Передняя группа штурмовой роты шла дальше, пока не достигла развилки, откуда две улицы расходились, как два ребра треугольника. Правым ребром было продолжение улицы Шхем, по которой атакующие продвигались до сих пор и которое вело в югозападном направлении к Дамасским Воротам. Левым — улица Салах ад-Дин, ведущая на юго-восток — к Воротам Ирода. По плану Моти, 8-му полку следовало достигнуть развилки и оттуда — музея Рокфеллера не по улице Шхем, вдоль которой тянулись сильные пограничные укрепления, а по улице Салах ад-Дин, защи-щенной не так основательно. Однако в ходе бурных уличных боев произошло одно из самых роковых недоразумений Иерусалимской битвы, спутавшее все карты и стоившее очень дорого.
Как только передовой отряд роты вышел на развилку, с улицы Салах ад-Дин выскочил иорданский джип-тягач с безоткатной пушкой. Его встретили залпом, и джип загорелся. Справившись с джипом, авангард быстро двинулся вверх по улице, не встречая сопротивления. Без всяких помех отряд» уукоренным темпом ушел вперед. Когда на развилку вышли парашютисты остальных взводов штурмовой роты, там не было никого. А так как никто из них не успел изучить местность, то дальше они ошибочно двинулись по трассе улицы Шхем и немедленно оказались в центре ожесточенных уличных боев. Тем временем солдаты головного взвода, продвигавшиеся по улице Салах ад-Дин, не встретили здесь никакого сопротивления, но обнаружили, что за ними никто не последовал. Тогда они вернулись на развилку и по улице Шхем догнали остальные взводы.
Все смешалось и перепуталось. И уже стало казаться, что улица Шхем, а не улица Салах ад-Цин — та самая, о которой шла речь в инструктаже. Дополнительным доводом в пользу этого заблуждения была громкая, непрерывная стрельба на улице Шхем, в то время как улица Салах ад-Дин безмолвствовала. Солдат инстинктивно тянуло на огонь боя, и они втянулись в сражение на улице Шхем.
Эта ошибка оказалась роковой, так как рота углубилась в зону иорданских пограничных укреплений, расположенных параллельно улице Шхем. Иорданскому гарнизону достаточно было развернуть свои пулеметы на 180 градусов, чтобы превратить всю улицу в море огня. (Как это случилось с домом Мусульманского легиона).
Продвижение по улице Шхем сопровождалось упорными и кровопролитными схватками. Не раз положение казалось безвыходным. Парашютисты перебегали из дома в дом, со двора во двор, уничтожая снайперов, о наличии которых можно было узнать лишь после их выстрелов. Не раз и не два это знание доставалось ценой жизни одного из ребят. Легионеры же просматривали всю улицу, упорно ее обороняли и отказывались сложить оружие. Когда удавалось их выбить из одной позиции, они перебегали в соседний дом, и в следующий за ним, и все начиналось сначала.
«Поскольку ребята все время стремились вперед, — говорит Моти, — было много пострадавших. Наша беда заключалась и в том, что дома, из которых легионеров будто выбили, на самом деле оставались боевыми точками, и из них снова раздавались выстрелы. По нашим стреляли и сзади, и не раз приходилось возвращаться, чтобы прочесать дом, с которым ранее уже было покончено».
На этой стадии начинало казаться, что, невзирая на ожесточенный штурм, здесь развертывается бой без каких-либо шансов на успех и без видимого конца. Моти решил бросить на чашу весов козырную карту: танк: и.
3
Солдаты 8-го полка дрались на подъеме улицы Шхем; когда один из них, обернувшись, увидел нечто такое, чего никто в эту минуту увидеть не ожидал: пять больших танков. Они выползли из Американского квартала и подошли уже совсем близко. На минуту всеми овладело чувство неопределенности и тревоги перед неизвестным. Сердца учащенно заколотились. Если они иорданские — слишком поздно. Пушка головного танка была наведена на солдат и несколькими выстрелами могла с ними покончить.
Танки надвигались, и, поскольку все равно ничего нельзя было против них предпринять, оставалось ждать, когда можно будет узнать, чьи они. Тревога вылилась в громкий вздох облегчения: танки оказались израильскими и прибыли на подмогу. Их встретили аплодисментами.
Танки продвигались по улице Шхем вверх и вверх, туда, где сражались головные взводы. Они миновали дом Мусульманского легиона, огромную каменную стену «Сент-Джордж Скул» и приблизились к высокому зданию ИМКА[17]. Здесь парашютистов встретил сильный огонь со всех направлений, и танкам предстоял затяжной кровопролитный бой.
Капитан Рафи, командовавший танковым отрядом, стоял в открытом люке головной машины. Верхняя половина его тела оставалась незащищенной от огня снайперских пуль и противотанковых снарядов. Он видел, как по обе стороны танка бегут и падают парашютисты, бегут и падают возле заборов и домов, по всей длине улицы Шхем. Многие лежали на перевязочных пунктах на каждом углу, длинными рядами. «Ужасное зрелище, — рассказывает один из танкистов, Сассон, — буквально кошмар! Они лежали на обочинах — кто с развороченной грудью, кто с окровавленной головой, кто с раздробленными конечностями».
Танкисты ехали по улице ужасов и, достигнув территории здания ИМКА, сами превратились в мишень сосредоточившегося на них со всех сторон огня. Рявкали базуки, противотанковые ружья. Пришлось немедленно отвечать огнем. Танки развернули орудия, наведя их на довольно высокие, порой четырехэтажные дома, и принялись «садить» в каждую дверь, каждое окно и оконце, где только посверкивало от выстрелов. «Случалось, — рассказывает Рафи, — мы укладывали в цель по пяти снарядов, но едва лишь отъезжали, нас снова оттуда же поливали огнем».
Для парашютистов их собратья танкисты, хорошо защищенные броней, являлись спасителями, которые могут все, но не делают того, что могут. Многие из них не знали, как наладить с танкистами связь, и пытались установить ее криком или швыряя в танки камни. Танкисты же, оглушенные грохотом разрывов и шумом двигателей, не были в состоянии расслышать крики или заметить камни, чтобы обратить внимание на цели, подсказываемые парашютистами.
Танкисты под обстрелом базук и гранатометов действовали мужественно. Но когда танки раз за разом давали задний ход, чтобы занять более выгодную позицию для стрельбы или уйти в более защищенное место, парашютисты в этом усматривали признак слабости.
«Координация между нами не клеилась, — говорит командир танкового отряда Рафи. — Они не понимали, что, войдя в зону огня, мы тем самым стали главной его мишенью. И все-таки мы им очень помогли; куда больше, чем они это могут себе представить».
Колонна танков медленно ползла вперед, и адский огонь на всем протяжении пути не оставлял времени и места для разногласий. Танк Сассона остановился против здания ИМКА и градом снарядов разнес вдребезги его высокие окна. Возле ниш, в которых прятались стрелки, остались большие ожоговые пятна черной копоти.
Сассон вгляделся в лестничную клетку здания ИМКА, наглухо прикрытую стеклом, и вдруг различил на нем силуэт в каске. Вокруг уже не было видно парашютистов, и трудно было предположить, что один из них отправился в дом на прочесывание. Сассон решил навести пушку на пританцовывавшую на стекле тень легионера. Он послал первый снаряд, угодивший чуть поверх силуэта. В стекле зазияла огромная дыра, и Сассон приготовился немного опустить прицел. В момент, когда он собрался скомандовать «Огонь»! из пробоины высунулась голова израильского парашютиста, крикнувшего ему на чистейшем иврите. «Эй, подымай дуло повыше, стреляй вверх — они побежали на четвертый этаж!». Сассон одной рукой оттолкнул башенного наводчика, другой схватил артиллериста — точно в ту долю секунды, когда тот собрался послать снаряд. Два эти действия, выполненные молниеносно и синхронно, предотвратили выстрел, которым парашютиста разорвало бы на куски.
Стены здания ИМКА были изуродованы. Из проломов и дыр клубился дым. Из разбитых окон выбивались языки пламени. Все указывало на то, что с противником здесь покончено. И танкисты двинулись вперед, не подозревая, что легионеры спрятались позади здания, чтобы, переждав, вернуться на свои позиции по фасаду. Ротам, которые должны были прийти сюда позднее, предстоял новый бой.
После того как штурмовая рота протаранила, насколько это вообще было возможно, доступ на улицу Шхем, за нею следом двигались подразделения еще одной роты, которая, в итоге тяжелых потерь тыловой рогы и исчезновения остатков вспомогательной роты (они, как мы помним, ошибочно вышли после обстрела на трассу 7-го полка и овладели музеем Рокфеллера), превратилась в сборную роту (мы так и будем ее именовать впредь, хотя это название не совсем точно). Бойцы сборной роты, во главе с командиром полка Иосеком, с первых же шагов по иордан-скому Иерусалиму поняли, что прошедшие здесь ожесточенные бои с участием танков и штурмовой роты не решили задачу. Легионеры, переждав позади домов, вернулись на фасады и возобновили бой. О второй волне боевых действий рассказывает один из ветеранов полка:
«Я участвовал в нескольких операциях возмездия, прошел Синайскую кампанию, но таких схваток еще не видывал. Это было что-то страшное. Они со всех сторон поливали нас огнем, а мы, ни на что не взирая, вынуждены были идти вперед. На уничтожение снайперов и огневых точек не было времени, а на то, чтобы укрыться, — тоже. Потом выяснилось, что по всей длине городской черты действовал размещенный рядами по всем этажам. гарнизон регулярных войск. А были и четырехэтажные дома, и стреляли в нас со всех уровней. Были укрепления, которые приходилось атаковать по четыре раза, и это после танков и штурмовой роты. Чтоб пройти полтора кило-метра улицы Шхем, понадобилось семь часов! Это, быть может, даст представление о трудности боя».
Другой добавляет:
«Ты продвигался с боем, зная при этом, что здесь уже дрались твои товарищи, потому что на каждом углу лежали раненые. Ты слышал и видел, как они стонут и мучаются, а задерживаться нельзя. Надо было идти вперед. Через каждые 10–15 метров падал кто-нибудь из твоих добрых друзей. Ты уже 15 лет ходил с ними на войны, на операции возмездия, служил; и если друга ранило на той стороне улицы, где находился ты, ты еще мог нагнуться и перевязать его, но если он свалился на другой стороне, ты не останавливаясь бежал дальше, чтобы не оторваться от своей группы, — она ведь нуждалась в тебе не меньше, чем он. Шел вперед, не имея понятия о происходящем. Никто из тех, кто вокруг тебя, не знал местности, хотя были и иерусалимцы, жившие на расстоянии нескольких сот метров отсюда. Все ново, неведомо. И ты шел… шел… а куда — не знал. И опять видел своих лежащих товарищей. Одних одолевала боль, другие были мертвы. Те, кто еще не сомкнул глаз навеки, удерживали стоны, чтобы не помешать твоему движению вперед, и молча провожали взглядом. Ты же не мог даже остановиться: жуть! Сам ты измучен (несколько ночей не спал) и одинок — нет ни командира роты, от которого можно было бы получить указание, ни связного (он с самого начала выбыл из строя), который бы тебя с кем-нибудь связал. Вся ответственность на тебе. Ты знаешь, что должен действовать сам — без команд и командиров. От тебя зависит все, все».