Пока полки прокладывали дорогу на холмы, весь штаб Моти сидел как на горячих углях. Ни у кого уже не хватало терпения ждать. Каждый страстно хотел быть в числе тех первых, что вступят в город. Когда Моти отдал приказ садиться в штабные бронетранспортеры, нервное напряжение сразу обернулось радостным подъемом.
— Мы были как во сне, — говорит один из командиров.
— В нас словно запылало пламя, — добавляет Моти. — Мы покатили на штабном броневике вперед. Выехали на развилку и увидели издали, что дела на Августе и на горе Скопус развиваются куда легче, чем предполагалось. Когда поднялись на Масличную гору, то оказалось, что и тут все уже «промыто» сильным огнем танков и артиллерии. Мы застали ее пустой.
Штабной бронетранспортер продолжал свой бег по гряде Масличной горы. Он миновал великолепный отель, высящийся на ее восточной вершине, и начал спуск в направлении Старого города. Во время спуска Моти пришло на ум, что исторический приказ полкам на штурм Старого города следует отдать с самого красивого места в Иерусалиме. Он скомандовал водителю бронетранспортера Бен-Цуру повернуть назад и подняться наверх на высокую террасу перед отделом «Интерконтиненталь», откуда открывается панорама всего Старого города.
Вид, который открылся его взору в то ясное утро, был для него самым прекрасным в мире: летний небосвод, словно сотканное из чистой голубизны молитвенное покрывало, накинутое на город, был прозрачней, чем обычно. Внизу блестели нежно вызолоченные утренним солнцем многочисленные купола Старого города. Изумрудные пятна зелени подчеркивали спокойную розоватую округлость куполов. Серо-коричневая Стена оттеняла белоснежность мраморных плит площади Храмовой горы. В центре, на вершине горы Мория высился восьмигранник мечети Омара на пьедестале из мрамора и бирюзовой керамики. Ее сверкающий купол, словно символ красоты и царственного величия, сиял в лучах солнца; соперничало с ним матовое серебро купола мечети Эль-Акса.
Перед куполами и площадями у подножия Стены раскинулась долина Иехошафата, неся на своих спусках беломраморные гробницы, каменные насыпи и бесчисленные пятна зелени кипарисов, маслин и сосен. По долинам еще нс рассеялась утренняя жемчужная дымка, кутая их в полупрозрачную пелену и придавая им загадочность.
Моти включил рацию и, несмотря на волнение, обратился к командирам полков с подобающей неповторимому историческому событию торжественностью.
— Командиры полков! — произнес он громко и внятно. — Мы находимся на гряде над Старым городом. Еще немного, и мы вступим в него. Перед нами древний Иерусалим, о котором с незапамятных времен мечтали и к которому стремились поколения наших соплеменников. Мы станем п е рвы ми, кто в него войдет. Израиль ждет этой исторической минуты. Гордитесь же, и удачи вам!
С Моти были в этот момент все офицеры командования. Они были совершенно разбиты и истощены после невероятных усилий, которых потребовали предыдущие сутки боя, но их усталые, заросшие щетиной лица говорили о том, что они переживают одну из прекраснейших минут своей жизни.
— Танки Эйтана, — продолжал Моти, — продвигаются слева. Они входят через Львиные Ворота.
— Вперед! В п е р е д! Вперед к Воротам!
— Заключительное построение — на Храмовой площади. Все. Перехожу на прием!
Тотчас после отдачи приказа на штурм Старого города стволы танков и безоткатных пушек на горах Скопус и Масличной повернулись в направлении северной части Старого города. Начался сильный артиллерийский обстрел мусульманского квартала и северной стены — главной преграды для 8-го полка на его пути прорыва в город через Ворота Ирода. «Артналет длился минут десять, — говорит Моти, — и был весьма эффективен. Мы накрыли огнем всю северную стену, но ни один снаряд при этом не был пущен в сторону священных мест и исторических сооружений. Вся стрельба производилась по зоне направо от Львиных Ворот. За этим мы внимательно следили».
Одновременно с артподготовкой танковая колонна начала спуск с Масличной горы по магистрали к Львиным Воротам. Тогда же по склонам Августы двигались вниз построенные в ряды роты 7-го полка.
Напротив виднелся мусульманский квартал, потонувший в облаке пыли и дыма от разрывов снарядов.
— Шевелиться быстрей! Быстрей! Еще быстрей! — прорычал Моти в микрофон своей рации, садясь в командный бронетранспортер, и помчался, нагоняя танки.
Колонна прошла через Гефсиманский сад и «Мост кошмаров» на Кидроне, где минувшей ночью гибли разведчики. Сожженный танк, копоть, черные пятна запекшейся крови — немые свидетели разрушения и огня, смерти и доблести разведчиков, — промелькнули и остались позади.
Чем ближе подходили танки к Львиным Воротам, тем трудней становилось маневрировать, но самозабвенный бег к Старому городу продолжался. «Наш разгон уже ничто остановить не могло», — говорит Моти.
Танки свернули в узкий коридор, ведущий к Львиным Воротам, который теперь превратился в коридор огня. Площадку перед воротами закупорило дымом, взлетавшим черными клубами. Рядом брызгал огнем пылающий остов автобуса. Кроны деревьев за каменными оградами по обеим сторонам дороги напоминали огненные шапки. О неумолимости боя говорил грохот наступающей колонны. На дорогах громоздились сожженные и искареженные автомобили. Их смотровые стекла были продырявлены пулями или разбиты вдребезги, а все, что находилось внутри, вывернуто наружу. На улице, посреди исковерканной дымящейся жести, валялись оторванные колеса. Каждый камень кричал о бое, о пожаре. Осажденные легионеры уже на собственной шкуре почувствовали древнюю мудрость вергилия: «Побежденному одно спасение — не надеяться на с п а с е н и е». Те, кто были готовы принять смерть рядом со своим пулеметом, продолжали стрелять, пока не были уничтожены фосфорными гранатами.
Ствол пушки головного танка уставился в центр Львиных Ворот. Посланный снаряд протаранил их, поколебал и вызмеил трещинами каменную толщу арки. Танк бил по Воротам снова и снова. Они вначале не поддавались, но вскоре уступили.
Моти тем временем двигался на командном броневике вдоль танковой колонны к головному танку. «Со мной рядом, — рассказывает он, — сидел водитель Бен-Цур — грязный бородатый парень. В свое время, в Войну за Независимость, у нас, в Негеве бытовало выражение «Оставить колею», то есть всем весом — на газ и молниеносно смыться. Тут мы поступили как раз наоборот. Бен-Цур восседал рядом со мной, отягощенный своим 90-килограммовым весом и своей черной бородой, и гут я ему говорю: «Бен-Цур— вперед!».
Бен-Цур рванул вперед. Впереди виднелись Львиные Ворота во всем ужасе поражения. Рядом с Воротами по-прежнему горела машина, загораживавшая проезд. Бронетранспортер пронесся сквозь огненный туннель. Пламя лизнуло лица, распаленные энтузиазмом штурмующих.
Было ровно 10 часов 12 минут. Колонна находилась прямо против изваянных на стене каменных львов.
3
«Бен-Цур, поезжай!» — скомандовал Моти водителю, подавшему бронетранспортер к самым воротам. Ворота были растворены, но существовало серьезное опасение, что легионеры наверху арки припрятали гранаты. На долю секунды Моти задумался над возможностью взрыва гранаты внутри командного бронетранспортера в момент удара машины по воротам.
«Бен-Цур, поезжай!» — уверенно отбросил он эту мысль. Бен-Цур выжал педаль, и броневик уперся в Ворота. Раздался мощный треск. Ворота распахну. гчсь. Бронетранспортер ринулся внутрь и тотчас же натолкнулся на каменные глыбы, попадавшие со стены во время танкового обстрела и забаррикадировавшие дорогу. Машина расшвыряла камни и устремилась вперед. Неожиданно перед бронетранспортером возник араб в штатском. У Моти мелькнуло опасение, что араб может бросить гранату и одним ударом уничтожить броневик. «Бросит или не бросит?». Но броневик уже промчался мимо застывшего на месте араба и, свернув налево, понесся дальше, пока не достиг Ворот Племен, ведущих на Храмовую гору. Перед Воротами лежал на боку старый мотоцикл. Снова мгновенная реакция Моти: «Заминирован или нет?».
«Бен-Цур, езжай!» — скомандовал он. Бронетранспортер раздавил мотоцикл и поехал вперед до узкой замощенной тропе, ведущей к Храмовой горе. Напротив в небе золотился купол мечети Омара, подпоясанный бирюзовыми арабесками мозаики.
На пути к нему броневики миновали с одной стороны Ворота Милосердия и Погребальные Ворота, с другой — купол Соломона (легенда рассказывает, что по завершении строительства Храма Соломон на том месте, где сейчас высится купол, преклонил колени, воздел руки к небесам и вознес молитву Богу. Среди прочего он просил: «Если выйдет Твой народ на войну с врагами на путях, которые Ты ниспошлешь, пускай вознесут молитву Тебе в городе, который Ты избрал, и в Доме, который я воздвиг для Тебя. Услышь тогда их молитву и мольбу и сверши Свой суд над ними»).
Бронетранспортер Моти достиг Храмовой площади. «Когда мы очутились на площади, — говорит Моти, — мы поняли, что целиком выполнили свою задачу и сказали себе: здесь не стреляют. Это место священно».
Он включил рацию и скомандовал командирам частей:
«Всем, всем. Отставить! Станция Давида. Здесь Давид. Повторяю: всем прекратить обстрел. Перехожу на прием».
Затем он радировал заместителю начальника генштаба Бар-Леву: «Я овладел Храмовой горой. Повторяю: я овладел Храмовой горой. Прием».
«Вас поняли, — гласил ответ. — Честь и слава! Честь и слава!».
Следующие радиопереговоры состоялись у Моти с командующим центральным сектором Узи Наркисом:
У з и: «Здесь точка 8/9. Кто говорит? Моти? Прием».
Моти: «Говорит точка 7. Возле мечети Омара. Поблизости от Стены».
Узи: «Моти, ты неподражаем на фоне мечети Омара! Я сейчас же выезжаю к Львиным Воротам. Порядок! Точка».
Танковая колонна не могла пройти через узкий проем Львиных Ворот и была вынуждена перед ним остановиться. Из-за колонны выбегали, спеша к Воротам, парашютисты Замуша. То и дело раздавались гулкие взрывы снарядов, перекрывавшие голоса солдат («Трах! Трах! Бум-м! Бум-м! Тра-ах!).