что у юноши душа нараспашку» (Liv. XXVIII. 35), чем мастерски и воспользовался. Мы знаем, что командующий умел производить хорошее впечатление на собеседников; данный случай не стал исключением, и нумидиец был буквально очарован римским полководцем. Союз был заключен, и Сципион повел легионы в Таррагону. Чтобы не вызывать подозрений Магона, Масинисса с разрешения Публия Корнелия разорил близлежащие территории, взял богатую добычу и вернулся в Гадес.
Магон ничего не знал о предательстве командира нумидийской конницы. Он понимал, что дни карфагенского присутствия на Иберийском полуострове сочтены, и готовился переправить войска в Африку для защиты Картхадашта. Однако в разгар приготовлений получил приказ карфагенского правительства перебросить армию в Италию. Там Магону предписывалось нанять галлов и лигурийцев, после чего идти на соединение с Ганнибалом (Liv. XXVIII. 36). Решение в высшей степени странное, поскольку после завоевания римлянами Испании судьба войны решалась в Африке, но никак не в Италии, которая стала второстепенным стратегическим направлением. У Ганнибала не было сил угрожать непосредственно Риму, без этого его пребывание на вражеской территории теряло смысл. Правительству в Картхадаште надо было собирать все войска для защиты города, а не распылять их по разным фронтам. Совсем недавно Гасдрубал Баркид потерпел поражение при попытке прорваться на соединение с Ганнибалом, хотя его армия в несколько раз численно и качественно превосходила армию Магона. Власти Карфагена допустили серьезную ошибку, когда отдали приказ переправить гарнизон Гадеса в Италию.
У Магона не было выбора, и он начал готовиться к экспедиции в Италию. Несмотря на то что из Картхадашта ему прислали значительную сумму денег, военачальник посчитал, что их будет недостаточно для вербовки наемников. Поскольку Магон не собирался возвращаться в Гадес, то принял решение ограбить городскую казну, местные храмы и богатых горожан. После этого карфагеняне погрузились на корабли и навсегда покинули Гадес.
Трудно сказать, когда Магону пришла в голову идея захватить Новый Карфаген. Либо он обдумал ее во время пребывания в Гадесе, либо просто решил воспользоваться ситуацией. Как бы там ни было, пунийские корабли изменили курс и устремились к испанскому побережью. Магон надеялся застать римлян врасплох, однако все пошло не так, как рассчитывал карфагенский военачальник. И виноват в этом был он сам. Вместо того чтобы сразу высадить десант у Нового Карфагена и внезапно атаковать город, Магон отправил солдат грабить окрестные села. После этого вновь погрузил войска на корабли, подошел к Новому Карфагену и в течение дня держал флот в пределах видимости с городских стен. И только ночью приказал начинать штурм.
Атака на город началась со стороны лагуны, в том самом месте, где несколько лет назад воины Сципиона прорвались в город. К этому времени командир римского гарнизона был извещен о том, что пунийцы разоряют и грабят сельскую округу, а их корабли курсируют вдоль берега. Меры предосторожности были приняты, войска приведены в полную боевую готовность.
Очень часто действия карфагенских полководцев не поддаются логическому объяснению. Совершенно непонятно, зачем Магон потерял целые сутки и потратил время на разорение городских окрестностей, вместо того чтобы с ходу попытаться овладеть Новым Карфагеном. Пунийцы дали себя обнаружить и тем самым позволили римлянам подготовиться к обороне. Фактор внезапности, который в операциях подобного рода имеет решающее значение, был утерян, поэтому итог авантюры Магона был закономерен. Младший брат Ганнибала был опытным военачальником, воевал в Италии, сражался при Каннах, защищал от римлян Испанию. В отличие от карфагенских олигархов, Магон с молодых лет находился в армии, хорошо знал стратегию и тактику, поэтому непонятно, почему операция по захвату Нового Карфагена была так бездарно спланирована.
Рассказ Тита Ливия об атаке на Новый Карфаген изобилует фактическими ошибками (XXVIII. 36). Как следует из текста, пунийцы пошли на штурм со стороны лагуны: «Магон повел их к той стороне стены, овладев которой римляне в свое время взяли город». Ничего удивительного в этом нет, карфагенский военачальник просто пытается повторить успешные действия Сципиона. Вопросы вызывает дальнейший рассказ Ливия: «Когда вражеские солдаты вперемешку с матросами нестройной толпой подошли к стене, шумом возмещая нехватку сил, ворота внезапно раскрылись и оттуда с криком выбежали римляне». Во-первых, идти через лагуну нестройной толпой с шумом и криками невозможно по определению – достаточно вспомнить, с каким трудом через нее перебрались легионеры Сципиона. Во-вторых, с этой стороны в городской стене не было ворот. Получается, что дальнейшее повествование Ливия действительности не соответствует: «Враги дрогнули при первом же столкновении и от первых же дротиков побежали; их преследовали до самого берега, многих убили. Если бы стоявшие у берега корабли не приняли перетрусивших беглецов, никто бы не уцелел в сражении и бегстве». Римский историк громоздит одну нелепость на другую, совершенно не задумываясь о том, насколько правдоподобно это выглядит. Даже если римляне вышли из ворот, обошли городские укрепления и отбросили пунийцев от стен, то преследовать противника в лагуне, где местами вода доходила до плеч, они не могли чисто физически. Тем более – убивать при этом солдат противника сотнями. В этом плане утверждение Ливия, что «между стеной и берегом перебито было около восьмисот человек и найдено около двух тысяч щитов, мечей и другого оружия», выглядит более чем странным.
Здесь может быть только два ответа: либо карфагеняне произвели атаку на городские ворота со стороны суши, потерпели поражение и были отброшены к кораблям с большими потерями, либо наступали через лагуну и были отбиты находившимися на стене легионерами. В этом случае ни преследования, ни больших потерь не было. Каждый выбирает ту версию развития событий, которая ему больше нравится.
После провала операции по захвату Нового Карфагена пунийские корабли вновь изменили курс и поплыли в сторону Геркулесовых Столпов. Как это ни покажется парадоксальным, но Магон решил возвратиться в Гадес. Тит Ливий не объясняет, в чем была причина метаний пунийского военачальника, почему он решил проигнорировать приказ карфагенского правительства. Как бы там ни было, когда карфагеняне появились в окрестностях Гадеса, горожане закрыли перед ними ворота. На все вопросы Магона, почему так происходит, военачальнику отвечали, что население боится новых грабежей. Магон не имел сил для штурма города, но очень хотел покарать горожан за измену, поэтому он заманил на переговоры представителей правящей верхушки Гадеса, велел высечь их кнутами и приколотить к деревянным крестам. После чего погрузил войска на корабли и уплыл по старому маршруту. Как только карфагенские паруса исчезли за линией горизонта, горожане отправили к римлянам гонцов с вестью, что сдают Гадес. Так бесславно закончилось владычество пунийцев на Иберийском полуострове.
Магон приказал держать курс на Питиусский архипелаг, где находилась колония карфагенян. Римляне до этих мест еще не добрались, поэтому Магон сумел запастись продовольствием и навербовать новых солдат. После этого командующий распорядился отплывать к Балеарским островам. Когда карфагенские корабли попытались войти в гавань острова Мальорка, местные жители оказали пришельцам вооруженное сопротивление. Прославленные балеарские пращники обрушили на пунийские корабли град метательных снарядов и заставили кормчих развернуть суда, поэтому карфагеняне высадились на Минорке, вытащили корабли на берег, разбили лагерь, заняли город и приготовились к зимовке. Во время время нахождения на острове Магон нанял 2000 воинов и переправил их в Карфаген для защиты города.
Боевые действия в Западном Средиземноморье затихли. После сдачи Гадеса с карфагенским присутствием в Иберии было покончено, поэтому Сципион принял решение вернуться в Рим. Передав командование Луцию Лентулу и Луцию Манлию Ацидину, в конце 206 г. до н. э. военачальник на десяти кораблях прибыл в гавань Остии. Оттуда Публий Корнелий направился в Рим, где сделал в Сенате доклад о ходе и итогах Иберийской кампании. Несмотря на потрясающие успехи, полководцу было отказано в триумфе на том основании, что «до сего дня ни один человек, не занимавший еще должностей, триумфа не получал» (Liv. XXVIII. 38). Зато весной 205 г. до н. э. Сципион был избран консулом. Именно с его именем народ Рима связывал окончательную победу над Карфагеном.
В Риме бушевали страсти, по городу ходили слухи, что Сципиону без жеребьевки достанется Африка. Данный факт не мог не тревожить сенаторов, недоброжелательно настроенных к популярному в народе полководцу, подливал масла в огонь и сам Публий Корнелий. Он говорил о том, что как только переправит легионы в Африку, то Ганнибал покинет Италию для защиты Карфагена. И война вернется туда, откуда пришла. Однажды полководец заявил на Форуме, что «провозглашен консулом не для того, чтобы просто вести войну, но для того, чтобы ее закончить, а это возможно, только если он переправится с войском в Африку, и буде Сенат воспротивится тому, он обратится к народу» (Liv. XXVIII. 40). Это дерзкое заявление еще больше встревожило «отцов отечества». Поэтому на ближайшем заседании Сената против Сципиона и его амбициозных планов выступил Квинт Фабий Максим Кунктатор.
Лучшей кандидатуры, чтобы противостоять в Сенате Публию Корнелию, было не найти. Пятикратный консул, спаситель республики в страшные дни нашествия Ганнибала, завоеватель Тарента, прозванный соотечественниками «щит Рима», Фабий Максим стал легендой еще при жизни. О своих заслугах перед государством Кунктатор высказался кратко и емко: «Моя слава при мне: с нею мне и жить, с нею и умереть. Я не позволил Ганнибалу победить, чтобы смогли победить его вы, кто теперь полон сил» (Liv. XXVIII. 40). Старый вояка полагал, что пока в Италии находится армия Ганнибала, римлянам не следует отправлять легионы в Африку. Кунктатор хорошо знал, на что способен карфагенский полководец. Кроме того, он был негативно настроен по отношению к Сципиону, считая молодого человека безрассудным авантюристом, не способным до конца просчитывать последствия своих поступков.