Фигура замерла на одной из крыш, глядя на певцов. Потом Кот опустился на четвереньки, слегка наклонил голову и застыл, с очевидным удовольствием слушая пение. А Тави наблюдал за Котом, охваченный странным чувством узнавания. Затем Кот поднялся на ноги и, словно призрак, перелетел на следующую крышу, теперь его скрытое капюшоном лицо обратилось в сторону пекарни, где прилавки ломились от сластей и пирожков и краснощекая женщина деловито торговала лакомствами. Кот напрягся, и Тави понял, что тот испытывает голод. Через мгновение Кот спрыгнул на землю.
Тави подождал, когда Кот скроется из виду, и перепрыгнул на крышу пекарни. Там он нашел еще одно подходящее место и успел спрятаться как раз в тот момент, когда Кот проскользнул между двумя домами и спокойно зашагал по заполненной людьми улице. Он даже сделал несколько движений в такт музыке, когда проходил мимо певцов. Оказавшись возле прилавков пекарни, Кот слегка замедлил шаг, как раз в то мгновение, когда краснощекая женщина отвернулась, чтобы бросить серебряные монеты в специальный ящичек. Плащ Кота слегка шевельнулся, и, если бы Тави так пристально не наблюдал за ним, он бы не заметил, как сдобная булка исчезает под серым плащом вора.
Кот даже не сбился с шага, тут же свернул в узкий проход между домами и спокойно зашагал по переулку.
Тави встал, тихонько подошел к краю крыши и снял с пояса тяжелый моток прочного гибкого шнура. Он быстрыми уверенными движениями завязал петлю аркана – долгие тренировки со стадом овец его дяди не прошли напрасно. Ему предстояло сделать непростой бросок, поэтому он присел на корточки, примерился, а потом бросил аркан.
Петля аккуратно опустилась на скрытую капюшоном голову Кота. Вор рванулся в сторону и успел подсунуть под шнур два пальца, прежде чем Тави затянул петлю, уперся двумя ногами в крышу и сильно потянул за шнур. Рывок сбил Кота с ног, и он упал на бок. Тави дважды обернул шнур вокруг трубы пекарни, завязал его пастушьим узлом, после чего, не теряя ни мгновения, спрыгнул вниз, удачно приземлился и уже следующим прыжком оказался на спине Черного Кота. Используя инерцию, он ударил вора о стену пекарни.
Однако Кот ударил ногой по стопе Тави, и, если бы не тяжелые башмаки, ему удалось бы сломать пальцы Тави.
– Стой смирно, – прошипел Тави, дергая за шнур, чтобы не дать своему противнику восстановить равновесие.
Послышался тихий шорох покидающего ножны ножа, лезвие которого тут же ударило по руке Тави, сжимавшей шнур. Тави успел убрать пальцы, и лезвие вошло в натянутый шнур. Однако он был слишком толстым, чтобы можно было перерезать его с одного удара, Кот протянул свободную руку, чтобы зафиксировать шнур и повторным ударом его разрезать.
Петля слегка ослабела. Тави вновь швырнул Кота на стену, схватил за запястье руку с ножом и ударил ее о камень. Нож со звоном выпал на землю. Тави нанес сильный удар ребром ладони по шее Кота. Оглушенный, Кот пошатнулся. Тави развернулся и бросил вора на землю лицом вниз, а сам уселся ему на спину, ловко заломив назад тонкую руку.
– Не двигайся! – прорычал Тави. – Я не имею никакого отношения к гражданскому легиону. Я всего лишь хочу с тобой поговорить.
Черный Кот неожиданно перестал сопротивляться, но Тави почувствовал, что ему готовят сюрприз. Между тем напряженные мышцы Кота расслабились.
Тави заморгал и сорвал капюшон с головы своего пленника.
Грива роскошных серебристо-белых локонов обрамляла изящное женское личико с полными губами. Изумрудно-зеленые глаза, слегка скошенные к уголкам, были ужасно похожи на глаза Тави, и в них застыло выражение бесконечного удивления.
– Алеранец? – задыхаясь, прошептала она.
– Китаи, – выдохнул Тави. – Так ты и есть Черный Кот?
Она повернула голову так, чтобы иметь возможность видеть Тави, и ее глаза заблестели в темноте переулка. Тави долго не спускал с нее глаз, чувствуя, как затрепетали мышцы его живота. Он ощутил стройное сильное тело юной девушки из племени маратов, которая лежала под ним. От ее кожи исходил жар, и ее дыхание не успокоилось, хотя она и перестала сопротивляться. Он осторожно выпустил ее запястье, и она столь же осторожно вытащила руку.
Тави задрожал и наклонился ниже, втягивая воздух через нос. Пряди тонких волос щекотали его губы. От Китаи пахло самыми разными ароматами: дорогими духами, вероятно похищенными в лавках, свежим теплом еще не остывшего сладкого хлеба, а еще – вереском и чистым зимним ветром. Она повернула к нему голову, и ее висок задел подбородок Тави, а теплое дыхание коснулось его горла. Она прикрыла глаза.
– Ну, – пробормотала она после короткой паузы, – ты меня поймал, алеранец. Или делай что-нибудь со мной, или дай мне встать.
Тави почувствовал, что отчаянно краснеет, торопливо перенес вес своего тела на руки и вскочил. Еще несколько мгновений девушка-марат молча смотрела на него снизу вверх, не двигаясь, ее губы кривились в легкой ухмылке, потом она с чисто кошачьей грацией поднялась на ноги. Она огляделась и увидела, что украденная булка валяется на земле. Они ее раздавили.
– Ну посмотри, что ты наделал, – пожаловалась она. – Ты испортил мой обед, алеранец. – Она с недовольным видом оглядела Тави, а потом положила руки на пояс. Тави заморгал, разглядывая Китаи. – Ты вырос, – с укором сказала она. – Ты стал выше.
– Прошло два года, – заметил Тави.
Китаи презрительно фыркнула. Под плащом на ней была дорогая мужская туника из темного шелка, украшенная ручной вышивкой, плотные штаны легионера и превосходные кожаные туфли, которые наверняка стоили целое состояние. Девушка-марат также сильно изменилась, хотя она почти не выросла, но некоторые части ее тела стали заметно более привлекательными, и Тави старался не смотреть на бледную полоску гладкой кожи, видневшуюся из выреза туники. На ее щеке пылал красный след от удара о стену, такое же красное пятно осталось у нее на горле от аркана, брошенного Тави.
Если Китаи и испытывала боль, виду она не подала. Продолжая смотреть на Тави умными дерзкими глазами, она сказала:
– Дорога сказал, что ты так со мной и поступишь.
– Как поступлю? – недоуменно спросил Тави.
– Вырастешь, – ответила Китаи. Она вновь оглядела его с ног до головы. Казалось, она не испытывает ни малейшего смущения. – Станешь сильнее.
– Хм, – ответил Тави. – Я провинился?
Она бросила на него свирепый взгляд, а потом нашла на земле свой нож и подняла его. Тави успел заметить, что клинок инкрустирован золотом и серебром, а рукоять украшена янтарем и аметистами. Такое оружие обошлось бы ему в годовое жалованье на службе у Гая. Впрочем, Гай платил ему совсем немного. Теперь Тави разглядел на ее шее и запястьях ювелирные украшения, а в ухе – серьгу. Если все это украдено, то городские власти ее казнят, если Китаи попадется.
– Китаи, что ты здесь делаешь? – спросил он.
– Голодаю! – прорычала она, ткнув носком туфли в испорченную булку. – И все из-за тебя, алеранец.
Тави покачал головой:
– А что ты делала до этого?
– Не голодала, – фыркнув, ответила она.
– Вóроны, Китаи. Как ты оказалась здесь?
Перед тем как ответить, она поджала губы:
– Я на страже.
– Что?
– Я стою на страже, – проворчала она. – Неужели ты ничего не знаешь?
– Я начинаю думать, что так оно и есть, – ответил Тави. – На страже чего ты стоишь?
Китаи закатила глаза, показывая раздражение и презрение:
– Ты глупец. – Она прищурилась. – А что делал ты на этой крыше? Почему ты на меня напал?
– Я не знал, что это ты, – ответил Тави. – Я пытался поймать вора по имени Черный Кот. Похоже, мне это удалось.
Глаза Китаи сузились.
– Единственный иногда благословляет удачей даже идиотов, алеранец. – Она сложила руки на груди. – Ты меня нашел. Чего ты хочешь?
Тави задумался. Для Китаи пребывание в Алере было очень опасным, в особенности в столице. Люди здесь враждебно относились к маратам. Когда мараты разбили легион принцепса Гая Септимуса в Первой кальдеронской битве, в Алере появилось множество вдов и сирот. А поскольку Коронный легион набирался в столице, десятки тысяч людей, населявших ее, ненавидели маратов.
Из-за атлетического сложения, бледной кожи и волос – а в особенности из-за миндалевидной формы глаз – в Китаи сразу признают варвара с востока. А если учесть, сколько она всего украла (подвергнув горькому унижению весь гражданский легион), она бы не дожила до тюрьмы или суда. Если бы ее увидели, разъяренная толпа, вероятно, схватила бы ее, забросала камнями, или повесила, или сожгла на месте, в то время как гражданские легионеры сделали бы вид, будто ничего не замечают.
Желудок Тави заурчал от голода, и он вздохнул:
– Первым делом я намерен достать еды для нас обоих. Ты меня здесь подождешь?
Китаи подняла брови:
– Неужели ты думаешь, я не в силах украсть еды для себя?
– Я не собираюсь красть, – сказал Тави. – Считай, что я приношу извинения за испорченную булку.
Китаи нахмурилась, а потом осторожно кивнула и сказала:
– Хорошо.
У него едва хватило денег, чтобы купить пару солидных куриных ножек, буханку свежего хлеба и кувшин яблочного сидра. Он принес угощение в темный переулок, где его терпеливо дожидалась Китаи. Тави протянул ей куриную ножку, разломил хлеб и предложил девушке. Потом он прислонился к стене и всерьез принялся за еду.
Очевидно, Китаи была не менее голодна, чем Тави, и они очень быстро покончили с мясом и хлебом. Тави сделал несколько больших глотков сидра, а потом передал кувшин Китаи.
Девушка выпила сидра, повернулась к Тави, и ее экзотические глаза заблестели. Она бросила пустой кувшин и уставилась на Тави, облизывая пальцы. Тави и сам смотрел на нее и не мог оторваться.
Наконец на губах Китаи заиграла улыбка.
– Ну, алеранец? – спросила она. – Чего же ты хочешь?
Тави заморгал, раскашлялся и отвернулся прежде, чем снова начал краснеть. Он сурово напомнил себе о том, чтó поставлено на карту. Сейчас он не может позволить себе отвлекаться, слишком многим людям это может стоить жизни. И это помогло Тави не думать о пальцах Китаи и ее губах. Тави вновь охватила тревога.