Тем временем снайперы на Стене, сообразив, что добыча, которую они стерегли, не только не попалась в ловушку, а уходит, открыли по колонне настильный огонь. Теперь высадка из автобусов проходила под пулями. Ранило одного из парней по имени Матан. Три снайперские пули поразили его. Они вонзились в его ноги. Его быстро отнесли на руках на лестничную клетку в «Риволи» и там положили рядышком с парашютистами.
Ими занимался один из фельдшеров минометного полка — Натан Шехтер. (В начале книги, не упоминая имени, мы рассказали о нем — это он прервал свои занятия в Италии, прилетел в страну утром первого дня войны и с аэродрома прямиком отправился в бригаду парашютистов). Теперь он делал все, что было в его силах, для раненых. Через четверть часа Шехтер заявил, что срочно нуждается в носилках для Матана: необходимо доставить раненого на верхний этаж и там заняться его ногами. Чтоб заполучить носилки, необходимо отправить за ними в автобус человека. Но предложить это вслух никто не решался, так как теперь на улице вокруг машин бушевал огненный смерч. Между тем водитель первого автобуса сказал, что, как ему помнится, один из его пассажиров был ранен во время высадаи и, возможно, остался в автобусе, который к этому времени был уже весь проды-рявлен, как решето.
Удвоенная необходимость — вынести раненого и принести носилки — заставила послать в автобус двух человек. Пойти вызвались приехавшие с минометным полком парашютист Хаим Русак и сержант разведслужбы Шломо. Им предстояло преодолеть всего-навсего полтора метра, отделявшие столб гостиничного подъезда от дверцы автобуса. Однако это пространство простреливалось настолько плотным огнем, что риск был велик. Кто кого опередит — солдаты снайперов на Стене или…? Буквально доля секунды должна была решить вопрос о жизни и смерти двух солдат.
Русак и Шломо молниеносно нырнули в автобус. Снайпер, находившийся в укрытии на Стене, отреагировал столь же молниеносно. Пули пробили смотровое стекло перед сидением водителя. Солдаты приникли к полу, успев установить, что в автобусе нет ни души. «Никаких раненых, — воскликнул Русак. — Ладно. Берем носилки».
Шломо взял носилки и понес к задней двери. Русак двинулся к переднему выходу. Страшился ли он в последний момент перед прыжком смерти?!.. Думал ли о возможности закончить жизнь в этой ловушке длиною полтора метра?!..
Шломо с носилками в руках метнулся вперед и приземлился на защищенной столбами площадке. Теперь Русак, приготовившись к прыжку, оттолкнулся от пола. Легионер, подстерегавший его появление, как охотник дичь, выпустил две пули, настигшие Русака в воздухе. Он издал душераздирающий крик и упал т плиты между столбами. Над ним тотчас склонится Шехтер, впрыснул ему морфий. Стоявший рядом Рон Лев спросил, какой возможен исход.
— Не волнуйся, — он будет в порядке, — проговорил Шехтер над изголовьем раненого. Затем вышел в соседнюю комнату и тихо произнес: «Никаких шансов» (Позднее на подступах к музею Рокфеллера погиб и Шехтер. Его родители, не знавшие, что сын прилетел в Израиль и что он на войне, до получения похоронной были уверены, что он в полной безопасности— вИталии.).
После того как Шломо принес носилки, Матана подняли на верхний этаж отеля, где ему была оказана первая помощь. Состояние его было тяжелым. Русак стонал, ему снова ввели морфий. Связной роты прилагал отчаянные усилия, чтобы вызвать из штаба бригады (переместившегося в музей Рокфеллера) транспорт и пока не поздно эвакуировать раненых. После многочисленных попыток установить связь раздался голос командира полка Иосека: «Скоро высылаем транспорт. Держитесь».
Послеобеденные часы прошли в ожидании темноты.
Когда стемнело, приехал командир полка Иосек сс взводом парашютистов, чтобы забрать раненых и солдат минометного полка и доставить их в музей Рокфеллера. Они пригнали с собой трофейный иорданский «лендровер». В автомобиль внесли Русака и Матана. Все было готово к отъезду. За руль сел Иехуда БенЗеэв. Он попытался завести машину, но безуспешно.
Что он ни предпринимал, — не помогало. Мотор молчал. Подогнали другой автомобиль, чтобы толкать «лендровер». Как только на машине зажглись стоп- сигналы, со Стены открыли стрельбу. Иехуда Бен-Зеэв замертво упал на сиденье. Самим спасителям пришлось искать убежища в «Риволи». Про раненого Матана забыли, и он остался в автомобиле один под пулями, так и свистевшими вокруг. Он громко молил: «Заберите меня отсюда… Не бросайте одного!..»
Его отчаянная мольба неслась из темноты, а навстречу уже спешили замкомполка Кача и вся эвакуационная команда. Матана снова перенесли в гостиницу. Вскоре его поместили в другую машину и под охраной разведчиков отправили на бригадный перевязочный пункт. К этим автомобилям пристроились и автобусы минометчиков.
Ночью командир полка прислал в «Риволи» подкрепление — 22 человека. Они разошлись по этажам и устроились у окон, обращенных к Воротам Ирода (Ворота Цветов). Пока новоприбывшие стерегли отель, солдаты сборной роты смогли ненадолго задремать, чтобы восстановить силы после долгого изнурительного дня.
Назавтра в полдень из окон «Риволи» уже можно было видеть, как по верху Стены разгуливают израильские солдаты.
Глава VIIВОРОТА АБУ-ТОРВторник, 27 ияра 1967 года. Полдень
1
Пока три парашютных полка овладевали кварталами иорданского Иерусалима северней стены Старого города и захватывали ключевые позиции, сжимающие его со всех сторон железными объятиями осады, орудия легиона продолжали обстреливать еврейский Иерусалим. Эта часть города тонула в тучах дыма, жители отсиживались за мешками с песком, в убежищах и коридорах, с напряжением ожидая дальнейшего. Опустевшие с началом первого артналета улицы вот уже сутки были безжизненны. В короткие паузы между вулканическим артиллерийским грохотом здесь царила мертвая тишина. Лишь бойцы гражданской обороны появлялись то тут, то там. Их вызывали тушить пожары, десятками занимавшиеся на иерусалимских улицах. Они бежали спасать семьи, не успевшие укрыться от обстрела; сопровождали в госпиталь сотни раненых, беспрерывный поток которых плыл с места сражения парашютистов из иорданского Иерусалима.
И в этот час можно было увидеть группу людей из гражданской обороны, шагающих по пустынной улице. Они направлялись в подразделение минометчиков, которое стояло в самом городе. С ними были две женщины из соседних домов — они несли солдатам холодный лимонад и печенье.
Группа вышла на склон холма, укрепленный песчаной насыпью. За насыпью торчали стволы минометов. Угрожающе рявкая, они изрыгали мины в сторону врага. Иехуда Хаэзрахи, в своей погоне за войной добравшийся и сюда, смотрел с насыпи на стрелявшие без устали минометы. Казалось, вся вселенная была заполнена их гулом и пороховой гарью. Он смотрел на минометчиков — как безмолвно и ритмично они работают; на их командиров и корректировщиков, которые вычисляли прячущиеся на горизонте цели с сосредоточенной тщательностью фармацевтов, колдующих над составлением опасных лекарств. Этот контраст заставил Иехуду подумать, что ему удалось попасть в самое шумное и одновременно самое спокойное место в городе.
«Самое шумное, — писал он после войны, — из-за неумолчного гудения рации, из-за надрывных криков командира Нери, адресованных минометчикам или связным, носящимся взад и вперед, но в основном, конечно, из-за ужасающего гула со вспышками огня и плотным дымом при вылете мин из стволов. Самое спокойное — потому что среди всего этого шума под маскировочными навесами принимали исходные данные от наблюдателей, вращали диски вычислительной аппаратуры, подсчитывали углы, расстояния, азимуты, словно занимаясь математическими головоломками».
Уполномоченные гражданской обороны прошли на позицию, и отовсюду к ним потянулись минометчики, усталые и грязные, с запыленными, щетинистыми лицами, воспаленными от бессонницы глазами и покрытыми копотью руками. Они столпились вокруг сосудов с холодной водой, которую им подавали женщины, и пили ее с наслаждением.
— Что в городе? — спросил один из них.
— Много разрушений? — допытывался другой.
Как вообще настроение? — интересовался третий.
Во время этой минутной паузы нашлось место и шутке, и смеху, но очень скоро окрик командира «Всем на позиции» покончил с передышкой.
Гудящие рации передавали все новые и новые просьбы об огневой поддержке полкам.
Битва продолжалась.
В 10.00 утра командир полка Иерусалимской бригады Михаэль Файкес вместе с начальником своего разведотдела Джонни прибыл к комбригу в дом Гистад- рута за получением окончательно сформулированного приказа атаковать иорданский Абу-Тор. Задача захватить Абу-Тор была возложена на их полк ранним утром, и для ее выполнения в Эйн-Керем с холмов Иерусалимского коридора были вызваны роты полка (где они находились с дней готовности). Но поскольку накануне один бой уже был полком упущен (вы помните, бронетанковая бригада Ури Бен-Ари захватила опорные пункты Абдель-Азиз, Радар и Неби-Самуэль, тогда как готовились их атаковать солдаты Иерусалимского полка), на сей раз было решено заранее окончательно согласовать все вопросы между командиром полка Файкесом и комбригом и назначить время выступления. Полку же Файкеса поручалось в послеобеденные часы овладеть самым южным кварталом города и, таким образом, фактически завершить окружение Старого города.
Файкес и Джонни поднялись на крышу здания Ги- стадрута и оттуда наблюдали за финалом атаки парашютистов на самый северный квартал иорданского Иерусалима — Шейх-Джарах.
Пограничной линией, проходившей по самой середине Абу-Тор, до этого дня служило высокое и широкое заграждение, делившее квартал на две части. По обе стороны границы друг против друга стояли восемь основательно укрепленных каменных домов. Четыре дома были позициями иорданцев, четыре др; лгих — израильтян. На северной оконечности квартала находилась арабская позиция Бет-Хатрисим, а против нее — позиция Бет-Хатрисим израильская. За ней — позиция «взводного дома», прозванного так потому, что в доме размещался взвод легионеров. Напротив — ее израильский двойник. Затем позиция Арье в центре и позиции Лулав на южном конце квартала, напротив — их израильские двойники под теми же названиями. Задача полка Файкеса заключалась в захвате четырех ключевых иорданских позиций, что открыло бы доступ ко всему иорданскому Абу-Тор и овладению им.