки, солдаты попадали в нее.
«Есть у кого-нибудь граната?» — закричал Иоав. Получив гранату, он метнул ее, целя в крайний блиндаж, пулеметы которого простреливали все пространство перед траншейкой и делали невозможным дальнейшее продвижение. Граната попала в цель, взорвалась и вышвырнула наружу несколько стальных касок. В шуме стрельбы потонули зазвучавшие в блиндаже хрип и стоны.
Благодаря мужественной атаке Иоава были подавлены оба блиндажа и покончено, наконец, с укреплением в насыпи, потребовавшем столько жертв. Теперь оставалось двинуться по траншее на запад и достигнуть разветвления, где начиналась западная кольцевая траншея.
Иоаву, однако, не суждено было туда прийти. На пути он наткнулся на мощный, высокий блиндаж и снова попал под сильный и точный огонь. Он обвел глазами своих людей. Одни ранены, другие под градом пуль бегут согнувшись в поисках хоть какого-нибудь укрытия. Иоав понимал, что идти дальше под таким огнем — невозможно. Но он сознавал также, что еще раз повернуться спиной ему никак нельзя — парашютисты не отступают, о чем недавно ему уже пришлось вспомнить, когда он перед угрозой верной смерти отступил на несколько шагов.
Что было с Иоавом в последующие минуты и о чем он думал, не узнает уже никто. Может быть, он хотел своим подвигом стереть воспоминание о недавней слабости; или хотел доказать себе и другим, что достоин неписаных законов мужества, исповедуемых братством парашютистов. Так или иначе, он повел остатки своего взвода в новую атаку. Вперед любой ценой. Остановись он и на этот раз — как жить после этого!..
Он встал, поднялся на борт траншеи, служившей ему укрытием, и впереди остальных пошел на блиндаж. Пуля поймала его на бегу. Смертельная рана в грудь.
Сидевшие в окопах увидели, как он, словно споткнувшись, дернулся всем телом и упал наземь.