В то время, как Давид Шалом в одиночку стерег вход в Большой блиндаж, с вершины холма спустился танк (тот самый, что чуть не выстрелил в Нира).
Увидев, что танк приближается к бровке траншеи над его головой, Яки попросил командира ударить из пушки по большому блиндажу и разнести его. Танкист попробовал навести орудие, но убедился, что блиндаж слишком основательно врыт в землю. Шансы попасть в него равнялись нулю, в то время как пушка вполне могла поразить Давида Шалома, и Яки, командир танка, принял решение подняться на верхушку холма, чтобы оттуда вести огонь по Гив’ат-Хамивтар, откуда беспрерывно обстреливали наших солдат на Гив’ат — Хатахмоше т.
После того, как вмешательство танка оказалось невозможным, в траншее появился стрелок из базуки — солдат из состава подкрепления. На своем пути сюда он видел раненых и убитых парашютистов Дади и, по свидетельству Яки, был бледен, «как будто побывал на том свете». Яки попросил его выстрелить по входу в блиндаж. Перед тем, как приступить к делу, крикнули Давиду Шалом>, чтобы он укрылся от огня («от стрельбы у Давида Шалома уже звенело в ушах, — говорит Яки, — и у меня то же самое. Мы не слышали друг друга»). Стрелок из базуки влепил в стену блин-дажа снаряд, оставивший в бетоне небольшую ямку. «Хоть реви, хоть плачь, — вспоминает Яки. — Мы решили повторить попытку. Все, чего мы добились вторым выстрелом, была маленькая дырка в стене блиндажа. Не располагали мы оружием, которым можно проломить 40-сантиметровую толщу армированного бетона».
Тут возникла сама собой напрашивающаяся идея подорвать укрепление с помощью взрывчатки. Яки побежал назад, чтобы раздобыть кирпичи и взрывчатку, и повстречался с идущими ему навстречу солдатами подкрепления. Оказалось, что у подрывника есть все необ-ходимое. Яки забрал кирпичи и мешки и начал швырять их Давиду Шалому, который по-прежнему одиноко сидел по ту сторону входа в блиндаж.
Между тем показались люди Нира, приближавшиеся с южной стороны кольцевой траншеи. Впереди шагал пулеметчик. Яки подумал, что они по недоразумению могут открыть стрельбу по Давиду Шалому, сидевшему в укромном месте, на небольшом расстоянии от них, и постарался предупредить их криком и жестами. Предупредил он также и находившихся рядом солдат не стрелять в сторону Большого блиндажа, потому что с противоположной стороны на подходе люди из роты Додика. Так в последний момент была предотвращена братоубийственная перестрелка.
Мешок с пятью килограммами тринитротолуола перекочевал по воздуху к Давиду Шалому. Он поднял мешок, подкрался к входу в блиндаж и положил его там. Осажденные легионеры начали стрелять в Шалома, он отбежал и улегся. Возле него упал второй мешок с взрывчаткой, затем третий. Шалом отнес к входу и эти мешки и сложил их штабелем. Затем ему бросили запалы, которые он положил на мешки; так у входа в блиндаж выросла груда из 16 килограммов взрыв-чатки.
Шалом попробовал взорвать заряд, но вначале это ему не удавалось. Яки, приготовивший бикфордов шнур, на расстоянии руководил действиями Шалома.
Шалом запалил шнур и использовал оставшиеся секунды, чтобы отбежать на несколько метров от заряда.
Огонь медленно полз по шнуру к запалам. Миновала секунда, вторая, третья… десять секунд. Сердце у Яки оглушительно колотилось: Взорвется? Не взорвется? — успел он подумать. Прошла еще одна секунда… Пятнадцать… Шестнадцать… Восемнадцать…
Десятки участников боя за холм Гив'ат-Хатахмошет по всей окружности большого блиндажа задавали себе этот вопрос. Все в неистовом напряжении ждали взрыва. До сих пор мы рассказывали об их действиях в бою, но не о них самих. Этого было недостаточно, чтобы в сумбурном шквале одновременных событий читатель познакомился хотя бы с некоторыми из них и запомнил их имена.
Додик, Дади, Нир, Порам, Катан, Эдут, Иоав, Яки, Шалом, Игал, Энджел, Миллер — люди со всех концов страны. Обыкновенные граждане, волею жестокого боя превратившиеся в героев.
Грянул могучий взрыв. В воздух взлетели глыбы бетона. Шалома отшвырнуло воздушной волной в дальний конец позиции и закидало обломками и пылью. Он был уверен, что ослеп. Яки, который после долгих и упорных трудов все еще сомневался, взорвется ли снаряд, проследил за взрывом, тоже был подброшен в воздух и отлетел назад.
Через несколько — минут, когда дым рассеялся, громадный блиндаж у основания холма предстал раздавленным, развороченным и обугленным. Из находившихся внутри легионеров пятеро все еще были в живых («Я увидел этих пятерых, — говорит Шалом, — и только тогда мною овладел страх»). Парашютисты, собравшиеся сюда со всех сторон, ринулись в блиндаж и утолили свою злобу и отчаянье последними оставшимися у них гранатами.
5
В утренние часы, одновременно с подрывом блиндажа, из забрызганных кровью траншей начали выползать десятки раненых. С иными дело обстояло так страшно, что их невозможно было приподнять. Поскольку носилок не было, пришлось сорганизовать специальные группы для транспортировки раненых на руках. Останки погибших сложили на брезентовые полотнища и отправили на пункт сбора для медицинского осмотра, согласно принципу: «Цахал не знает убитых на поле боя; есть только раненые».
Особенно тяжелым было положение в восточной части кольцевой траншеи, где находились солдаты Дани. Семеро уцелевших собрались в устье траншеи, около бездыханных тел товарищей. «Янкеле погиб», — уронил один из оставшихся в живых. «Ури погиб», — добавил другой. — «Иехуда Эшкол погиб». — «Коко погиб». — Норам погиб»…
Один из парашютистов обвел взглядом ряд мертвых. Он смотрел на восковые лица, остекленевшие, пустые глаза, изуродованные, словно сократившиеся в размерах конечности, на их истерзанные тела, застывшие в смертных судорогах. Острый запах порохового дыма мешался с пугающей вонью паленого мяса.
Внезапно послышалась команда приступить к эвакуации пострадавших также и отсюда.
Измученных, стонущих людей, в пропитанных кровью бинтах, поднимали с земли, невольно причиняя им нечеловеческую боль, и уносили в тыл. Места, где лежали раненые, можно было потом легко узнать по отпечаткам тел — вмятинам с валяющимися вокруг почерневшими осколками, разорванными патронташами и покрытыми копотью клочьями одежды.
Небольшая группа парашютистов сошлась у одного из блиндажей. Перед зияющим входом в блиндаж лежала оторванная нога в ботинке парашютиста. Обгорелый кошель и свежие потоки крови на бетоне стены довершали жуткую картину.
— Наш, — негромко проронил кто-то.
— Это был Менахем, — медленно проговорил другой. — Прямое попадание… Мина.
Раненые, которые могли передвигаться самостоятельно, выползли из траншей и тащились, как призраки, в сторону квартала Паги на перевязочный пункт. С холма Гив’ат-Хамивтар с грозной точностью продолжали вести огонь снайперы. «Я шел зигзагами, — рассказывает один из раненых, — чтобы поменьше маячить на мушке у снайперов Хамив тара. Я знал также, что на дороге есть мины, и старался наступать на следы тех, кто прошел тут до меня. Когда я, наконец, добрался до перевязочного пункта, мне сказали, что лицо у меня в крови. Боли я не чувствовал».
За ним ковыляли другие — из последних сил, группа за группой. У одного в голове дыра, другой весь нашпигован осколками гранаты, у третьего разорваны мышцы руки. Все старались передвигаться без посторонней помощи. Кто мог, и теперь не выпускал оружия. Они шли в сиянии солнца, освещающего их со спины. Тот, кто в то утро видел этих людей, спускавшихся по склону от Полицейской школы к кварталу Паги, — вовеки этого не забудет.
Несколько раненых с провожатыми-однополчанами добравшись до площади перед Полицейской школой, повстречались там со своим командиром До диком. Он насчитал лишь семь бойцов. «Где же вся рота?» — спросил он тревожно. Лицо его было бледно. Он старался поменьше разговаривать, так как ночью во время боя окончательно сорвал голос, и был страшно потрясен тем, что постигло его людей. Не имея пока возможности провести поверку, Додик, однако, полагал, что от всей роты уцелело немногим больше той горсточки раненых, которая ему повстречалась.
«Когда в то утро меня увидел Додик, — рассказывает фельдшер Игал, — я был весь измазан кровью. Он подошел и несколько раз крепко похлопал меня по плечу. Он не сказал ни слова, но этот жест был выразительнее любой речи… У меня было такое чувство, будто в этот момент он вручил мне великую награду…»
Один за другим раненые начали прибывать на перевязочный пункт, принявший с начала прорыва и до утра около 90 пострадавших и 30 убитых. Нужно было немедленно вызвать дополнительные санитарные машины, чтобы как можно скорее доставить людей в больницы, сделать десятки экстренных операций для спасения их жизни. Многие, проявившие себя героями на поле боя, удивительно держались и в этот трудный час, дожидаясь на перевязочном пункте своей очереди. «Нет слов, чтобы описать мужественное поведение раненых, — говорит врач 6-го полка доктор Франд. — Я говорю это как травматолог, который повседневно имеет дело с травмами после автомобильных аварий и других несчастий. Были периоды, когда на перевязочном пункте полка скапливалось одновременно 25–30 человек, в том числе с тяжелейшими ранами: невзирая на это, мы не слышали ни стона, ни звука».
Рядом с перевязочным пунктом 6-го полка всю ночь находились «старички» полка Хаима Гури. При них парашютисты ушли в прорыв, на штурм укреплений, и у «старичков» теперь на глаза навернулись слезы душевного волнения и восхищения («Что тебе сказать, они шли и буквально разбивали себе головы о стену огня»); «старишси» слышали, как парашютисты дерутся в нескольких десятках метров от них, следили за языками пламени, вспышками и взрывами на холме. Они с трепетом ловили звуки рукопашной, крики, обрывки восклицаний на иврите и арабском. Вот зрелище, увиденное ими на рассвете. «Утром пошли мы в Полицейскую школу, — рассказывает Хаим Гури, — и по дороге увидели искромсанные тела, оторванные руки, людей с распоротыми животами. Одежда встречных была залита кровью. Руки красные. Видели мы и трупы иорданцев в траншеях. Вокруг горели машины и постройки. Мы шагали мимо разрушенных стен, по разбитому стеклу и целым россыпям полу- обгорелых канцелярских бумаг и документов. Кое-где еще лежали наши раненые, которым оказывали помощь их товарищи. А дальше, возле холма, были сложены в ряд и накрыты одеялами мертвые, еще не увезенные парашютисты. Рядом грузовик. Вокруг десятками валялись трупы иорданцев: навзничь, с раскинутыми руками и ничком, как упали. Кто не свалился сверху, был застигнут смертью в траншеях и блиндажах.