– Свет, – тихо сказал он, и древняя тусклая заговоренная лампа на стене вспыхнула пурпурным сиянием.
Человек, напавший на Тави, был небольшого роста и среднего телосложения. Каштановые волосы с множеством седых прядей спадали на плечи и закрывали почти все лицо, и Тави едва удалось разглядеть за их завесой карие глаза. Зато он отлично видел отвратительный шрам, клеймо, которым легион отмечал тех, кого обвинял в трусости. Его руки были длинными, жилистыми и жесткими, совсем как старый кожаный ошейник раба на шее, а еще их покрывало множество белых шрамов. Некоторые из них, крошечные, от ожогов у кузнечного горна, другие были ровными и тонкими, такие Тави видел на руках старого Джиральди в гарнизоне и у дона Майлса.
– Линялый, – выдохнул Тави, в груди у которого все сжалось от неожиданного и такого стремительного нападения. – Линялый, это я.
Линялый на мгновение приподнял его подбородок, чтобы хорошенько рассмотреть, затем расслабился и отодвинулся.
– Тави, – пробормотал он сонным голосом, – обидел тебя?
– Со мной все хорошо, – заверил его Тави.
– Пробрался, – хмуро проворчал Линялый. – В мою комнату.
Тави сел:
– Да. Извини, если я тебя напугал.
Линялый ловким движением перевернул кинжал, взял его за клинок и протянул Тави. Тот взял свое оружие и убрал на место.
– Спал, – сказал Линялый и зевнул, тихонько фыркнув в конце.
– Линялый, – сказал Тави, – я помню зубчатые стены гарнизона. Я знаю, что ты притворяешься. Ты совсем не умственно отсталый, не идиот.
Линялый одарил Тави широкой бессмысленной улыбкой.
– Линялый, – заявил он весело.
Тави мрачно посмотрел на него и сказал:
– Не делай этого. Никто не посягает на твои тайны. Можешь оберегать их сколько пожелаешь. Но не оскорбляй меня дурацкими розыгрышами. Мне нужна твоя помощь.
Линялый замер и долго сидел неподвижно. Затем склонил голову набок и заговорил тихим мягким голосом:
– В каком смысле?
– Не здесь, – покачав головой, ответил Тави. – Идем со мной. Я тебе все объясню.
Линялый вздохнул:
– Гай.
– Да.
Раб на мгновение закрыл глаза, затем подошел к сундуку и достал оттуда несколько предметов и запасное одеяло. Затем он с силой надавил на дно, и послышался глухой треск. Линялый вынул из сундука ножны и короткий прямой меч, гладий легионера. Он несколько секунд рассматривал его в тусклом свете, потом убрал в ножны, набросил на плечи просторную тунику из старой мешковины и спрятал оружие под ней.
– Я готов.
Тави провел его по коридорам Академии, направляясь к ближайшему потайному маршруту, который вел в верхнюю часть подземелий, и вскоре они вышли на улицу около цитадели. Вход в подземелья, строго говоря, не был потайным, спрятанным от посторонних глаз, но он скрывался в глубокой тени очень узкого извивающегося переулка, и, если не знать, куда смотреть, низкая щель, ведущая на лестницу, была незаметной.
Тави провел Линялого по сырым, холодным коридорам, где редко кто бывал. Вскоре они оказались на одном из первых уровней подземелий, а затем прошли под стенами цитадели. Подойдя к лестнице, ведущей в покои для медитаций Первого консула, они стали спускаться вниз, и на каждом уровне их останавливали стоящие на посту легионеры. В ногах Тави отчаянно пульсировала боль, отзываясь на каждый удар сердца, но он заставил себя не обращать внимания на жалобы уставшего тела и продолжал идти вперед.
Тави заметил, что Линялый изучает и запоминает дорогу, хотя он ни разу не поднял головы. Волосы падали ему на лицо, смешиваясь с грубой тканью туники. Он вел себя как старый человек – шел осторожно, время от времени останавливаясь, словно страдал от артрита. По крайней мере, когда они проходили через караульные помещения. Как только они оказывались за очередным витком винтовой лестницы, он начинал двигаться уверенно, с кошачьей грацией и совершенно бесшумно.
У подножия лестницы Тави обнаружил, что черная стальная дверь в покои Первого консула заперта. Тави вытащил кинжал и постучал по ней рукоятью в определенном ритме. Через некоторое время дверь распахнулась и на пороге появился сердитый Майлс.
– Где, вóроны тебя забери, ты болтался, мальчишка? – поинтересовался он.
– Хм. Ходил за человеком, о котором я вам говорил, дон Майлс. Это Линялый.
– Долго же ты за ним ходил! – прорычал Майлс и холодно посмотрел на раба. – Через четыре часа Гай должен появиться в своей ложе на предварительных состязаниях Гонок ветра. У Антиллара пока плохо получается изображать Первого консула, а Киллиан не может ему помочь, пока не убедится в том, что за Гаем присматривают. Тебе следовало привести сначала раба.
– Да, дон Майлс, – сказал Тави. – Я постараюсь это запомнить – на следующий раз.
Офицер еще сильнее помрачнел.
– Входите, – сказал он. – Значит, Линялый? Я приказал принести сюда постель и кровать. Ты должен помочь мне все приготовить и уложить Гая.
Линялый замер на месте, и Тави увидел в его глазах, прячущихся за длинными прядями волос, потрясение.
– Гай?
– Судя по всему, он потратил слишком много сил на заклинание фурий, – пояснил Тави. – Возможно, подорвал здоровье. Он потерял сознание несколько часов назад.
– Жив? – спросил Линялый.
– Пока жив, – ответил Тави.
– Но будет лучше, если мы положим его в нормальную постель и займемся им по-настоящему! – прорычал Майлс. – Тави, тебе нужно будет передать парочку распоряжений. Самых обычных. Но сделай так, чтобы все им поверили. Ты понял?
«Ну вот, прощай, надежда хоть немного поспать», – подумал Тави. Судя по тому, с какой скоростью развиваются события, вполне может случиться так, что он вообще пропустит заключительные экзамены. Он вздохнул.
Линялый, с трудом передвигая ноги, прошаркал в комнату и отправился к постели, на которую показал Майлс. Кровать оказалась совсем простой, такой, на которых спали легионеры, и Линялый быстро ее собрал.
Майлс подошел к рабочему столу Гая, стоявшему около одной из стен, и взял маленькую стопку конвертов. Он молча отдал их Тави, и тот уже собрался спросить, который из них следует доставить первым, но тут Майлс неожиданно прищурился, на лбу у него появились морщины.
– Эй, ты, – сказал он. – Линялый. Повернись ко мне.
Тави увидел, как Линялый облизнул губы и встал, а затем повернулся к Майлсу, не поднимая головы.
Майлс подошел к нему:
– Покажи мне лицо.
Линялый жалобно захныкал и принялся испуганно кланяться.
Майлс протянул руку и отбросил волосы, закрывавшие одну сторону лица Линялого, открыв уродливое клеймо труса. Майлс смотрел на него и хмурился.
– Дон Майлс, – спросил его Тави, – с вами все в порядке?
Майлс провел рукой по своим коротко остриженным волосам.
– Устал, – ответил он. – Мерещится всякое. Мне показалось, будто я его где-то видел.
– Может, видели, как он работал во дворе Академии, – предположил Тави, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
– Скорее всего, – не стал спорить Майлс, сделал глубокий вдох и расправил плечи. – Мне еще нужно заняться новым легионом. Я ухожу на утренние учения.
– Обычные дела, – сказал Тави.
– Именно. Киллиан здесь за всем присмотрит до моего возвращения. Повинуйся ему беспрекословно. Ты понял?
Майлс повернулся и вышел, не дожидаясь ответа.
Тави вздохнул и подошел к Линялому, чтобы помочь ему застелить постель. В другом конце комнаты Гай лежал на спине, его кожа приобрела серый оттенок. Киллиан стоял около него на коленях, готовя чай, в жаровне пылали угли, от которых в воздух поднимался пар с отвратительным запахом.
– Тави, – тихо сказал Линялый, – я не могу это сделать. Не могу находиться рядом с Майлсом. Он меня узнает.
– А это плохо? – шепотом спросил Тави.
– Тогда мне придется с ним драться. – Слова были совсем простыми, он произнес их мягко, с грустью и сожалением. – Я должен уйти.
– Нам нужна твоя помощь, Линялый, – сказал Тави. – Гай в ней нуждается. Ты не можешь его бросить.
Линялый покачал головой:
– Что Майлс обо мне знает?
– Твое имя. Что я тебе доверяю. Что Гай приказал, чтобы ты отправился в Академию вместе со мной.
– Проклятые фурии, – вздохнув, сказал Линялый. – Тави, я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал. Пожалуйста.
– Все, что угодно, – мгновенно ответил Тави.
– Ничего больше не говори Майлсу про меня. Даже если он спросит. Наври, придумай что-нибудь – все, что угодно. Мы не можем допустить, чтобы он сейчас впал в ярость.
– Что? – спросил Тави. – Почему он должен впасть в ярость?
– Потому что он мой брат, – ответил Линялый.
Глава 13
Хотя Исана пролежала без сознания бóльшую часть дня, к тому времени, когда она собрала вещи и устроилась в закрытых носилках, она чувствовала себя совершенно измученной.
Исана никогда еще не летала на носилках, ни открытых всем стихиям, ни закрытых, и предстоящий полет приводил ее в ужас. Сами носилки почти не отличались от обычного дивана, по крайней мере внутри, и от этого ей становилось особенно не по себе, когда она видела в окно проносившихся мимо птиц или пушистые облака, окрашенные в темно-золотой цвет близившегося заката. Она некоторое время смотрела в сгущавшиеся сумерки и на землю далеко внизу и чувствовала, как отчаянно бьется сердце.
– Как долго темнеет, – пробормотала Исана, не отдавая себе отчета, что заговорила вслух.
Серай подняла голову от вышивки, лежавшей у нее на коленях, и взглянула в окно. Закатное солнце окрасило жемчужины у нее на шее в розовые и золотые тона.
– Мы летим в сторону заката, домина, очень высоко и очень быстро. Солнце через некоторое время нас обгонит. Хотя лично я люблю вечера.
Исана взглянула на нее, изучая ее профиль. Эмоционального присутствия Серай почти не ощущалось – всего лишь нечто туманное и легкое, точно перышко. Когда рабыня заговорила, Исана не уловила в ее интонациях чувств и переживаний, к которым привыкла, когда имела дело с другими людьми. Она могла на пальцах одной руки сосчитать тех, кому удавалось скрывать от нее свои эмоции.